Большая Игра против России

Хопкирк Питер

Предоставив хозяину вполне достаточное время для осмотра подарков, которые должны были подогреть его жажду регулярных поставок британских товаров, Шоу предложил более детальные переговоры отложить до следующей встречи. Якуб Бек охотно принял предложение. Когда же англичанин заметил, что в следующий раз в связи с несовершенством его фарси может понадобиться переводчик, хозяин ответил: «Между вами и мной третий не нужен. Дружба перевода не требует». С этим он крепко пожал Шоу руку и заявил: «Теперь отдыхайте и развлекайтесь. Воспринимайте этот дворец и все, что в нем есть, как ваше собственное достояние, а через два дня состоится наша новая беседа». И она будет намного длиннее, уверил он посетителя, и не окажется последней. Напоследок он вызвал сановника, который принес великолепные атласные одежды. Шоу тут же помогли в них облачиться.

Той ночью Шоу с удовлетворением отметил в дневнике: «Король принял меня

очень любезно». После столь впечатляющего приема вполне можно простить, что он поверил, будто добился расположения коварного Якуб Бека и обыграл русских, которые, как известно, до завоевания Китайского Туркестана его нынешним правителем активно развивали там торговлю. Шоу мысленно уже видел, как сбывается его мечта о чайных караванах, устремляющихся через перевалы. В самом деле, прежние торговые связи Кашгара с Китаем распались, и Якуб Бек весьма нуждался в новых друзьях и торговых партнерах. Не секрет, что его отношения с Санкт-Петербургом не сложились, поскольку, изгоняя китайцев, он заодно аннулировал и особые торговые концессии, полученные Игнатьевым для российских купцов согласно Пекинскому договору. К тому же в Кашгаре ходили упорные слухи, что русские выдвигают к границам войска и намерены отвоевать у нового правителя его владения. Мог ли Якуб Бек желать лучшего союзника, чем Великобритания которая побеждала в войнах и с Россией, и с Китаем?

Но дни проходили за днями, никаких вестей от Якуб Бека не было, и Шоу постепенно стал терять уверенность и все чаще задавался вопросом, что же творится на самом деле. Скоро дни обернулись неделями; Шоу уже уныло подумывал о судьбе Конолли и Стоддарта в Бухаре и спрашивал себя, не стал ли он заложником или каким-то привилегированным узником. Обращались с ним вежливо, обеспечивали всем, что ни попросишь, но выяснилось, что его перемещения весьма ограничены: пока что ему не позволяли покидать даже свой квартал, не говоря уже о выезде из Кашгара. Впрочем, он не тратил времени впустую. От многочисленных посетителей он старался получить как можно больше политических и прочих сведений относительно правления Якуб Бека. Он узнал например, что до его прибытия в Кашгаре практически ничего не знали об англичанах в Индии, не говоря уже об их мощи и влиянии в Азии. До сих пор полагали, что они были просто вассалами махараджи соседнего Кашмира, очень вероятно, что это было частью запущенной русскими дезинформации.

Еще он узнал о прибытии в город двух новых путешественников. Одним был его конкурент Джордж Хейуорд, который наконец получил разрешение посетить Кашгар — и нашел что просто сменил домашний арест в Яркенде на домашний арест в столице. Разумеется, Якуб Бек взял его под бдительный присмотр. Так же как с Шоу, с ним хорошо обращались, но стерегли день и ночь, возможно, потому, что в Яркенде Хейуорд совершил краткую нелегальную вылазку из своего квартала, причинив тамошним властям серьезные затруднения. Произошло это незадолго до того, как они с Шоу, используя доверенных курьеров, сумели вступить в контакт друг с другом и поддерживать нерегулярную, но секретную переписку.

Другим новоприбывшим был некто неизвестный. Первым свидетельством его присутствия стала полученная Шоу написанная по-английски записка, содержавшая два довольно любопытных сообщения. Называя себя просто Мирза, неизвестный утверждал, что послан в Кашгар из Индии (кем — он умалчивал) и что провел тайное обследование региона. Он просил Шоу одолжить ему часы, объясняя, что его собственные поломались, а ему для окончательного завершения миссии нужно обязательно провести астрономические наблюдения. По той же самой причине ему надо было знать точную дату по европейскому календарю. Шоу не представлял, кто бы это мог быть, и опасался подосланных Якуб Беком провокаторов. Так что он решил не вступать ни в какие отношения. «У меня есть серьезные сомнения в его подлинности», — отметил он в дневнике, добавляя, что если человек, у которого окажутся его часы, на чем-то попадется, это бросит опасное подозрение на него самого. Поэтому Шоу послал передать таинственному вновь прибывшему на словах, что у него, к сожалению, нет запасных часов. Таким образом, он избежал необходимости указывать незнакомцу хотя бы дату.

Но человек, которого Шоу не знал, существовал в действительности. Его полное имя было Мирза Шуджа, и он в точности исполнял свои обязанности. Индийский мусульманин на британской службе в Индии, в прошлом году он вышел из Кабула и в разгар зимы пересек Памир. Испытание было суровым, но Мирза, по счастью, остался жив и сумел выполнить задание, которое состояло в том, чтобы разведать маршрут из Афганистана в Кашгар. В Кашгаре, помимо того, что ему следовало ко всему присматриваться и прислушиваться, нужно было попытаться установить точное его местоположение по карте. Но этого нельзя было

сделать без часов — инструмента, в тогдашнем Кашгаре совершенно недоступного. Поэтому он не мог поверить своей удаче, когда узнал, что в столицу Якуб Бека незадолго до него прибыл англичанин. Резкая отповедь Шоу могла быть воспринята как пощечина тем, кто рисковал столь многим ради своих хозяев-англичан и кому в конечном счете суждено было отдать ради них свою жизнь. На самом деле Мирза Шуджа был не простым человеком, он принадлежал к элитной группе избранных и высокоученых индусов, известных как ученые мужи — пандиты.

* * *

Идея использования туземных исследователей для негласного обследования спорных или находящихся вне зон упорядоченного правления регионов за границами Индии возникла как следствие строгого запрета вице-короля рисковать там английскими офицерами. Из-за этого Служба Индии, которая обеспечивала власти картами всего субконтинента и прилегающих регионов, оказалась в большом затруднении, когда началось картографирование Северного Афганистана, Туркестана и Тибета. Вот тогда работавший на Службу молодой офицер, капитан королевских инженерных войск Томас Монтгомери, наткнулся на блестящее решение. Почему бы, спросил он начальство, нам не послать втайне произвести изыскания в этих запретных районах специально обученных туземных исследователей? Разоблачить их гораздо труднее, чем европейцев, как бы хорошо последние ни маскировались. Если же их все-таки обнаружат, это вызовет у властей меньше политических проблем, чем если на месте преступления за картографированием каких-то особо чувствительных и опасных районов поймают британских офицеров.

В свете намерений британского и индийского правительств в Центральной Азии ни во что не впутываться неудивительно, что смелый план Монтгомери одобрили и за несколько следующих лет за границу под покровом секретности отправили множество исследователей-индийцев, включая Мирзу Шуджа. Все они были горцами, тщательно отобранными за исключительный интеллект и изобретательность. Поскольку разоблачение или даже подозрение грозило немедленной смертью, само их существование и деятельность следовало по возможности хранить в тайне. Даже в стенах Службы Индии они были известны просто под номерами или условными кличками, криптонимами. Б серовато-коричневом здании штаба Службы в Дехра Дан, в предгорьях Гималаев, их обучением занимался лично Монтгомери. Некоторые из разработанных им методов и специальное оборудование свидетельствовали о чрезвычайной изобретательности.

Сначала Монтгомери с помощью системы тренировок обучал своих людей поддерживать постоянный темп движения, который оставался неизменным вне зависимости от того, преодолевался ли подъем, крутой спуск или передвижение происходило по равнине. Затем он преподавал им способы точной, но осторожной фиксации числа мерных отрезков, пройденных за день. Это позволяло, не возбуждая подозрений, с замечательной точностью измерять огромные расстояния. Часто они путешествовали под видом буддистских паломников, которым регулярно дозволялось посетить святые участки древнего Великого Шелкового пути. Каждый буддист нес четки из 108 бусинок, чтобы пересчитывать свои молитвы, а также маленькие деревянные и металлические молитвенные колеса, которые по пути вращал. Обе эти принадлежности Монтгомери модернизировал в своих интересах. Из четок он удалил восемь бусинок — не так много, чтобы это заметили, но осталось математически круглое и удобное число 100. После каждых ста шагов пандит как бы автоматически откладывал одну бусинку. Каждый полный кругооборот четок, таким образом, составлял 10 000 шагов.

Общую протяженность дневного марша, равно как и прочие осторожные наблюдения, следовало так или иначе скрытно от любопытных глаз зафиксировать. Вот здесь оказалось неоценимым молитвенное колесо с его медным цилиндром. В него вместо обычного рукописного свитка молитв помещали рулон чистой бумаги. Он служило как бы вахтенным журналом, который можно было легко вытащить, сняв верхушку цилиндра; некоторые из свитков все еще хранятся в Индийском государственном архиве. Оставалась проблема компаса — ученым мужам требовалось регулярно определять направления движения. Монтгомери сумел вмонтировать компас в крышку молитвенного барабана. Термометры, необходимые для вычисления высот, были упрятаны в верхней части паломнических посохов. Ртуть, необходимая для установки искусственного горизонта при снятии показаний секстана, хранилась в раковинах каури, и в нужное время ее наливали в молитвенный шар паломника. Одежду ученых мужей дополняли потайные карманы, а дорожные сундуки, которые несли с собой большинство туземных путешественников, оборудовали двойным дном, в котором прятали секстан. Всю эту работу под наблюдением Монтгомери выполняли в мастерских Службы Индии в Дехра Дан.