Больничные байки
Шрифт:
— Как папа? — спросила она.
Женщина досадливо отмахнулась.
— Дай ему немного времени.
…
Вернувшись в отделение, Ксюша застала невероятную картину. Лизка, словно лысая фурия, таскала азиатскую девчонку за волосы по коридору и вопила: «Только подойди к нему еще раз, чертова дрянь, я из тебя вышибу все дерьмо!»
Девчонка надрывно выла и пыталась удрать, но Лиза крепко накрутила на кулак куцый хвостик и от души одаривала ту пинками и оплеухами. Маленькие пациенты боязливо выстроились вдоль стен, мамаши высовывались из палат, но вмешиваться
Ксюша уронила пакеты и кинулась спасать девчонку, движимая смутным чувством несправедливости — Лизка была почти вдвое старше и сильнее, а потому просто не имела права…
— Прекрати! — закричала она, — Ты в своем уме? Она же ребенок!
— Она — тварь, а не ребенок! — орала в ответ Лиза, продолжая валять девчонку, — Поймала ее у Пашкиной кровати!
Ксюша по наитию, ткнула пальцами Лизке между ребер, и та, взвизгнув, тут же выпустила девчонку и схватилась за бока. Девочка, подвывая, отползла под защиту одной из мамаш. Лизка же, войдя в раж, не смогла сразу остановиться, и навалилась уже на Ксюшу, мутузя ее кулаками по голове. Боли от ударов Ксюша почти не чувствовала, ибо сил в Лизе не осталось. Она, как могла, скрутила подружку и оттащила в палату.
— Хочешь, чтобы тебя попёрли отсюда за драку? — задыхаясь, спросила она, захлопнув дверь.
Лизка обмякла, сползла спиной по стене и разревелась.
— У Пашкиной кровати… паскудина…, - Она подняла на Ксюшу налитые слезами близорукие глаза и неожиданно подытожила, — Мне киздец, подружка…
— Ерунды не говори, — Ксюша с трудом добралась до своей кровати, оперлась о высокую спинку предплечьями и положила на них голову. Она явно надорвала свою несчастную спину, пока разнимала девчонок. Та горела огнем и мучительно дергалась, словно через позвоночник пропускали ток. А до следующего укола целая вечность! — Скажешь, что… ничего не помнишь. Спишут на побочки и сменят обезбол. Мне так и сделали после того, как… Решат, что подосланная партия пришла…
— Мне не дают обезбол…
Ксюша разогнулась и с трудом забралась на свою койку.
— Чего ты вообще на нее полезла?
— У Пашки тромбоциты завалились, — буркнула Лиза, не поднимая на Ксюшу глаза, — Сначала решила, что просто совпадение, а сегодня ее у его кровати застукала.
— Ничего не понимаю, — Ксюша поймала, наконец, Лизкин бегающий взгляд, — Думаешь, она решила воспользоваться случаем и стащить у него что-нибудь?
— Да нет! Это она ему кровь уронила! Она — ведьма!
Ксюша озадаченно уставилась на подругу и, несмотря на боли, чуть не расхохоталась, но что-то в Лизкиных интонациях ее вовремя остановило. Она знала, как легко потерять дружбу и доверие из-за неосторожно сказанного словца или вырвавшегося ненароком смеха. Особенно здесь, в больнице, где нервы и так у всех в постоянном напряжении.
— Ты угараешь? Какая из нее ведьма? Она же едва ли в первый класс пошла…, - осторожно произнесла она.
Так вот какие тут — в отделении — байки…
— Точно тебе говорю. Мы за ней уже давно наблюдаем и держались подальше. Если бы не Павлин… А теперь она за него взялась!
У Павлина, действительно,
— Знаешь, что мне всегда запрещала моя психолог? — спросила Ксюша.
— Нет, — выдержав некоторую паузу, бесстрастно отозвалась Лизка, — Что?
— Мистифицировать болезнь. Давать волю фантазиям. Искать псевдо логичные причинно-следственные связи. Дескать, я заболела, потому что нагрубила старушке из соседнего подъезда или стащила у папы деньги из кошелька, или не забрала домой помойного котёнка…
— Куда ты клонишь?
— Если ты думаешь, что Павлина настигла кара за то, что он дернул ее за волосы и пролил какао…
Лиза насупилась, хотела поправить очки, но вспомнила, что очки остались на полу в коридоре, и еще больше помрачнела.
— Ты здесь чуть больше недели, а мы — почти четыре месяца. И два последних за этой Чусюккей наблюдаем…
— Ее так зовут или это тоже прозвище?
— Это имя. Фамилия еще хуже. Что-то вроде Сыгыгар. Только Павлин прибыл позже, а потому и не верит. Теперь не видать ему выписки, как своих ушей. Да и мне… заодно.
Ксюша молчала. Звучало все интригующе, но ей совершенно не хотелось вступать в игру. Своей основной задачей в этих стенах она считала сохранение эмоционального баланса. Не истерить, не накручивать себя, поменьше фантазировать, всецело довериться докторам и строго следовать их предписаниям. Верить в лучшее, каждый день фокусироваться на позитивных моментах и философски относиться к негативным. Как в эту картину включить больничные страшилки?
— Не смотри на меня, как на психопатку! — Лиза рывком поднялась и направилась к Ксюшиной кровати, — Я тебе расскажу. Эта девка здесь уже два месяца. И с ее прибытием связана первая странность! Их сразу толпой привезли из детдома. Четверо маленьких ребят и три взрослых девочки. Катя — одна из них и самая стойкая. Была. Две других «сгорели» за полторы недели! И это при том, что все трое были здоровые кобылы, пока эту Чучундру-сюккей не доставили в детдом! Катька мне все и рассказала, пока… ну, пока еще могла говорить.
Ксюша напряглась. Вспомнилась та жуткая ночь. Свет из приоткрытой двери, копошение и звуки у Катиной кровати. Наутро её забрали в реанимацию, где девочка продержалась еще сутки, а потом…
— Расскажи, — сдавшись, попросила она, двигаясь к стенке и приглашая Лизу лечь рядом. Та забралась под одеяло.
— Ее привезли глубокой ночью, когда младшие уже давно спали. А старшаки, конечно, повысовывались из своих «казарм» (они так спальни называют). Катя говорила, что Чусюккей еще тощее была, чем сейчас. Кожа да кости, всклокоченные волосы и глазёнки эти узкие, черные. Привидение привидением! Она была в какой-то казенной больничной одежде, а к груди прижимала узелок со своими пожитками.