Большая реставрация обеда
Шрифт:
– Приходите, когда созреете…
И компетентные органы не выпускали меня за пределы родины с такими неадекватными чувствами. «Вы знаете, почему помидор красный?! Вы знаете, почему помидор красный?! Вы хотите об этом поговорить?!» Органы говорили, что за границей другие органы, среди которых нет сердца. Вначале они поиграют на моих чувствах, а потом дадут тридцать долларов. На эти деньги можно купить жевательную резинку и сдохнуть под забором! «Ты хочешь продать свою родину за бубли-гум?!» – интересовались органы, особенно напирая на «тридцать долларов». И скорее всего органы ждали от меня благодарности, что я появился на свет при их непосредственном участии, но чувства пели другое, и я не испытывал благодарности к органам.
«Come together! Right now! Over me!» [28] –
28
«Come together» – название песни Beatles. Пойдем вместе! Прямо сейчас! Со мной! (англ.)
Участвовал телом в строительстве коммунизма, сочинял юмористические рассказы, играл в ансамбле на ударных инструментах и продвигал «Камтугезу» в жизнь под видом пародий. Время от времени матерился на популярную мелодию «Запуск и прохождение советской баллистической ракеты сквозь плотные слои атмосферы», которую передавали на частоте радиостанции «Голос Америки». А тонкая пародийная операция с «Камтугезой» проходила без осложнений! Ведь если из песни вырезать непонятные английские слова и заменить на трансплантанты – компетентные органы не отторгались. «Белфаст» превращался в композицию «Про галоши», которых у нас хватало, чтобы обуть Южную и Центральную Африку. И как об этом не догадалась главная родина – снабдить всех галошами по обе стороны от экватора?!
И никакой трагедии! Подобными глупостями я занимался лет десять, изредка полагая, что напишу об этом очень смешной роман и назову его «Камтугеза». Но время шло, и в двадцать пять я сократил свои сатирические амбиции до повести, а в тридцать уже чувствовал себя на рассказ с подагрой. Говорят, что в конце концов мечтаешь о стакане воды, который тебе подадут компетентные органы. Да что теперь о них вспоминать?!
А чувство со временем начинает выглядеть как старое полупальто, побитое молью. Которое жалко выбросить и которое вышло из моды. Изредка ты достаешь его из кладовки, кряхтя напяливаешь на себя и красуешься на потеху молоденьким девушкам.
Когда в двадцать восемь лет я устроился на работу администратором танцевального зала во Дворец культуры, еще захаживал на дискотеки один такой плясун. Исполнять балетные номера для умирающего лебедя с песочным отверстием. Его не устраивали тихие ретроспективные вечера «для тех, кому далеко за тридцать». И он потрясал своими пятидесятыми или шестидесятыми чувствами, как старый испорченный экскаватор размахивает ковшом! Больше для выпендрона, чем со смыслом. Поэтому уходил с одышкой, а не с молоденькой танцовщицей. Что весьма характерно, когда мужчина рассчитывает тряхнуть стариной за просто так. Вот мне отдавались во Дворце культуры – еще за контрамарку. И не хлопотно, и с перспективой на абонемент.
В первый, третий и пятый раз – я выписывал этот абонемент на сходное имя. Такое же развлечение было у Александра Македонского с Александриями. Он давал всем завоеванным городам одно название. Но то ж населенные пункты, а это ж – дамы. Поэтому я разделял своих бывших жен на четненьких и нечетненьких, ради удобства, и присваивал им порядковые номера. Получался «каталог кораблей» из «Илиады» Гомера…
«Прима» считала, что сон – лекарство от всех невзгод. Первую половину дня она мирно дрыхла, вторую – рассказывала, что видела во сне. В конце концов, эти половинки у нее перемешались, и Прима стала воспринимать меня как фантом. Думала, что семейная жизнь – это грезы, а наяву я причудливая сволочь. Когда мы расстались – она спала…
«Секунда» выкуривала пачку сигарет минут за сорок и выпивала бутылку вина – еще быстрее. После чего ей был необходим спарринг-партнер для тренировочного боя. Я выстоял против нее целых восемь раундов, покуда в суде нам не сказали «брейк» и не развели по разным углам жизни. Предполагаю, она до сих пор жалеет, что не завершила нашу встречу нокаутом…
«Терция» обучала меня английскому языку, а я, как полагается, прогуливал уроки. Не приходил домой ночевать, выдумывая объективные причины. Что съемки видеоклипов надо обязательно проводить ночью, поскольку в это время аренда телевизионной студии на пятьдесят процентов дешевле.… Был отчислен за неуспеваемость…
«Кварта» все время думала о перспективах. Как станет вдовой, как меня похоронит и в каких это будет тапочках. Мысли о будущем не давали ей покоя, поскольку, по моему некрологу, «Кварте» оставалось все имущество. И когда в сороковой раз она переспросила, какого размера обувь я ношу, мне ничего другого не оставалось, как сделать ноги. Да и бог с ним, с имуществом…
«Квинта» заботилась о моем здоровье. Не разрешала: пить пива больше одного литра в день; общаться с посторонними дамами по телефону; курить без перерыва; есть острое, соленое, перченое и копченое; общаться с посторонними дамами без телефона; распоряжаться самим собой по собственному усмотрению.… Вот я и подумал – а для чего мне такая оставшаяся жизнь?!
В десять лет Йоган Мошка решил заменить мне дядю, которого никогда не было. Смастерил по такому случаю черный цилиндр и заявил, что приехал из Франции. «Ты знаешь, – вкрадчиво сообщил он при встрече, – что я скончался в прошлом году и оставил тебе большое наследство?» Разумеется, что я понятия об этом не имел. «Ггрррьяяяя, ррррьяяяя-ррррьяяяя-ррррьяяяя!» – стал таинственно напевать Мошка и продолжал «рррьякать», покуда я не отдал ему читательский билет за номером один. Правда, в обмен на черный цилиндр и завещание. Другого способа избавиться в тот день от новоявленного «дядюшки» не существовало… А похоронили Мошку осенью, и я присутствовал на этой церемонии в его цилиндре. «Завещаю вам – всё!» – такова была последняя воля Иоганна Себастьяна Мошки…