Больше, чем что-либо на свете

Инош Алана

Сабли были скрещены у них под подбородком; одно неосторожное движение вверх – и клинки могли бы разрезать потянувшиеся друг к другу губы, как ножницы.

– Даже не знаю, что меня больше волнует и притягивает – то, что ты воин, или что женщина, – сказала Темань, бурно дыша после долгого, глубокого и нежного поцелуя. – Я никогда не видела подобных тебе. То есть, я хочу сказать, таких же... великолепных.

Одним точным и звонким ударом Северга выбила из её руки саблю, а в следующий миг девушка очутилась в её крепких объятиях.

– Поверь, и то, и другое сочетается во мне в такой сплав, который тебе ещё нескоро приестся, – не без доли самоуверенности проговорила

она.

И эти нескромные слова несли в себе правду. Темань была готова к следующему шагу, всё в её сияющих глазах говорило об этом, но Северга не спешила тащить красотку в постель. Настало время для исполнения второй части её замысла.

Убийца Гырдана (имя его Северга вымарала из своей памяти; имени он был недостоин) слыл большим любителем гульнуть в питейных заведениях. А где винные пары, там и склоки-драки. До сих пор этот прожигатель жизни выпутывался из последствий своих поединков с помощью высокопоставленной жёнушки, но – не на сей раз. Северга зашла в злачное место, где он щедро угощал всех направо и налево; глядя на этого красивого, ухоженного щёголя, она невольно с неприязнью вспоминала отца. На какой-то должности этот бездельник значился, но чисто условно. Жалованье ему начислялось, но время своё он проводил не в полезном труде, а в пирушках и поединках. Веселье гудело, все пили и шумели, а Северга сидела молчаливая, мрачная и трезвая, всем своим видом выбиваясь из общего хмельного угара. Чтобы разжечь в недруге драчливый пыл, нужен был самый незначительный повод: пролить на его щегольские штаны напиток, задеть плечом, наступить на ногу, да даже просто косо посмотреть. Именно косой, а точнее, пристальный взгляд и стал искрой, разжёгшей пламя боя.

– Эй! Чего уставился? – спросил этот засранец, задиристо прохаживаясь около столика Северги. – Ты что, не знаешь, что воспитанные люди не пялятся на других?

– У меня с воспитанием всё в порядке, – ответила навья с каменным лицом. – А вот у ВАС, милейший, оно хромает. Лезть с пьяной рожей к незнакомым людям и дышать им в лицо перегаром – далеко не образец безупречного поведения.

Гадёныш проглотил наживку. Ноздри его раздулись, глаза засверкали воинственными искорками, он засопел-засвистел носом – одним словом, чувства его распирали изнутри.

– Значит, вам не нравится моё дыхание и моё лицо? – тоже переходя на враждебное «вы», прорычал он. – Что ж, в таком случае нас рассудит только оружие.

Северга поднялась и учтиво щёлкнула каблуками.

– Извольте. Я к вашим услугам, – ответила она с холодным кивком-поклоном.

Поединок разразился прямо под крышей заведения, среди столов. Полетели на пол черепки битой посуды, посетители прыснули в разные стороны, но увлекательное зрелище пропускать не хотели – глазели, прижимаясь к стенам. Свидетели были Северге только на руку. Бездельник-забияка владел саблей недурно, но как гражданское лицо; где уж было ему тягаться с выпускницей школы головорезов, мастерицей военного дела, закалённой во множестве битв... Удары хмарью он использовал слабо и неумело, полагаясь, в основном, на клинок. Не обошлось, конечно, без лихих прыжков по столам, качания на люстре и прочих дешёвых приёмчиков, рассчитанных на зрительские впечатления. Северга дала противнику покрасоваться и потешить толпу, а потом одним ударом обезоружила его и сбила с ног. Придавив ему грудь сапогом и приставив острие сабли к горлу, она усмехнулась:

– Сударь, вы проиграли. Следующим ударом я вас обезглавлю. Впрочем, у вас есть право выкупить свою жизнь, и я не хочу лишать вас его. Пусть всё будет по правилам, а не так, как вы иногда грешите с иными противниками.

Последнее

она произнесла с особым ударением и значительностью. Хмелёк, конечно, плавал у мерзавца в голове, но соображал он сносно. До него дошло, что повод у поединка был не так прост, как казалось на первый взгляд, и корни его тянутся в какое-то неприятное прошлое.

– Кто ты? – вскричал он, извиваясь под ногой Северги и перескакивая вновь на единственное число в обращении. – О чём ты говоришь? Что тебе нужно на самом деле?

– Сообразил, мразь, – оскалилась в ледяной ухмылке Северга. – Что ж, я освежу тебе память. Ты убил достойнейшего из воинов, убил подло, использовав его слабость и нанеся удар вместо того, чтобы подать руку. Благородные и ВОСПИТАННЫЕ люди так не поступают, милейший. Но смерть для тебя была бы слишком лёгким выходом. Поэтому откупайся, падаль, предлагай! А я посмотрю, какую цену от тебя принять.

– Бери всё, что хочешь! Я на всё согласен! Я всё отдам! Выбирай! – заскулил поверженный убийца.

– Всё? – Северга склонилась ниже, изогнула бровь. – Отлично, я выберу. Твоя дочь Темань меня вполне устроит.

– Нет! Нет! – завыл подлец. – Только не её! Только не мою девочку!

– Ну, нет так нет. – И Северга занесла саблю для последнего удара.

– Стой, стой! – забился, заголосил убийца. – Подожди! Я не решаю такие вопросы, обратись к моей супруге, она всё уладит!

– Конечно, уладит. – Северга убрала саблю в ножны и сняла ногу с груди негодяя. – Куда ж она денется...

Оплатив заведению нанесённые убытки, Северга отправилась в другое. Не мешало и на самом деле выпить. С собой она прихватила парочку свидетелей поединка и составила письмо супруге своего врага, в котором объясняла суть дела и обращалась с требованием о выкупе. Свидетели, получив щедрую награду, поставили подписи, заверяя получательницу письма в том, что всё так и есть. Так того требовал свод правил поединков – закон, который надлежало исполнять всем неукоснительно. Отступления от него карались и телесно, и имущественно, а в особо тяжёлых случаях и жизнью можно было поплатиться.

В семь утра Северга уже звонила у ворот особняка градоначальницы. Её впустили. Госпожа Раннвирд была ухоженной, но весьма упитанной женщиной с большой грудью – властной матерью семейства. Светлые с проседью волосы она носила в пышной причёске, а сапогам предпочитала чулки и туфли с пряжками. Впрочем, её далеко выступающий круглый живот под свободным кафтаном не являлся особенностью телосложения: супруга врага вынашивала дитя.

– Я получила ваше письмо, – сказала она. – И признаю правомочность ваших требований. Муж уже всё мне рассказал. Свидетелей около сотни, всем рот не заткнёшь, всех не подкупишь, увы. Я так и знала, что однажды пристрастие моего непутёвого супруга к разгульной жизни приведёт к чему-то непоправимому, но сейчас речь не об этом. Ваше требование очень суровое, сударыня. Не могли бы вы удовольствоваться денежным выкупом? В средствах мы не стеснены. Вы будете обеспечены на всю оставшуюся жизнь.

Северга не повышала голоса и была безупречно вежлива, щеголяя выправкой, но с каждым её словом лицо матери Темани вытягивалось всё больше, а в глазах проступала мерцающая смесь горя и сдержанного гнева.

– Госпожа Раннвирд, моё требование не может быть изменено, – сказала Северга холодно. – Денег я не приму, они не могут участвовать в разрешении дела чести, коим является мой с вашим супругом поединок. Я пришла за девушкой и уйду только с нею. За свою дочь можете не бояться, её жизни и здоровью ничто не угрожает. Она по-прежнему будет жить в сытости, холе и неге, но уже не в вашем, а в моём доме.