Большая книга перемен
Шрифт:
– Во-первых, перестань ругаться. Весь праздник мне испортил…
– Да ты сам испортил себе! Едешь и лоснишься, как пузырь! А левая рука не должна знать, что делает правая – в Евангелии сказано!
– Типичная ошибка, – сказал Павел Витальевич, стараясь быть спокойным. – Я у батюшки своего, у духовника, тоже спрашивал про Евангелие, как там некоторые места понимать. Ну, насчет того, что последнюю рубашку отдать, что богатому труднее в игольное ушко пролезть, чем в рай, что не мир принес, а меч. Он говорит: все неофиты, говорит, понимают Евангелие слишком буквально. Христос изъяснялся образно и притчами. И без церкви, без
– Может, и схожу. Но ты на теорию не сворачивай. Давай конкретно. Ты в Бога веришь?
– Верую, – твердо ответил Павел.
– Веришь, что перед Богом все равны?
– Опять ты… Ну, верую. Но я же…
– Тогда купи себе местечко в курятнике на отшибе! То есть там даже и покупать не надо, и так отнесут!
Шура знал, о чем речь: курятником назвали в народе новое кладбище в километре от Сарынска. Там была птицефабрика, а возле нее отвели земли под кладбище. Поэтому и курятник. На старом кладбище за большие деньги тоже можно подселиться или заранее купить местечко, что и сделал Павел Витальевич. Почему нет? Человек может? Может. Что плохого, если он хочет, чтобы Богу его было виднее? Ласковый ребенок тоже на глаза отцу хочет показаться.
– Что ты прицепился к могилам? – спросил Павел Витальевич. – Вера от этого не зависит.
– А от чего?
– От веры. Я верю, а ты нет, вот и все.
– А от веры что-то зависит?
– Не понял?
– Ты веришь, я нет. Ты лучше оттого, что веришь?
– Ну… Стараюсь по крайней мере. Понимаю, что я грешник, и стремлюсь очиститься. По силам. А ты собой доволен.
– Это ты так считаешь!
Шура был согласен с Павлом Витальевичем. Он слушал и слышал, что Сторожев именно чувствовал себя правым и был доволен своей правотой.
– Хорошо, – сказал Сторожев. – Допустим, я врач, то есть не допустим, а так и есть, я врач, я никого не зарезал, не ограбил, и собой доволен. И это плохо – что доволен. А ты крупный бизнесмен, и уже в силу своего бизнеса не знаю уж, кого ты зарезал, но ограбил – это точно.
– Понимал бы ты.
– И понимать нечего. Нет русского бизнеса без грабежа.
– Ты к чему клонишь, скажи сразу?
– К тому, что ты режешь и грабишь, но собой недоволен, а я лечу людей…
– Задаром, ага.
– Не задаром, но лечу. И собой доволен. Но я все равно, б… дерьмо, потому что не верю, а ты ангел, потому что веришь. И стремишься очиститься!
– Я не ангел. Нет, сходи к моему батюшке, он тебе все объяснит.
– Да что ты мне своим батюшкой! Если даже право на жизнь покупается, а не верой дается, он мне это объяснит?
– Не понял? Жизнь еще никто купить не может.
– Как сказать! Вон Будырин – восьмой год держится на заграничных дорогих лекарствах, консультант к нему из Германии раз в два месяца прилетает, а один мой пациент, прекрасный человек, с той же самой болезнью, но бедный, денег нет – и сгорел за два года! Восемь лет и два года – есть разница? У Будырина купленная жизнь или нет? А вот тут, – Сторожев ткнул пальцем в темноту, непонятно куда, – лежит женщина, умирает, и, кроме новокаина, ей ничего дороже вколоть не могут! Ну, и еще что-то, без чего совсем нельзя. И манная каша по праздникам! Хотя она, быть может, верует побольше и поглубже всех нас, вместе взятых! Почему это? Как это?
– На земле справедливости нет, – хмуро ответил Павел Витальевич. – Это я тебе и без батюшки скажу.
– Поразил! В самое сердце! Значит, и Бога на земле нет?
– Ты так говоришь, будто Бог это начальник. Как начальника, да, на земле его нет. А смысл Божий есть. Божий план есть. Я тоже у батюшки спрашивал: как это, хорошие люди умирают, дети умирают? Непонятно. Он сказал: есть план, часть его тут, на земле, маленькая часть, а основная там.
– В царстве небесном?
– Ну да. И от того, как ты, тут, относишься к тому, что там, зависит, спасешься ты или нет. Ты вот не хочешь спастись, твое дело.
– А ты-то как хочешь спастись? Церквей понастроить? Свечек наставить? Молитвами бога ублажить? Или все-таки другим отношением к миру, к людям?
– Да не ори ты! – с досадой сказал Павел Витальевич. – Вот орет… Хочешь серьезно поговорить, я тебе двадцать раз посоветую – иди к батюшке. Я все равно не объясню. Чувствую, а объяснить не сумею. И как тебе объяснить, если ты не просто в Бога не веришь, ты не хочешь верить!
– Я хочу! – возразил Сторожев. – Но вы мне не даете!
– Кто мы? Верующие? Додумался, поздравляю! Лучше скажи, о ком ты говорил, кто там у тебя? – Костяков кивнул в сторону Водокачки, мимо которой они сейчас проезжали.
– Там? Женщина. Очень больная. Я ее любил когда-то. Она умирает.
– Нужна помощь?
– Да ладно, я же не к этому говорил.
– Почему не к этому? Можем прямо сейчас взять и заехать.
– На ночь глядя? Как я объясню?
– Как-нибудь объяснишь. Шура, сворачивай.
Подъехали к домику на окраине Водокачки. Костяков и Сторожев пошли в дом. Шура сидел в машине и смотрел вокруг. Открыл дверцу, чтобы подышать вечерней прохладой.
Думал: Бог Богом, а порядок надо наводить. Что за люди тут живут, рук у них нет? Вон лежит ржавое корыто вверх дном, зачем оно здесь, почему не убрать? А вон целое звено штакетника повалилось, почему не поднять, не прибить доски? Краска на доме облупилась, почему не покрасить заново? Не такие уж большие деньги, только руки приложить. А вы всё – Бог, Бог. Бог и без вас обойдется, а дом нет, о нем надо заботиться.
Резко открылась дверь, на крыльцо шумно, с топотом, вышли люди. Сторожев, Павел Витальевич и какой-то мужчина. Мужчина кричал:
– На экскурсию, что ли, приехали? Миллионер в трущобах? Я тебя, Валера, не просил сюда кого попало возить!
– Слушайте, не надо, – урезонивал Павел Витальевич. – Мы по-доброму.
– Ни по какому не надо! Все, до свидания!
И мужчина закрыл дверь.
Когда отъехали уже на порядочное расстояние, Костяков спросил:
– И как это понимать?
– Сам не знаю, – ответил Сторожев.
– Да… Девушку жалко – какая красавица. Прямо гордость берет за наш народ – сохранился еще генотип. Причем славянский, заметь.
– Да, – сказал Сторожев.
– Ну что, отвезем тебя домой? – предложил Павел Витальевич.
– Ты же хотел, чтобы я у тебя ночевал. Во избежание.
– Я сегодня в безопасности. Пропала охота.
– Точно?
– Железно.
– Ну смотри.
Отвезли Сторожева обратно в город, вернулись. Поставив в гараж машину, Шура зашел в дом. Заглянул в гостиную, увидел, что Костяков сидит за столом перед бутылкой. Обманул он все-таки Валерия.