Болотный колдун
Шрифт:
Там должны лежать моток тонкой и очень прочной веревки, несколько металлических крючков и браслетов разной формы, десяток куриных яиц, бамбуковая трубочка и еще масса всяких штуковин, описать которые я не берусь. Все эти вещи – как утверждает Федор – обязательные принадлежности ниндзя. О назначении же их он обещал мне поведать в деревне.
В общем, судя по его виду, он основательно подготовился к отдыху. Хотя, справедливости ради, я должен сказать, что Федор к любому делу готовится тщательно.
Автобус уже стоит. Нам покупают билеты,
– Ну, это уж слишком, – и вдруг мне самому становится очень тоскливо.
Автобус бежит быстро, свежий ветерок врывается в приоткрытое окно и приятно щекочет лицо. Мимо проносятся зеленые поля и редкие березовые колки. Дорога почти прямая и мне становится гораздо веселее.
Пассажиров мало. Это, в основном, деревенские жители, возвращающиеся домой. Почти все они задремали, и я, слыша их дружное сопение вокруг, тоже постепенно начинаю клевать носом. Моя голова то и дело падает на бок и стукается о плечо Федора. Он аккуратно перекладывает ее на другую сторону и продолжает изучать карту нашей области, которую прихватил с собой.
Деревня, в которую мы едем, обозначена на этой карте маленькой точкой. Интересно, что Федор там разглядывает?
Мои размышления прерываются сами собой – автобус останавливается. Приехали. Меня разморило, и я вяло выбираюсь на воздух, волоча за собой сумку. Федор, напротив, оживлен и весел, бодро подталкивает меня в спину:
– Быстрей! Быстрей! Ты похож на размороженную курицу, но я сделаю из тебя человека. Через две недели тебя никто не узнает!
Я плетусь с ним по пыльной деревенской улице, думая о том, хочу ли я, чтобы меня через две недели не узнали?
Мы проходим через всю деревню, направляясь к самому крайнему дому. Каким-то образом, Федор уверенно находит дорогу.
Домик совсем небольшой, можно даже сказать, маленький, и довольно древний на вид. Окна у него почти вросли в землю. Зато чердак выглядит совсем по-другому, внушительно и крепко. Он как бы придавил своей тяжестью домик, весь согнувшийся под ним.
Дом стоит на самом краю обрыва. Внизу течет речка с густо заросшими берегами. Мы останавливаемся у запертой калитки и топчемся в нерешительности – видно, Федор все же не очень уверен, что правильно нашел дорогу. Пока он пробует открыть калитку, я оглядываю окрестности.
Погода ясная и воздух неправдоподобно прозрачен. Одинаково четко видны деревья за домом и возле речки. Кажется, я даже различаю отдельные листочки.
Задрав голову, смотрю на чердак. Он невольно притягивает внимание: темный, похожий на огромную нахохлившуюся ворону, и словно бы тоже разглядывает меня своим единственным глазом – чердачным окном.
Мне становится немного не по себе, но в это время из домика навстречу нам выскакивает бабушка
Ее не успели предупредить о нашем приезде, и она прямо не знает, куда нас теперь усадить. Но когда Федр сообщает ей, что мы пробудем в деревне не меньше двух недель, она быстро успокаивается, понимая, что успеет еще порадоваться. Времени ей на это вполне хватит. Даже слишком, я думаю, если принять во внимание новое увлечение Федора.
Бабушка усаживает нас за стол и перед нами появляются огромные кружки с холодным молоком. В тарелке лежит, нарезанный толстыми ломтями, свежий хлеб. В блюдце налит желтый, тягучий мед.
– Вот это пища для настоящих мужчин! – говорит Федор, и мы набрасываемся на еду с таким аппетитом, что бабушка завороженно смотрит на нас, подперев щеку рукой. На лице ее ясно видна жалость к городским заморышам.
Отяжелев, мы с трудом выбираемся из-за стола, и бабушка отправляет нас отдохнуть. Зайдя в маленькую комнатку, я слышу, как за стеной она убирает посуду.
– Никогда не видела таких бледных детей,– доносится ее бормотание.– Но ничего, у меня быстро поправятся. Дома и не узнают.
«Вообще-то меня вполне устраивает быть таким, как есть», – думаю я, садясь на кровать, которая после еды неодолимо влечет меня. Но с Федором разве отдохнешь?
Он бесшумно открывает окно, выходящее в сад с задней стороны дома. Окно расположено так низко, что им легко можно пользоваться, как дверью. Что мы и делаем.
Пройдя через сад, в котором растут яблони, но пока еще нет яблок, перелазим через низенький заборчик и оказываемся на самом краю обрыва. Под нами речка, и мы несемся к ней, хохоча от радости и на бегу стаскивая с себя рубахи.
Речка- смех один – метра три в ширину. Но это не мешает нам, забыв обо всем, с разбегу плюхнуться в долгожданную воду.
Мы бултыхаемся до тех пор, пока окончательно не синеем – вода в речке, несмотря на жару, холодная. Потом лежим на нагретой траве и ничего не делаем. Просто радуемся.
Ни ветерка, ни облачка. Тихо так, что даже в ушах шумит. Потом снова купаемся, и Федор демонстрирует мне искусство сидеть под водой и дышать через трубочку из камыша. Это у него неплохо выходит, что правда, то правда. Но мне почему-то не хочется следовать его примеру, сколько он ни предлагает. Воды в речке по грудь, и сидеть на дне, как лягушка, мне незачем.
Домой мы возвращаемся только к вечеру. Бабушка доит корову, во дворе гуляют гуси. Зная о давней любви Федора к этим благородным птицам, я вежливо пропускаю его вперед. И Федор с прямой, как доска спиной и решительным лицом, мелкими шажками движется к крыльцу. Гуси не обращают на нас никакого внимания, и это успокаивает Федора. Войдя в дом, он тихо спрашивает:
– Видел чердак? Очень странный у него вид. Ведь дом давно не ремонтировали, а чердак как новый. И вообще, он слишком велик для этой избушки. Пора его осмотреть, как следует!