Болшевцы
Шрифт:
«С этой толку не будет», думал Беспалов.
Он жил тревожно, как на фронте. Девчата казались ему коварным и хитрым врагом. От них можно ожидать всего. Он даже вскакивал и прислушивался по ночам — так велика была его бдительность. Сергей Петрович с ним не разговаривал, но Беспалов не унывал.
«На факте докажу тебе, Петрович, вредность юбки», думал он и знал, что факты не заставят себя долго ждать.
Первых девушек в коммуне поселили в деревянном флигеле в светлой комнате с просторными окнами, с половицами, поскрипывающими по-домашнему
— Жить можно, — одобрительно сказала Машка, — барахлишко вот только в шкапы не догадались повесить и занавесочки к окнам тоже.
И, в упор посмотрев на дядю Сережу, добавила:
— Я, может быть, голая спать люблю.
— Вполне гигиенично, — согласился он, — и занавесочки и барахлишко будут. Не все сразу.
Вечером, заглядывая в окно нового общежития, ребята поздравляли Сергея Петровича:
— С новым выводком.
— И вас также. Пасти-то вместе придется.
Утром второго дня Нюрка и Машка решили итти искать вина.
— Что-то ни портвейна, ни туфель на французском каблуке не видно, — усмехнулась Машка. Она видела, как деловито болшевцы прошли на работу. Теперь в коммуне стояла будничная тишина. — Может, нам и выходить нельзя? Забыла ты спросить об этом, Нюрка.
Они вышли осторожно, оглядываясь, и когда встретили Богословского, уверенность в том, что за ними следят, окрепла.
— Далеко? — окликнул он их.
— Цветы собирать! — засмеялась Нюрка.
Она думала, что дядя Сережа их остановит, отведет назад, но он только махнул рукой и пошел своей дорогой.
Подруги долго ходили по Болшеву и по тихому перрону станции. Из Щелкова пришел дачный поезд с полупустыми вагонами. Паровоз был празднично убран березовыми ветвями. Поезд сделал на станции короткую остановку и забрал в Москву одинокого пассажира. Нюрка жадно смотрела в открытые окна вагонов. Через час пассажиры повиснут на трамваях, разъедутся по всему городу: на Сухаревку, на Смоленский, на Самотеку. Может быть, кто-нибудь из них пройдет Проточным, мимо нюркиного подвала.
Она взглянула на Машку. Лицо подруги было взволновано и настороженно, и вся она устремилась к вагону.
— Нюрка? — зовуще крикнула Шигарева.
«Да», хотела сказать Нюрка, но уверенность в том, что за ними следят неотступно и пристально, удержала ее. «Нельзя рисковать так глупо, — и Нюрка отрицательно покачала головой. — На первой же остановке снимут».
Поезд, оставляя за собой горячие рельсы, ушел по узкой дороге среди леса.
В коммуне было тихо. Девчата в общежитии валялись на койках. Нюрка распахнула окно и села на подоконник. Какая скука!
Коммуна оказалась совсем другой, чем в день ее первого приезда. Ради
Так прошло несколько дней. Женское общежитие скучало и бездельничало. Дядя Сережа недовольно хмурился. По ночам в его комнате, смежной с женским общежитием, долго горел огонь, В, когда однажды Нюрка хотела тихо вылезти через окно, дядя Сережа окликнул ее. Нюрка выругалась и от злости не спала всю ночь.
Как-то, прогуливаясь вечером в парке, Беспалов услышал подозрительный шопот. Подошел ближе и увидел Марию Шигареву и черноволосого красавца Борьку, которому еще на воле дали кличку «сердцеед». Беспалов спрятался за куст и притаился.
— Выпить бы, погулять, — мечтала Маша, — очумеешь.
— Выпить? Сделаем… — уверенно ответил Борька.
Маша оживилась:
— А можно?
— В Костине достанем.
— Пойдем.
— Только услуга за услугу, Маша, — голос Бориса звучал вкрадчиво.
— Что за услуга? — игриво поинтересовалась Маша.
Борис выразительно крякнул. Они пошли куда-то, и сухие ветки потрескивали под их осторожными шагами.
«Вот тебе и пьянство и еще похлеще пьянства…» — победоносно подумал Беспалов.
Он представил себе растерянное лицо Сергея Петровича, ясно видел, как он беспомощно разведет руками и, не глядя на него, скажет: «Что ж… ошиблись…»
Беспалов почти бегом направился к Богословскому:
— Принимай, дядя Сережа, свежие новости…
Сергей Петрович слушал, хмурил лоб, тер пальцами переносицу и молчал.
Беспалов ликовал.
«Здорово ошарашил», думал он, глядя на Сергея Петровича, скрывая самодовольную усмешку.
— А ты разве не пьянствовал? — спросил Сергей Петрович.
Меньше всего предполагал Беспалов разговаривать сейчас на эту тему.
— А с тобой мы разве мало возились? — продолжал Богословский, не дождавшись от Беспалова ни одного слова. — Кто просиживал с тобой ночи? Кто объяснял тебе, что если не порвешь с шалманом, то погибнешь? Сколько сил и времени пришлось на тебя потратить, прежде чем сам ты стал человеком? Отвечай!
— Много… — покраснев, подтвердил Беспалов.
— То-то. Ты что же, думал — девчата лучше тебя? Не так же мучаются, не так же переживают прошлое, как — давно ли это было — переживал и ты? Возились с тобой, теперь надо с ними повозиться. Понял?
— Понимаю… — буркнул Беспалов.
— Помни: если Шигарева напьется — ответишь ты. Как ты мог допустить до этого? Ты сейчас злостный разлагатель коммуны.
— Я? — ошеломленно спросил Беспалов.
Сергей Петрович безжалостно продолжал:
— Ты спокойно допустил, чтобы наши парень и девушка, да еще новенькая, шли пьянствовать. Вместо того чтобы остановить их, ты — радостный — прибежал ко мне!
Беспалов поднял голову, глаза его были влажны. Сергей Петрович молча наблюдал за ним. Он понимал: сказать Беспалову, что он разлагает коммуну, — это больше чем много…