Большая книга перемен
Шрифт:
Даша пришла в театр, познакомились, Егор повел ее в зал, попросил подождать, пока он закончит репетицию – одну из последних перед премьерой. Заодно пусть снимает рабочие моменты, а актерам он скажет не обращать внимания.
Пьеса называлась «Бабло-блюз», ее сочинила молодая московская драматургесса Таня Яшко, бывшая работница банка. Сюжет: молодая семья берет кредит, потом муж лишается работы, жена беременеет, муж ищет деньги и новую работу, тщетно, он придумывает авантюру – попадает хитростью на прием к важным и богатым людям и заявляет, что они обязаны дать ему денег.
Сейчас разыгрывался
ПШИБЫШЕЙКИН. Я все понимаю, то есть я ничего не понимаю. Главное, я не понимаю, с какой стати я должен дать вам денег?
ЗЕРО. Вы всем должны. Но я первый догадался прийти и сказать вам об этом.
ПШИБЫШЕЙКИН. Но за что?
ЗЕРО. Вы хотите легко отделаться. Я скажу вам за что. Но только после того, как деньги будут переведены на мой счет. Хотя можно и наличными. У вас наверняка в сейфе миллионов пять-шесть на карманные расходы. Миллиона мне хватит.
ПШИБЫШЕЙКИН. Выйдите отсюда.
ЗЕРО. Рискуете.
ПШИБЫШЕЙКИН. Чем это?
ЗЕРО. Я ведь уйду.
ПШИБЫШЕЙКИН. На здоровье.
Зеро встает, идет к двери.
ПШИБЫШЕЙКИН. Стойте! Нет, просто даже смешно, что такого вы мне можете сказать, чего я сам о себе не знаю?
ЗЕРО. Естественно, ничего. Но есть вещи, относительно которых вы убеждены, что никто, кроме вас, о них не знает. Ни одна душа. А вдруг это не так?
ПШИБЫШЕЙКИН. Это вы о чем?
ЗЕРО. Для наглядности приведу пример. В детстве я мастурбировал. Как все. Приходил из школы домой и, пока никого не было… Раздевался догола для удобства…
ПШИБЫШЕЙКИН. Без подробностей!
ЗЕРО. Раздевался догола для удобства, закрывал шторы, потому что напротив был дом – вдруг кто-то подглядел бы. Стоял перед зеркалом или лежал, глядя в потолок и воображая. Или смотрел что-то порнографическое в Интернете. Там полно такой ерунды в помощь юному онанисту, вы же знаете.
ПШИБЫШЕЙКИН. Ничего я не знаю!
ЗЕРО. Однажды, на другой день после очередного сладостного акта мастурбации я пришел в школу, сидел на уроке и увидел, как мой рыжий и конопатый одноклассник Никита Лукин шепчется о чем-то со своим соседом Женей Молочковым, посматривает в мою сторону и хихикает. Я похолодел. Я знал, что Никита живет в доме напротив. Я сразу же представил, что он каким-то образом увидел, что я делаю, и вот теперь рассказывает. И об этом будет знать вся школа.
ПШИБЫШЕЙКИН. Как он мог увидеть?
ЗЕРО. Неважно. В бинокль, в щелку между штор, в камеру видеонаблюдения, которую тайком поставил. Я сразу же предположил сто вариантов – и все показались возможными. Подростковая мнительность – страшное дело. Я уже чувствовал себя разоблаченным. Вся школа хохочет надо мной. Девчонки обзываются, пацаны плюются.
ПШИБЫШЕЙКИН. Я думал, у вашего поколения более здравый подход к этому делу. Не считается грехом.
ЗЕРО. Никаких поколений нет. Есть отдельные люди, коллективы, тусовки, общества. В нашей школе это считалось быдлячеством. Считалось, что у нормального пацана должна быть девушка, а не правая рука. Самое при этом смешное, что
ПШИБЫШЕЙКИН. Как это?
ЗЕРО. А вы не знали? У каждого, кто занимается онанизмом, на ладони растут волосы.
Пшибышейкин невольно взглядывает на свою ладонь, Зеро хохочет.
ПШИБЫШЕЙКИН. Это трюк, глупость! Любой человек поневоле посмотрит, даже тот, кто никогда…
ЗЕРО. Вот! В корень смотрите! Мы готовы уличить себя даже в том, чего не делали, что уж говорить про остальное! Короче, меня бросило в жар и я похолодел, как вы сейчас.
ПШИБЫШЕЙКИН. Я не…
ЗЕРО. На перемене я подошел к Никите, к чему-то придрался, сначала ругались, а потом я его ударил. А он меня. Но я был сильней. Я бил его до крови. Такую злость в себе обнаружил… Вот так люди и становятся убийцами.
ПШИБЫШЕЙКИН. Ну, и к чему вы это? Не понимаю.
ЗЕРО. Да все вы понимаете. Есть то, что вы делали и думали, что никто не знает. Шторы закрыты, никаких камер наблюдения. А вдруг каким-то образом кто-то знает? Или догадывается?
ПШИБЫШЕЙКИН. Кто, как?
ЗЕРО. А, значит что-то есть!
В этом месте Егор прервал репетицию. Сказал актеру, игравшему Зеро:
– Петя, я уже говорил: не так злорадно! Ты любишь свою жертву. Волк любит зайца за то, что заяц дал ему возможность доказать, что он, волк, быстрее и сильнее. Ты говоришь даже с сожалением. Тебе жаль, что противник так быстро сдался.
– Повторить?
– Нет, просто запомни, хорошо? Ты ведь это уже делал.
– Я помнил, просто сбился.
Затем по ходу пьесы герой Зеро, заставляющий всех подозревать себя во всем сразу и считать, что это может быть кому-то известно, сам начинает подозревать жену, а потом и себя. Он мучается, ему кажется, будто он сделал что-то ужасное, но по каким-то причинам не знает или не помнит. Пристает к жене с расспросами. Жену по очереди играли две актрисы – одна, судя по всему, опытная, умелая, вторая – что-то вроде стажерки. Играя, она оглядывалась на зал, на Дашу, Егор сделал ей замечание и закончил репетицию. Они с Дашей сели перед пустой сценой.
– Интересно, – сказала Даша.
– Рад, что вам понравилось. Теперь поговорим?
Даша с неудовольствием почувствовала, что слегка смущается. Егор был серьезен, задумчив, весь в своих мыслях, будет неприятно показаться ему глуповатой, задать слишком примитивные вопросы. Надо подстраховаться.
– Я буду спрашивать всякую чепуху, потому что, сами понимаете, для какой это газеты. Приходится учитывать формат.
– Учтем, – согласился Егор, улыбнувшись.
– Первый вопрос. Если в двух словах, о чем пьеса?
– Если в двух, то о жизни, – ответил Егор. – Предлог – это слово?
– Вроде бы. У театра есть какая-то программа?
– Я ненавижу слово «программа». Программа пусть будет у какой-нибудь партии и у компьютеров. Извините за высокопарность, искусство – вот программа.
Действительно дурацкий вопрос, подумала Даша.
– Я имею в виду – эстетическая программа.
– Я понял.
Идиотка, подумала Даша. Ясно, что эстетическая, какая же еще? С чего это я глупею прямо на глазах? Хоть бросай интервью к черту.