Большая судьба
Шрифт:
Аносов стоял очарованный нетронутой красотой. Перед ним синели Ильменские горы, легкий туман прозрачной пеленой уплывал к лесу. Кругом неподвижная, глубокая тишина. Ничто не нарушало ее, ни один звук не тревожил невозмутимого покоя: не прошелестит под ветром лист, не рявкнет зверь, не прокричит чайка над озером. Только щуки, как быстрые тени, скользят в глубине вод да вверху в прозрачном небе неслышно кружит ястреб. В укромной заводи, недалеко от берега, спокойно плавают белые лебеди.
– Ты гляди, что за диво!
– прошептал Евлашка и неосторожно треснул сучком. Лебедь-вожак насторожился, горделиво поднял голову и, заметив людей, взмахнул
– Разумная тварь! Ушла подальше от греха!
– одобрительно отозвался дед и неторопливо пошел к челну. Столкнув суденышко в воду, он забрался в него.
– Ты, Петрович, садись, а ружьишко положи. Грех бить такую тварь и рушить благолепие!
– Рука не поднимется. Ружье прихвачено на хищного зверя да на злого человека для острастки!
– сказал Аносов.
– То-то же!
– одобрил Евлашка и взялся за весло. Павел Петрович уселся на корме. Слегка покачиваясь, челн скользил среди зеркального простора. Из-за мохнатых хвойных вершин прибрежного леса золотыми стрелами вонзались в озеро солнечные лучи. На густых травах и камыше сверкала тяжелая роса. Челнок плыл мимо лесных зарослей черемухи, рябины, ольхи. Их сменил пахучий бор. Как могучие богатыри, закованные в золотые латы, на берег вышли вековые мачтовые сосны. Аносов жадно рассматривал всё на пути.
"Земля обетованная!
– подумал он.
– Человек мечется по серому и скучному Санкт-Петербургу, не ведая, сколько красот и прелестей таится в пространствах российских".
Впереди в легкой синеве всё выше вставали гребни Ильменских гор. Здесь на небольшом пространстве земли собраны все богатства земных недр.
– Богат и сказочен наш уральский край!
– восторженно сказал старику Аносов.
– Эх, милый человек, да Урал-батюшка - это каменные кладовые бесценного добра!
– оживленно заговорил Евлашка, и глаза его засветились молодостью. Широкоплечий, медный от загара, он медленными, величавыми движениями шевелил веслом.
– Хочешь, Петрович, я тебе нашу уральскую старинушку спою? От дедов и прадедов к нам дошла и по сию пору силу свою сохранила!
– Что же, спой, послушаю!
– заинтересовался Аносов.
Евлашка откашлялся в руку, огладил коротким движением бороду, и лицо его сразу стало торжественным.
– Ты уж не обессудь, как умею, так и спою, от души!
– предупредил он.
Слегка прижмурив глаза, подставив лицо солнцу, дед Евлашка запел:
Стоит Урал-богатырь стальной.
Кудри его да белокурые,
Глаза у него словно звёзды ясные,
Кафтан-то на нем весь в золоте,
Опоясочка да во серебре,
Сапожки на нем жемчужные,
Каблучки-то у них алмазные...
Мечтательность лежала на добродушном лице Евлашки. Где-то из овражины, ворчливо булькая, впадал в озеро ручеек. Дед взглянул в сторону болтливой струйки, перевел дыхание. Глаза его выражали тихую грусть. Аносов невольно залюбовался стариком, а тот, собравшись с силой, снова запел:
Как солнце, наш Урал блистает
Да добрых молодцов подзывает:
– Люди добрые, вы возьмите-ка ключи,
Вы откройте в кладовых-то сундуки,
Там найдете вы сокровища мои,
Те сокровища все вам я отдаю,
Вы украсьте
Чтоб она невестой красною была,
Чтоб она вас к жизни радостной вела!
Последний звук песни медленно угас в шелесте листвы. Потянуло ветерком. Челн подходил к песчаному плёсу. Широким, сильным движением весла дед Евлашка оттолкнулся от неглубокого дна, и лодочка с разбега ткнулась в берег.
– Ну, понравилась тебе, Петрович, наша уральская старинушка? спросил он, и серые глаза следопыта лукаво прищурились.
– Думается мне, доживет народ, когда в один день ключи у простых людей забрякают и пооткроют они сундуки каменные для всех. Что молчишь, Петрович?
– Охотно верю, дорогой, что придет этот день. Только заветное слово надо знать!
– сказал Аносов многозначительно.
– Да не про всякого оно говорится...
Дед понял намек и тяжко вздохнул.
– Одного раза нашлись ключи к этим сундукам, - таинственно сообщил он.
– Владел ими Емельян Иванович, да, слышь-ко, не по нутру то богачам и начальству пришлось... Не осуди меня за такие речи, Петрович. Другому ни за что не сказал бы, а тебе можно...
– Спасибо за доверие!
– искренне ответил Аносов.
– Ну, вот и горы! Веди, дед, раскрывай свои каменные сундуки!
– Поспешаю!
– весело крикнул Евлашка, ухватился за борт челнока и вытащил его на песок.
– Так надежнее, не унесет его волна. Всяко бывает, а вдруг да набежит ветер. Береженого и бог бережет. Ну, айдате!
– и он повел Аносова по лесной тропке. Над головами их раскачивались крепкие литые сосны, темно-зеленые ели. Миновали елани.* Пестрые и яркие от цветов, они нежились под солнцем, обрызганные росой, которая испарялась на глазах. Роса таяла под теплыми лучами, и цветы, и былинки распрямлялись. Вот подняли головки "лесные курочки", вот распустили перышки "петушки", жарко вспыхнул иван-чай, полегоньку расправились ландыши, и широкий пестрый ковер цветов и трав засверкал еще ярче и заструил ароматы. Тепло и солнце обласкали их. В воздухе, в лесу, в травах, в чаще разливалась бодрящая свежесть. Источали смолистый аромат сосны, благоухала земля.
_______________
* Е л а н и - лесные лужайки.
Светел и радостен становился день. Дед Евлашка вел Аносова по еле приметным лесным тропам и вскоре уверенно добрался до какой-то старой копани.
– Ну, вот, кажись, и пришли! Вот она Прутовская закопушка!
– весело возвестил он, утирая с медного лица пот.
– Тут и есть теплый и радостный камень топаз! Казак из Чебаркульской крепости Прутов нашел... Ну-ка, поглядим, что здесь!
– Он скинул мешок с плеч, достал молоток, лопату и прыгнул в яму. Из-под его ног среди палых прошлогодних листьев прошуршала зеленая ящерка.
– Ишь ты, хозяйка копани отыскалась! Петрович, полюбуйся-ка!
– старик прислонился к скату "закопушки" и стал постукивать молотком.
Аносов тоже сгорал от нетерпения. Он освободился от заплечного мешка и осторожно спустился в копань. Вместе с Евлашкой они стали ковыряться в осыпи. Под лопатой Аносова вдруг блеснула золотая искорка.
– Он!
– вскрикнул Евлашка.
– Гляди, Петрович, что ты добыл. Какой красавец!
– Он взял камешек в руку, облизал его, положил на ладонь и невольно залюбовался. Крупный кристалл был напоён густым золотым светом. Эх, мать моя родная, ровно солнышко в полдень лучится! Тепел, радостен, для души увеселение!
– задушевным голосом сказал он.
– Счастливый ты, Петрович, на руку легкий!