Большая кровь
Шрифт:
Брянско-Вяземская операция немцев — для учебников по ведению наступательных операций. Она наглядно продемонстрировала, как надо взламывать сильно укрепленную позиционную оборону противника.
Осенью 1941 года ни Сталин, ни его генералы не знали, как победить немцев, никаких стратегических выкладок на сей счет у них не было. Вся стратегия, после поражения под Смоленском, свелась: а) к обязательному удержанию (любой ценой!) оборонительных рубежей подальше от Москвы; б) мобилизации людских, технических и сырьевых ресурсов. Был еще и третий «компонент» советской «стратегии» — просто ждать счастливого случая.
По
Сталин пребывал в панике и ярости одновременно. На просьбу Конева о скорейшем отводе войск он, во время телеграфного разговора, заявил следующее: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин виноват лишь в том, что доверился кавалеристам...», после чего отход запретил, указав любой ценой удерживать обойденные немцами фланги советских группировок. Это привело к грандиозным котлам в районах Вязьмы и Трубчевска, в которых погибали армии Конева и Еременко. Фронт рухнул и немецкие механизированные колонны двинулись к Москве. Но тут произошло неожиданное — темп немецкого наступления резко упал, танковые группы Вермахта буквально остановились. Что случилось?
Послевоенное вранье советских военачальников, расцвеченное буйной фантазией кремлевских пропагандистов, в этом пункте достигло апогея: тут тебе и героическое сопротивление окруженных под Вязьмой частей, задержавших продвижение германцев; и курсанты-подольцы, вместе со стариками-опол-ченцами остановившие будто бы танковые армады врага; и мыльный пузырь Катуков, который со своим чудо-корпусом якобы ргпгромил под Мценском Гудериана (?!) и тем спас Тулу (??!), хотя достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять глупость подобных утверждений — где Мценск, а где Тула?
Дело гораздо проще. При всем героизме советских воинов остановить немцев осенью 1941-го они были не в состоянии. 11ричина пробуксовки группы армий «Центр» крылась в дру-I ом — вдело на советской стороне вмешался «генерал Грязь».
Фюрер, затянувший почти на два месяца кампанию, в октябре 1941-го вполне логично столкнулся с тем, с чем столкнуться ему рано или поздно пришлось бы: с осенней распутицей и бездорожьем.
«Теперь на успех боевых операций начал существенно влиять мес-I иый климат — в результате проливных дождей дороги превратились в иеиролазные хляби» (Уильямсон Г. СС— инструмент террора. Смоленск, «Русич», 2003, с. 119).
«Самым серьезным препятствием для нашего продвижения (в I ()41 -м. — С.З.) оказалась слаборазвитая дорожная сеть (вовсе не героическое сопротивление
Справедливо отметил в «Обратной стороне холма» Лиддел I арт:
«Если бы за годы советской власти в России была создана примерно икая же дорожная сеть, какой располагают западные державы, то эта с I рана, возможно, была бы быстро завоевана. Плохие дороги задержали продвижение немецких механизированных войск.
Но в этом есть и другая сторона: немцы упустили победу потому, что оии основывали свою мобильность на использовании колесного, а не I усеничного транспорта. Колесные машины застревали в грязи, а танки могли продолжать движение. Несмотря на плохие дороги, танковые части с гусеничным транспортом могли бы овладеть жизненно важными центрами России задолго до наступления осени».
Вермахт, не превосходивший РККА численно, бил советских ноинов качеством, краеугольным камнем которого являлись маневренные действия механизированных групп и взаимодействие родов войск. Плохие советские дороги и раньше осложня-л и жизнь немцам, но до поры не являлись решающим фактором ири проведении операций. Однако с сентября 1941-го настал период затяжных дождей, превративший дороги в топкие болота (смотри немецкую документальную хронику — без комментариев), и в этот момент Вермахту вылезла боком безалаберность высшего армейского руководства (включая ставку фюрера), год назад отложившего решение одного важного вопроса.
В 1940-м, по итогам боев во Франции, был сделан вывод о необходимости изъятия из танковой дивизии всего колесного транспорта, чтобы даже в тыловых службах иметь только гусеничные и полугусеничные машины. Подобный же доклад, в апреле
1941 года, сделал по итогам Греческой кампании генерал Бальк. Этот вопрос был в принципе решен положительно, но вот его практическую реализацию отложили на неопределенный срок. Так немцы и вступили в войну с СССР, имея линейные пехотные части в лучшем случае на колесах (в худшем — пешим порядком), а артиллерию, тыловые и ремонтные подразделения — помимо «колес», еще и на лошадях.
Разгромив оборону советских войск у Вязьмы и Брянска, немецкие танковые группы, как обычно, попытались уйти в отрыв — на Москву, но следовавшие за ними на своих двоих (копытах, колесах) пехота, артиллерия и ремонтные подразделения безнадежно застряли в грязи. Нарушался один из основополагающих принципов «блицкрига», сформулированных в свое время Гудерианом — танки только тогда сумеют проявить свою мощь, когда другие рода войск, на поддержку которых они неизбежно будут опираться, будут иметь с ними одинаковую скорость и проходимость.
В сложившейся ситуации командующим 2-й, 3-й и 4-й танковыми группами оставалось либо действовать на собственный страх и риск, либо остановиться и ждать, когда пехота, артиллерия и тылы выберутся из «трясины». Танки немцев могли действовать и самостоятельно, при поддержке «люфтваффе», однако выходившие по различным причинам из строя боевые машины приходилось оставлять — им требовался ремонт, а ремонтники вместе с обозом «буксовали» в грязи километрах в 20— 30 позади. Ждать обоз танкисты не могли — приказ фюрера гнал их на восток.