Большая книга восточной мудрости

Евтихов Олег Владимирович

Несмотря на всю свою морально-этическую терминологию, происхождением которой мы обязаны в основном попыткам «преобразовать» китайские реалии в христианизированный лексикон Запада, конфуцианство, равно как и вся китайская традиция, не морально – оно прагматично. Именно это и составляет ядро китайской цивилизации, и это открывается и в политической культуре, и поведенческих стереотипах, и в особенностях мышления.

Конфуцианство, в отличие от индивидуального учения самого Конфуция, не целостное учение, не стройная система взглядов, представлений, политических доктрин и морально-этических установок. Это политическая идея, объединяющая Китай. Это и абсолютный слепок национального

характера китайской нации. Зачастую в китайской экзегетике представляется, что конфуцианство повлияло на весь облик современного Китая, на психологию и поведение всего населения Поднебесной, начиная от императора и заканчивая простолюдином. Но кажется, в реальности дело обстояло абсолютно противоположным образом: конфуцианство само явилось лишь слепком с уже сложившегося стереотипа поведения и мышления. И здесь оно удивительным образом из «матрицы идеального китайца» и благородного мужа превращается лишь в констатацию уже существующего стереотипа.

Конфуцианство – гносеологическая абстракция, абсолютный объем, который может быть наполнен практически любым содержанием. Нередко китаец, как бы сканируя свои мысли, стереотипы и особенности поведения, говорит: «Вот это и есть конфуцианство». Итак, конфуцианство – не то, что должно быть, а то, что уже сложилось, уже живет и развивается. Оно не корректирует поведение, а оправдывает его. Так выглядит некая великая символическая идея, вмещающая все, что угодно.

Символизм «слова Конфуциева» прослеживается практически во всех высказываниях Учителя. Следует заметить, что еще никем не доказано, что записи слов Учителя велись с ходу, то есть записывались в момент его наставлений или вскоре после этого. Возможно, это воспоминания, впечатления, записанные (и, разумеется, додуманные) через весьма продолжительный период времени. И писали уже не столько слова Конфуция или о Конфуции, сколько в анналы вносились слова Идеального Учителя, который становился символом наставничества и правильного поведения в соответствии с ритуалом.

Стало привычным именовать Конфуция «величайшим мудрецом», но в действительности очень сложно объяснить, почему история выделила именно его из созвездия блестящих философов и значительно более удачливых администраторов, которые жили на одном временном отрезке с ним. Кажется, в отличие от многих своих современников Конфуций оказался как раз не возвышен, а максимально приземлен, практичен, он рассуждал о вещах «посюсторонних», удивительным образом сводя всякое священное ритуальное начало к каждодневной деятельности, например об урожае, о болезнях, о приеме пищи, о правильном сне.

О Конфуции написано, пожалуй, слишком много, и сегодня уже вряд ли возможно отделить реальный образ этого мудрого старца от многочисленных агиографий, «выправление» образа Конфуция под нужды государственной доктрины в разные периоды. Само же учение Конфуция настолько оказалось скрыто за многочисленными комментариями последующих эпох, что многие ученые абсолютно разумно решили отделять его от последующего конфуцианства – социально-политической теории и государственной доктрины Китая. К последней Конфуций имел весьма косвенное отношение и никакого «государственного учения» не создавал.

Конфуцианство, в отличие от вполне конкретного учения Конфуция, – скорее лозунг, нежели учение, гибкий и трансформирующийся тезис о том, что должно считаться «сделанным по ритуалу», от отношений с соседями до приема пищи и управления уездом. Само же конфуцианство – совершенно особое мировосприятие, поэтому не стоит ждать однозначного ответа на вопрос: стало ли оно религией Китая или просто этическим учением? Но очевидно, что конфуцианство выполняло в Китае практически все

функции религии и, таким образом, превратилось в национальную квазирелигию. Во всяком случае, другого типа религиозного сознания Дальний Восток не знал.

В течение многих последующих веков образ и слова Конфуция многократно использовались самыми различными людьми – средневековыми комментаторами, современными политиками, правителями. Его изначальная, чистая мысль оказалась глубоко погребена под комментариями и стереотипами, а образ мистика и духовного наставника постепенно превратился в дидактика-философа.

Кажется, он не записал и не оставил после себя того самого главного, потаенного, что хранил в своем сердце. Это очень личное – интимное настолько, насколько только может быть прямая беседа с духами предков, слушание голоса Неба. Но самое главное – он оставил после себя свой образ, свой мистический след, под знаком которого существует вся китайская цивилизация до сих пор.

Алексей Александрович Маслов,директор Центра стратегическихисследований Китая, профессор,доктор исторических наук,академик РАЕН

Муж достойного поведения

Учитель сказал:

– Молодые люди, находясь дома, должны быть почтительны к родителям, выйдя за ворота дома – уважительными к старшим, в делах отличаться осторожностью, а в словах – искренностью (правдивостью), безгранично любить людей и особенно сближаться с людьми, обладающими человеколюбием. Если у них после осуществления этого останутся свободное время и силы, то они должны посвящать их Учению.

Здесь под Учением подразумевается комплекс знаний и навыков, а также изучение древних канонов, каллиграфии и норм ритуального поведения. Все вместе это должно привести к самораскрытию человека.

Учитель сказал:

– Ши-цзин («Канон песнопений») хотя и состоит из 300 песен, но они могут быть объяты одним выражением: «Не имей превратных мыслей!»

Цзы-чжан упорно учился с целью добиться государственного содержания.

По этому поводу Учитель посоветовал ему:

– Больше слушай и будь сдержанным, а если возникнут сомнения, говори осторожно. Тогда и нареканий тебе будет мало. Больше наблюдай и обходи стороной опасное, а в остальном действуй осмотрительно. Тогда редко будешь иметь поводы к раскаянию. Когда твои речи будут вызывать мало нареканий, а в поступках не придется часто раскаиваться, тогда и получишь государственное жалованье.

Цзы-чжан – ученик Конфуция.

Учитель сказал:

– Приносить жертвы чужим пенатам – это значит выслуживаться. Сознавать долг и не исполнять его – это трусость.

Учитель сказал:

– Не беспокойся, что не занимаешь значимой должности, беспокойся, если твои способности не соответствуют ей.

Не беспокойся, что люди не знают тебя, а старайся поступать так, чтобы они смогли узнать тебя.