Больно берег крут
Шрифт:
Громко чавкала, хлюпала торфяная жижа под резиновыми сапогами Нурии, тяжелые липкие брызги летели из-под маленьких, слепо шагавших сапог мальчика, а сверху их кропил и кропил непрестанный дождь.
Серая, колышущаяся дождевая завеса сразу накрыла Нурию, едва та отошла от больницы, дождевые струи мигом смыли, стерли с земли ее следы и следы ее сына.
Принимавшая роды, многодетная, до срока износившаяся санитарка долго глядела из окна вслед Нурии и шептала:
— Помоги ей, господи. Помоги…
Глава девятая
1
Их
Поначалу они хотели одного — скопить поскорей нужную сумму и убраться восвояси. Но когда желанные суммы были сколочены и домочадцы готовились к встречи блудных отцов, те вдруг поняли, что не уедут с Севера, потому что не смогут жить в другом месте и по-иному. Тогда они заявились к Бакутину и, кинув рукавицы на стол, потребовали квартиру: «Три года в общаге — за глаза, хотим жить по-людски, с семьями». Предвидя возражение начальника, рабочие загодя распалили себя, готовы были на скандал, но Бакутин сразу остудил их, спокойно и негромко сказав:
— Не кипятитесь, самовзводы. Садитесь. Вот так. Теперь слушайте. В шестом микрорайоне кончают пятиэтажный крупнопанельный. Видели?
— Видели, — хором ответили ремонтники.
— В нем получите по двухкомнатной квартире. Новый год будете встречать с семьями в новом доме. Устраивает?..
Полетели длинные письма-директивы родным: что продавать, что взять, когда быть к отъезду готовым. С того дня предстоящее долгожданное воссоединение семей сделалось главной темой разговора ремонтников. Едва выпадала свободная минутка, как тут же кто-нибудь из троих ронял ненароком: «Уже полы красят». — «Но? Здорово жмут!» — обрадованно подхватывал другой, и пошло-поехало вокруг да около строящегося дома. Они постоянно бывали на стройке, знали там и рабочих, и мастеров, и прорабов, знали, в каком подъезде отделаны квартиры добротней и лучше, а в каком неряшливо, кое-как, лишь бы прикрыть наготу стен от глаз приемной комиссии…
В тот день ремонтники с раннего утра ковырялись в паукообразном хитросплетении труб замерной установки, притирали клапана, меняли сальники задвижек
— Сегодня будут распределять. Это точно. Надо узнать номера своих квартир да полегонечку довести их до ума…
— Вылижешь, выскоблишь, а там возьмут да передумают, — поосторожничал Фома.
— Не должно, — возразил Матвей. — Бакутин не любит назад пятками.
— Я и говорю, — снова вытащил свою идею Павел. — Время есть. Руки не наемные…
Неспешно обговорили все, что требует незамедлительной переделки или доводки в новых, еще не сданных квартирах, где раздобыть нужный материал, как уломать прораба, и когда тема была исчерпана до дна и пора было снова приниматься за дело, совершенно неожиданно разговор метнулся в сторону, соскочил с обкатанного пути и, разом отяжелев, неторопкой весомой мужицкой поступью пошел торить крутую тропу в неизведанное.
— Я ведь, честно сказать, зачем сюда ехал… — Павел обнес товарищей куревом.
— Известно: за рублем! — откликнулся Фома, добывая из протянутой пачки сигарету.
— Само собой, — подтвердил Матвей, зажигая спичку.
— А что с того вышло? — спросил Павел и тоже клюнул сигаретой в крохотный костерок горящей спички. Причмокнул сладко, громко затянулся, пустил сизую струю в потолок. — А? — Вздохнул. — В том — вся закавыка, вся премудрость жизни. Целишься сюда, — махнул перед собой, — шагаешь туда, — показал вправо, — а оказываешься тут, — ткнул оттопыренным большим пальцем за спину.
— Это как же? — не понял житейской премудрости друга Фома.
— Ты не камыш на ветру, — возразил и Матвей. — Целишь влево, бьешь вправо, этак знаешь можно куда?
— Знаю, — не смутился Павел. — И то, что не камыш — тоже знаю. Иной раз железа крепче. И что? Все одно — не сам клонюсь, меня клонят. Еще как! Надумал я квартиру… в кооперативе… почти в центре Воронежа… трехкомнатную. Туда-сюда… не хватает, — сложив пальцы правой руки в щепоть, потер большим об указательный. — Тут и подвернулся Турмаган. Где наша не пропадала. Работы — не боюсь, по безделью — не сохну. И силенок — хватит. И руки ко всему привычны…
— Это я сразу приметил, — поддержал Фома. — Не стекольщик тебя делал, а насквозь просвечиваешь.
— В работе человек всегда по самое донышко виден, — не смолчал Матвей.
— Ну вот, — Павел довольно улыбнулся. — Так и вышло: тесал дышло — топорище получилось. Впрягся я, даванул. И по шесть, и по восемь сотен в месяц. Да еще пришабашу. За год наклепал на квартиру. В отпуск поехал — все шмутки заскреб: не ворочусь, считал…
— И просчитался, — Матвей широко улыбнулся, сверкнув белой металлической коронкой.
— Считай не вдалеке, а в кулаке, — поучительно высказал Фома.
— А почему воротился? — спросил не то себя, не то приятелей Павел. — В том-то и фокус… Да… — Повременил чуть, погасил окурок. — Дома чинно, благолепно. Праздник, а не жизнь. У меня теща — маршал по домашности. И жена… Встретили как победителя. Не знают, чем потчевать, как приласкать. Детишки тоже льнут, ластятся. И очередь для взносу за квартиру подошла. А? Три горошка на ложку, только рот разевай. А я зубов не разожму. Пока недели две отъедался, отсыпался… куда как хорошо. Потом — шабаш. Не пьется, не любится. Потому как — тоска. Вот по этому стылому небу. По болотам проклятущим. По суете турмаганской… Стреножил меня Север и наручники надел…