Большая реставрация обеда
Шрифт:
Секретарша(Оперуполномоченному). Достаточно!
Оперуполномоченный(Секретарше). Не успеваете заносить в протокол?
Секретарша. Не устаю поражаться вашим фантазиям.
Вендулка. Йиржи Геллера я читала.
Оперуполномоченный(Вендулке). Как это скучно! Читать о чужих извращениях. Когда в каждом доме есть батарея центрального отопления.
Секретарша(Оперуполномоченному). Еще раз услышу слово «батарея», и я
Оперуполномоченный(Секретарше). Тогда предложите синоним.
Секретарша. Идиот!
Оперуполномоченный. Плохой синоним. (Вендулке.) А с чем извращается Йиржи Геллер?
Вендулка. С античностью.
Оперуполномоченный. Хороший синоним. А нельзя ли узнать поподробнее, что он туда засовывает?
Вендулка. В каком, извините, смысле?
Оперуполномоченный. Ну, в смысле – что Йиржи Геллер вкладывает в свои произведения? Какие батареи центрального отопления?
Секретарша. Я предупреждала!
Оперуполномоченный(Секретарше). О-йо-йо-йо-йой! Я ошибся! (Вендулке.) И тем не менее…
Вендулка(Оперуполномоченному). Все вещественные доказательства у вашего эксперта.
Оперуполномоченный(Секретарше). Госпожа эксперт! Убейте нас цитатой!
Секретарша(открывает книгу, листает). Страница сорок, второй абзац… (Цитирует.) ЧЕШСКИЙ ПИСАТЕЛЬ ЙИРЖИ ГЕЛЛЕР – ЭТО ЛИТЕРАТУРНАЯ МИСТИФИКАЦИЯ. А ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ТАЦИТЕ ИЛИ О ПЕТРОНИИ? В КАКИХ ОБЪЕМАХ ПОДДЕЛАЛ ИХ РУКОПИСИ ПОДЖО БРАЧЧОЛИНИ? И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МЫ СУДИМ ОБ ЭПОХЕ НЕРОНА, ОПИРАЯСЬ НА «ИСТОРИЮ» КОРНЕЛИЯ ТАЦИТА И «САТИРИКОН» ПЕТРОНИЯ АРБИТРА.
Оперуполномоченный. Вот собака! (Вендулке.) Мне кажется, что ваши действия на городской книжной ярмарке вполне оправданны.
Вендулка. И чем же они оправданны?
Оперуполномоченный. Мною! Потому что всех писателей надо взять и закатать в бетон! Сделать им сокращение штата!
Вендулка. И тогда вы будете совмещать?
Оперуполномоченный. А что?! У меня есть интересные мысли о системе центрального отопления. Только их надо аккуратно поделить на три тома. Делай – раз!
Вендулка и Секретарша подходят к батарее центрального отопления.
Делай – два!
Вендулка и Секретарша приковывают себя наручниками к батарее центрального отопления.
Делай – три!
Вендулка и Секретарша с визгом срывают с себя одежды и в одном исподнем проваливаются в преисподнюю. Вместе с батареей центрального отопления.
Замысел
Прага. Февраль 2002 года
Но разве не тем же безумием одержимы декламаторы, вопящие: «Эти раны я получил за свободу
Собственно говоря, писатель придает чужим поступкам осмысленный вид. Ему недостаточно фактов, и он пробует реконструировать события, приведшие к трагическому финалу. Потому что литература все склонна драматизировать, а кинокартина, в конце-то концов – воодушевлять. Хотя бы режиссера – на двадцать четвертую серию. Несчастный писатель доводит посторонний маразм до апогея, а сам ощущает упадок сил, поскольку предполагает логику там, где ее нет. Порою писателя возмущают импульсивные действия различных персонажей. Он пробует запихнуть их по дюжине в одну обувную коробку, а персонажи своевольно высовывают оттуда ручки да ножки и бьются о крышку головой.
Однажды я встретил подобного «кукольника» на Староместской площади. Он прижимал свою обувную коробку к груди и напевал:
Четыре месяца спустя – еще проходит два!Как по макушке колотя – проходит голова!Мы наблюдаем чудеса – как времечко летит!Поел, а через полчаса – вернулся аппетит!Полная белиберда, если рассматривать ее с точки зрения абракадабры. Но когда я приблизился, то понял, что этот писатель просто-напросто заглушал неприличные звуки, доносящиеся из его коробки: хохот, топот, свист, замысловатые ругательства и возгласы «подбавь пару, подбавь пару!», как будто писатель таскал за собой филиал преисподней. Дважды из обувной коробки выбрасывался женский чулок в мелкую сеточку, и писатель был вынужден запихивать его обратно. «Двенадцать чертей вам в бок!» – поприветствовал я писателя. «И вам того же!» – отозвался он. «Какие нынче виды на урожай детективов?» – поинтересовался я. «Ужасные!» – резюмировал он, и мы разошлись куда подальше друг от друга, потому что писателю писателя знать необязательно.
А уж читать друг друга – и вовсе извращение. Во-первых, ничего хорошего о ныне здравствующих писателях я сказать не могу. А во-вторых, и о себе – тоже. Один мой знакомый любил повторять, что настоящий писатель – явление крайне редкое. Истинно! Истинно! Мало кого угораздит уродиться этакой сволочью и собственные патологические наклонности оправдывать литературными чудачествами. Мол, уважаемые читатели – не надо путать автора с его персонажами! Согласен, что это так же трудно, как и невозможно. Даже самые отъявленные персонажи не ведут себя как умалишенные. Не изводят жен и подруг бесконечными разговорами о собственной гениальности, не плюют в телевизор, чтобы попасть в литературного критика, и не прыгают по столовой, облившись чернилами, с целью напомнить гостям, что среди них отдыхает известный писатель.
И не надо потворствовать всяким литературным заболеваниям, когда лучше всего – правильно подобрать таблетки. На вечере встречи с известным писателем каждый сознательный гражданин должен встать и громко спросить: «В этом зале есть доктор?!» А то сидят словно садисты и наблюдают, как человек на сцене агонизирует. Вот поэтому, когда меня приглашают в гости, я прежде всего выясняю – будут ли там писатели? И если нет, легко соглашаюсь отобедать, не беспокоясь о собственных брюках и прививках против бешенства. А то иногда вывешивают табличку: «Осторожно – злая собака» – и не указывают конкретно – кто…