Большевики, 1917
Шрифт:
Известно, что главные пропагандистские акценты в большевистской прессе делались на публикациях по наиболее актуальным тематикам политической повестки дня и прежде всего — на необходимости прекращения войны, ведущейся империалистическими правительствами в интересах национального капитала, а также на несостоятельности Временного правительства — «правительства министров-капиталистов» в разрешении насущных вопросов о земле и собственности на средства производства. Разумеется, Временное правительство, заинтересованное в продолжении участия России в войне «до победного конца» на стороне Англии и Франции против Германии и Австро-Венгрии, не могло оставить без внимания эти стороны деятельности большевистской печати. Поэтому вскоре после Июльского выступления Временное правительство предприняло ряд мер, ставших впоследствии основой для сворачивания либерализации общественной жизни в целом, хотя и направленных изначально именно против большевистских газет «Правда», «Солдатская правда» и «Окопная правда». С подачи правительственных чиновников и не без участия возглавившего правительство вскоре после Июльского выступления А. Ф. Керенского в проправительственной
Во-первых, всё, что происходило в России в течение 1917 г., было связано с деятельностью возвращавшихся на родину политэмигрантов, чувство единения которых, сохранявшееся за границей, после Февраля в одночасье было нарушено, что становилось заметным ещё по разговорам в шедших на родину поездах. «Вагоны были переполнены, — вспоминал Илья Эренбург. — Эмигранты, разумеется, сразу начали спорить: одни были „оборонцами“, другие стояли за Ленина. В одном купе дело чуть было не дошло до драки… кто-то хрипло кричал: „А чем твой Плеханов отличается от Гучкова?!“… Путь был долгим; наконец мы доехали до последней шведской станции — Хапаранда. Перешли через мост. Вот и русские офицеры — это пограничная станция Торнио. Встреча была неласковой. Поручик, посмотрев на мой паспорт, злобно сказал: „Опоздали! Кончилось ваше царствие. Напрасно едете“. Это было 5 июля».
События в России действительно тогда развивались стремительно, и возвращавшиеся с разных сторон эмигранты бывали подчас неприятно удивлены тем, как их принимали на родине: «Мы не знали о событиях в Петрограде и приуныли… В Хельсинки кто-то нам рассказал, что в Петрограде большевики попытались захватить власть, но их усмирили. В вагоне атмосфера накалилась. Один из „оборонцев“ кричал о „пломбированном вагоне“, о „предательстве“ и вдруг сказал: „Мы поможем разобраться… Вы что хотите — бунтовать? Не выйдет, голубчики! Свобода свободой, а вам место в тюрьме“. Тотчас один из эмигрантов, присоединившийся к нам в Лондоне тщедушный еврей, который всё время терял очки и глотал какие-то пилюли, вскочил и тоже стал кричать: „Не тут-то было! Пролетариат возьмет власть в свои руки. Кто кого посадит — это ещё вилами на воде писано!“».
Такой же митинговой, как в описанном Эренбургом вагоне, была обстановка и на родине, в Петрограде и Москве. Эренбург от такой обстановки, как он сам потом вспоминал, даже «съёжился»: «В Париже все говорили о „бескровной революции“, о свободе, о братстве, и вот ещё мы не доехали до Петрограда, а они грозят друг другу тюрьмой. Я вспомнил камеру в Бутырках, парашу, маленькое оконце… В Хельсинках офицер, захлебываясь от восторга, рассказывал: „Казаки им всыпали… А как прикажете с ними разговаривать? Ведь это босячье! Хорошая пулемётная очередь! Другого языка они не понимают!“».
Прибывавшие на поездах политэмигранты сразу вливались в политическое противостояние, попеременно перераставшее в противостояние вооружённое: нежданно «свалившуюся» им на голову свободу каждый понимал по-своему, и это своё понимание принимался из всех сил воплощать на практике, используя всё, в том числе ранее недоступные средства. Одним из таких «средств» и стала публикация газеты «Живое слово» в номере от 5 июля 1917 г. под набранным крупным шрифтом заголовком «Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!», положившая начало масштабной антибольшевистской кампании.
Это если коротко. Теперь обо всём этом подробнее.
4.1. «Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!»
«При письме от 16 мая 1917 года за № 3719 начальник штаба Верховного Главнокомандующего препроводил Военному Министру протокол допроса от 28 апреля сего года прапорщика 16 Сибирского стр. полка Ермоленко. Из показаний, данных им начальнику разведывательного отделения штаба Верховного Главнокомандующего, устанавливается следующее. Он переброшен 25 апреля сего года к нам в тыл на фронт 6 армии для агитации в пользу скорейшего заключения сепаратного мира с Германией. Поручение это Ермоленко принял по настоянию товарищей. Офицеры Германского Генерального штаба Шидицкий и Люберс ему сообщили, что такого же рода агитацию ведут в России агент Германского Генерального штаба и председатель Украинской секции „союза освобождения Украины“ А. Скоропись-Иолтуховский и Ленин. Ленину поручено стремиться всеми силами к подрыву доверия Русского народа к Временному Правительству. Деньги на агитацию получаются через некоего Свендсона, служащего в Стокгольме при Германском посольстве. Деньги и инструкции пересылаются через доверенных лиц. Согласно только что поступившим сведениям, такими доверенными лицами являются в Стокгольме: большевик Яков Фюрстенберг, известный более под фамилией Ганецкий, и Парвус (доктор Гельфант). В Петрограде: большевик, присяжный поверенный М. Ю. Козловский, родственница Ганецкого — Суменсон, занимающаяся совместно с Ганецким спекуляциями, и другие. Козловский является главным получателем немецких денег, переводимых из Берлина через „Дисконто-Гезельшафт“ на Стокгольм „Виа-Банк“, а оттуда на Сибирский банк в Петрограде, где в настоящее время на его счету имеется свыше 2 000 000 руб. Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами. По распоряжению Временного Правительства вчера были выключены телефоны во всех большевистских организациях, в типографиях, занятых большевиками, и в частных квартирах большевиков. Ввиду угрозы большевиков
Таким был полный текст опубликованного в «Живом слове» от 5 июля 1917 г. сообщения. Публикация эта решала для организаторов кампании по крайней мере одну важную тактическую задачу: любые мероприятия, направленные на ограничение активности большевиков как против «немецких шпионов», отныне приобретали легитимный статус в глазах широкой общественности. Правительство испытывало в этом тем большую нужду, чем большую угрозу для него представляло поддержанное большевиками Июльское вооружённое выступление в Петрограде, проходившее в том числе под лозунгами свержения кабинета. А поскольку в ночь с 4 на 5 июля, когда в типографии «Живого слова» осуществлялись набор и печать этого сообщения, Временное правительство ещё не было полностью уверено в ликвидации угрозы государственного переворота, то публикация эта оказывалась очень кстати и для начала более решительных действий против большевиков. Действия эти были предприняты в тот же день, 5 июля, и оказались направленными против центрального печатного органа большевиков — газеты «Правда». События в редакции этой газеты, приобретшие форму погрома, были подробно описаны на следующий день, 6 июля, в «Известиях»: «Вчера в 5 час. утра в ред. „Правды“ явился смешанный отряд солдат, юнкеров и инвалидов и арестовал находившегося здесь редактора — выпускающего К. С. Еремеева, сотрудника Гельверна [74] и несколько человек служащих в конторе и редакции. Находившийся в помещении редакции караульный отряд 6-го сапёрного батальона был обезоружен и под конвоем явившихся солдат вместе с арестованными отведён в штаб Петроградского главнокомандующего. Здесь задержанные были допрошены в присутствии министра юстиции… Вернувшиеся в редакцию К. С. Еремеев и тов. Гельверн нашли две комнаты, в которых помещается редакция, запертыми, а ключи — у представителя „Сельского Вестника“, который помещается в одной с „Правдой“ квартире… Двери были отперты, и в помещении редакции и конторы обнаружен полный разгром».
74
Фамилия Гельверн на микрофильме с этой страницей газеты «Известия» неразборчива.
Безусловно, погром в редакции, по замыслу, должен был привести и действительно привёл к затруднениям в восстановлении регулярного выпуска газеты. Одновременно продолжалась и активная кампания на страницах «Живого слова»: номер этого издания от 6 июля буквально переполнен заметками, выдержанными в тоне гневного обличения не только «шпионов-большевиков», но и их пособников, каковых газета усматривала даже во Временном правительстве, — за то, что оно не обнародовало сведения о предательстве большевиков раньше, а также в Совете — за то, что «не хочет признавать безусловной истинности этого сообщения». Со своей стороны и со стороны «революционной России» (не менее), газета выдвигала следующие требования: «1) Ленин и его приспешники должны быть немедленно арестованы. 2) „Правда“, „Солдатская Правда“, „Волна“ и им подобные газеты, издающиеся на немецкие деньги, должны быть немедленно закрыты» и т. д.
Сведения, аналогичные «Живому слову», были опубликованы и в других изданиях. Так, «Русское слово» в № 152 от 6 июля фактически повторяет «Живое слово» в публикации письма Алексинского и Панкратова, а также письма начальника штаба главнокомандующего А. И. Деникина военному министру А. Ф. Керенскому от 16 мая 1917 года за № 3719 (к этому моменту Керенский уже оставил пост министра юстиции). Кадетская «Речь» 7 июля также в точности повторяет и заявление Алексинского и Панкратова, и текст протокола допроса прапорщика Ермоленко, и прочие «сведения». Но удивительная на первый взгляд точность этих повторов была вызвана отнюдь не перепечаткой информации газетами друг у друга, начиная с «Живого слова», а её поступлением в разные издания из одного источника — Бюро печати при Временном правительстве. Посмотрим, как это произошло.
Вызванное волной «разоблачительных» публикаций возмущение части столичной общественности выплеснулось на самих большевиков (именно на такой эффект и рассчитывали организаторы кампании). Так, «Новая жизнь» в номере от 6 июля сообщает об агрессивном отношении к большевикам в дни, наступившие сразу за этими публикациями: «Члены Исполнительного Комитета Каменев и Либер по дороге в штаб округа за получением пропуска для автомобиля были задержаны солдатами Преображенского полка. Арестованные были препровождены к ген. Половцеву… Видя намерения штаба освободить задержанных, находившиеся офицеры и солдаты запротестовали и заявили, что если Каменев и Зиновьев появятся на улице, то с ними расправятся, солдат удалось убедить, что Зиновьева здесь нет и что за Зиновьева они принимают Либера… Каменев же остался в штабе округа до того момента, пока не успокоятся солдаты, охраняющие штаб». Опубликованные в этой заметке подробности, касающиеся личности Зиновьева, важны среди прочего и тем, что вместе с Лениным в пломбированном вагоне из Германии следовал — о чём, видимо, в то время было широко известно, — именно Зиновьев, то есть его вместе с Лениным общественное мнение ассоциировало с предательством интересов родины. В номере от 8 июля «Новая жизнь» подтверждает, что подобные происшествия с большевиками в те дни не были ни случайными, ни единичными: «Уже второй день в Таврический дворец поступает ряд сообщений об эксцессах толпы и солдат против отдельных большевиков. Сообщают, что в некоторых районах толпа врывается даже в трамваи и ищет „ленинцев“. Представители большевиков в Таврическом дворце то и дело обращаются к заступничеству Центрального Исполнительного Комитета».