Болшевцы
Шрифт:
Умнов сложил пальцы в кукиш:
— Видал?
— Зашибу! — взревел Королев.
Умнов странно качнулся и, опустив низко голову, вышел.
На другой день он пришел на работу раньше всех. Дядя Павел готовил ножи для фабрики «Парижская коммуна», а Саша взялся за ковку лошадей. Лицо у него было бледное, глаза злые.
— Дядя Павел, десять лошадей сегодня дашь мне подковать?
— Чего это тебе захотелось? — удивился инструктор.
— Хочу десять. Двенадцать хочу.
— Мне-то что — действуй.
И стал искоса наблюдать за Умновым: «Куда
Ковал Умнов в этот день так: возьмет все инструменты и работает, не отходя от копыт. Не разогнется, покуда не подкует все четыре ноги.
К приходу товарищей в кузницу он успел уже подковать трех лошадей.
— Ну, герой, здорово! — крикнул Королев.
— Мое тебе! — грубо и нехотя ответил Умнов.
Королев засмеялся и передразнил:
— «Мое те-бе». А вчера-то…
— Чего тебе от меня надо? — Умнов держал в руках старую подкову.
Королев вырвал подкову.
— Петухи! Чтоб этого больше не было, — крикнул дядя Павел. — И не стыдно тебе, Королев? Верзила! Умнов, лошадь привели.
— Я подкую, — заторопился Королев. — Где мой ручник? Дай-ка сюда, — и он протянул к Умнову руку.
— Нет, не выйдет это дело.
В первый раз за время работы в кузнице отказывались дать Королеву лучший ручник.
— Дай! — грозно наступал он на Умнова.
— Не дам.
Королев попробовал вырвать, но Умнов цепко держался за молоток.
— Дядя Павел, Умнов ручник не дает, — пожаловался Королев тоном избалованного любимчика.
Он был уверен, что Умнов будет поставлен на свое место.
— Возьми другой, — рассудительно сказал Королеву дядя Павел.
Королев до вечера не произнес ни слова. За день он подковал семь лошадей, а Умнов — десять.
Вечером в сенях дома Филиппа Михайловича Умнов встретился с Шуркой. В сенях пахло старыми хомутами и куриным насестом. Этот запах и поскрипывающие половицы под ногами последние дни особенно сильно волновали его. И теперь, когда рядом с ним стояла Шурка, он молча попытался обнять ее. Но Шурка легко выскользнула из его неумелых рук и угрожающе громко стукнула дверным запором.
— Дома отец? — глухо спросил он, чтобы как-нибудь скрыть свое замешательство.
— К отцу пришел?
В голосе Шурки слышалась явная насмешка. Умнов решительно двинулся к ней. Шурка распахнула дверь и, стоя на пороге, сказала:
— К отцу ходи, а со мной без пряников не заигрывай.
— Ладно, — сказал он и ушел.
А итти было некуда. Горькая обида легла на сердце, и весь день напряженной работы показался ему ненужным. Он шел, не думая и не замечая дороги. Потребность движения тянула его вперед. Теплый вечер обступал запахами, от которых слегка кружило голову. Хотелось одиночества, тишины.
— Саша!
Умнов вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял Накатников.
— Куда, Саша?
— За пряниками, — усмехнулся Умнов и, махнув рукой, пошел дальше.
— Вертай обратно, а не то я тебе дам фунт сушеных.
— Уйди.
Но Накатников крепко схватил его за плечи, тряхнул и повернул обратно.
Час
«В Москву собрался, кто его мог отпустить? — размышлял Накатников. — А если не думает ехать, чего он тут сидит, точно прикованный?»
Накатников подошел к нему и спросил:
— Чего сидишь?
— В Москву подаюсь.
— Да ведь ты, голова-садова, три поезда пропустил.
Беспалов ничего не ответил.
— А зачем тебе в Москву? По увольнительной?
— Из коммуны ухожу.
Накатников рассердился.
— Дурак… Ну и дурак, — сказал он.
Беспалов не ответил.
— Пойдем, а то к ужину опоздаем, — сказал небрежно Накатников.
Беспалов встал и покорно пошел за ним.
А вот сейчас точно так же шел рядом с ним Умнов.
Заказ
Мелихов шумно вздохнул и оглядел сидящих перед ним воспитанников. По его лицу каждый из них почувствовал, что в коммуне произошло что-то необычное.
— Нам, колонии вчерашних воров, — начал он медленно, опустив глаза и сдвинув брови. — Нам, колонии вчерашних воров, — повторил он, — нам было оказано величайшее доверие. Красная армия дала нам заказ. Как мы ответили на эту большую и пока еще незаслуженную честь? Может быть, поднатужась, мы выполнили заказ раньше срока? Или блеснули перед заказчиком сапогами исключительного качества? Нет, мы не оправдали оказанного нам доверия. Мало того: мы допустили преступление. Мы обворовали Красную армию, — Мелихов стукнул ладонью по столу. — Из кладовой украдено пять пар заготовок.
В комнате наступила тишина. Было слышно, как шумели за окнами деревья, покачиваясь на ветру.
Мелихов медленно переводил взгляд с одного воспитанника на другого. Недалеко, почти напротив него, сидел Умнов. Он сидел красный, насупленный, видимо, нервничал. Мелихов внимательно посмотрел на него. Умнов низко опустил голову.
— Ну? — произнес Мелихов. — Кто скажет?
С задних рядов сорвался Дединов. Сощурив голубые холодные глаза, он крикнул резким голосом:
— Какой гад смеет позорить коммуну? Дайте мне, я его уничтожу!
Под ребятами заскрипели скамьи и табуретки. Мелихов ожидал от них вспышки гнева. Но никто не встал и не поддержал Дединова. Выкрик его прозвучал, как выкрик плохого актера со сцены.
Стало понятно, что сейчас правды не добьешься.
Мелихов встал,
— Мне все ясно, товарищи! Кто взял, тот придет ко мне. Можете расходиться. — Мелихов ушел.
Через несколько минут он из окна своей комнаты наблюдал следующую сцену.
Сначала к лесу прошел Умнов. Потом, озираясь, последовал за ним Дединов. Почиталов бродил, видимо, поджидая кого-то. Увидя Дединова, он сразу направился к нему, и они вместе, о чем-то оживленно разговаривая, скрылись в лесу. «Опытные воры так не сделали бы», усмехнулся Федор Григорьевич.