Большевики, 1917
Шрифт:
Следующим шагом, предпринятым Временным правительством против большевиков, стало постановление от 8 июля о запрете распространения на фронте большевистских газет «Правда», «Солдатская правда» и «Окопная правда», а затем принятое 12 июля [75] решение: «В виде временной меры военному министру и управляющему Министерством внутренних дел закрывать повременные издания, призывающие к неповиновению распоряжениям военных властей и к неисполнению воинского долга и содержащие призывы к насилию и гражданской войне».
75
На следующий день после отставки кн. Львова и назначения на пост министра-председателя Керенского, о чём подробнее — ниже.
Кроме того, организаторы антибольшевистской кампании справедливо рассчитали, что при появлении в прессе первых громких обвинений наверняка автоматически сработает и журналистская инерция: начнётся тщательный поиск других «доказательств» вины
После того, как была разгромлена редакция «Правды», а ей на смену пришли газеты «Пролетарий» и «Рабочий путь», в защиту большевиков фактически выступила горьковская «Новая жизнь». Именно в «Новой жизни» от 11 (24) июля на стр. 3 было опубликовано известное «Письмо в редакцию» за подписью Н. Ленина, Г. Зиновьева и Ю. Каменева, начинавшееся словами: «Позвольте, товарищи, обратиться к Вашему гостеприимству вследствие вынужденной приостановки газеты нашей партии. Газеты известного рода повели бешеную травлю против нас, обвиняя нас в шпионстве или в сношениях с вражеским правительством…». Здесь же 30 июля (12 августа) публикуется сообщение об объединении дел о шпионаже и выступлении 3–5 июля в одно, затем в одном только номере от 2 (15) августа «Новая жизнь» уделяет место целой серии публикаций — о содержащихся в тюрьме 72 большевиках, включая Троцкого и Луначарского, письмо-обращение Троцкого к министру юстиции об отсутствии доказательств связей с германским империализмом и тут же — ответ министра Зарудного, уверяющего общественность, что возглавляемое им министерство будто бы не влияет на работу следственных органов. Здесь же, в «Новой жизни», от 12 (25) августа Луначарский в «Письме в редакцию» выступает с опровержениями обвинений его в сотрудничестве с царской охранкой: «Около месяца тому назад товарищ Гоц, вице-председатель Исполнительного комитета С.Р. и С.Д., рассказал мне, что моё имя, так же, как товарища Троцкого, оказалось занесённым в список рассчитанных агентов охранного отделения в Нижнем Новгороде. Дело это было тщательно расследовано как Бюро Исполнительного комитета, так и компетентными лицами судебного ведомства. В результате следствия выяснилась полная вздорность документа, произошедшего вследствие недоразумения и неряшливости какого-то канцеляриста… В настоящее время газетные сыщики, поставившие себе цель измазать дёгтем все без изъятия „большевистские“ ворота, докопались и до этого ликвидированного дела… Надеюсь, что министерство юстиции исполнит свой прямой долг и… пресечёт покушение с негодными средствами на моральное политическое убийство».
Здесь же, по соседству с заявлением Луначарского «Новая жизнь» публикует под заголовком «Подложное сообщение в политической борьбе» и полное обвинений уже в адрес других изданий письмо Каменева: «Министр юстиции нашёл нужным сообщить, что опубликование клеветнических сообщений г.г. жандармов обо мне не исходит ни от министра юстиции, ни от кого-либо из уполномоченных на то чинов министерства юстиции. То, что было напечатано в некоторых газетах и циркулярно разослано во все газеты министром юстиции, министром юстиции характеризуется как „подложное сообщение“».
При этом газета «Новая жизнь» не только предоставляла свои страницы большевикам, но и в собственных редакционных выступлениях демонстрировала справедливо возникшие сомнения в правдоподобности сведений о предательстве большевиков. В публикации от 7 июля за подписью Строева (член редакции В. Десницкий) газета сообщила свою собственную позицию по вопросу обвинений в адрес большевиков: «Нужно немедленно покончить с этой гнусной клеветой, не откладывая и не затягивая следствия. Пусть сделаются достоянием суда и широкой гласности все те „документы“, на основании которых измышлена вся эта грязная клевета о предательстве и немецких миллионах. И скорее к позорному столбу людей, которые в такой тяжёлый и ответственный момент позволяют себе борьбу с неугодными им политическими течениями, прибегая к заведомо и сознательно лживому ошельмованию видных вождей рабочего класса».
Неудивительно поэтому, что следующие шаги Временного правительства в антибольшевистской кампании оказались направлены уже против газеты «Новая жизнь». Для начала газету просто закрыли, о чём сообщило «Русское слово» в номере от 3 сентября: «По распоряжению военного генерал-губернатора Пальчинского закрыты большевистские газеты: „Новая жизнь“ и „Рабочий“. Сегодня вместо закрытой „Новой Жизни“ вышла „Свободная Жизнь“» (через некоторое время газете, очевидно, удалось возобновить выход под своим изначальным названием). Затем в своём официальном постановлении № 147 от 4 августа Временное правительство, во-первых, признавало одну из статей газеты (впрочем, не указав ни даты её публикации, ни заголовка статьи), «заключающей в себе оскорбления по адресу правительственных властей некоторых союзных с Россией государств», и, во-вторых, поручало «министру юстиции разработать законопроект, направленный к прекращению появления в печати оскорбительных
76
Фарбман. Объяснения Гендерсона в Палате общин / Фарбман // Новая жизнь. — 1917. — № 91 от 3 (16) августа.
Продолжились и погромы в редакциях большевистских изданий. Так, в газете «День» от 11 августа сообщалось: «Вчера около 5 час. утра в типографию „Народ и Труд“, помещающуюся в доме № 42 по Гороховой ул., совместно с комиссаром 3 Спасского подрайона и нарядом милиции прибыл чиновник особых поручений при начальнике милиции З. О. Кельсон и, предъявив ордер военного и морского министра на закрытие печатавшейся в этой типографии большевистской газеты „Солдат и рабочий“, распорядился приостановить печатание очередного номера… После этого в типографии стереотип набора был расплавлен, напечатанные уже номера конфискованы, а для наблюдения за тем, чтобы набор, с которого был сделан стереотип, был разобран, в типографии оставлен небольшой наряд милиции».
Волна репрессий, предпринятых Временным правительством против большевиков и их печатных органов, не ограничивалась одной лишь столицей, захлестнув и провинцию. Так, «Русское слово», располагавшее разветвлённой сетью корреспондентов, сообщало: «Царицын, 28.VII. По телеграфному распоряжению из Петрограда закрыта большевистская газета „Борьба“. Редактор газеты Сергеев заключён под стражу».
Кампания по дискредитации большевиков в печати сопровождалась масштабной акцией по их физической изоляции: видные вожди большевиков — такие, как Троцкий и Луначарский, и десятки партийных активистов немедленно после июльских событий оказались в печально известной петроградской тюрьме «Кресты»: как следует из сообщения, опубликованного в «Новой жизни» 2 (15) августа, Лев Троцкий содержался в тюрьме «без предъявления какого бы то ни было обвинения» с начала июля среди других 72 человек, в числе которых также были: Дыбенко — председатель Центрального Комитета Балтийского Флота, матрос Кануников, Овсеенко (Антонов), Романов, Кутнер и др. Даже адмирал Д. Н. Вердеревский, будущий морской министр во Временном правительстве (фамилия которого в газете ошибочно напечатана как Вередерский), находился в заключении вместе с большевиками за то, что будучи в период июльских событий начальником штаба Балтийского флота, отказался выполнить приказ помощника морского министра Б. П. Дудорова направить в Петроград четыре эсминца для поддержки Временного правительства.
Поскольку никаких обвинений заключённым в «Крестах» предъявлено не было, становится очевидным, что настоящей причиной ареста большевиков стало не обвинение в шпионаже, а события 3–5 июля, в ходе которых была предпринята попытка государственного переворота (немаловажные подробности этой попытки будут приведены далее). По замыслу организаторов антибольшевистской кампании, эта попытка как раз и состоялась во исполнение большевиками шпионского задания германского генштаба, и потому оба дела — о событиях 3–5 июля и о шпионаже — были в дальнейшем объединены юридическими инстанциями в одно. Что подтверждается следующей публикацией в «Новой жизни» от 30 июля (12 августа): «Лица, стоящие близко к следствию, продолжают утверждать, что в настоящее время будто уже окончательно выяснилось, что вооружённое восстание 3–5 июля было организовано немецкими агентами с целью сорвать все подготовки наших военных властей к наступлению на фронте».
В целом же, при внимательном анализе сообщений «Живого слова», с которых началась антибольшевистская кампания, становится очевидным их откровенно провокационный характер. Во-первых, сомнения в достоверности данных вызывает большая хронологическая разница в их появлении у разведотдела российского генерального штаба и публикации для широкой публики: напомним, что Деникин отправил Керенскому протокол допроса прапорщика Ермоленко 16 мая, но лишь в начале июля, то есть спустя почти два месяца, этот документ получил огласку в прессе. Возникает вопрос: что всё это время удерживало правительство от публикации таких красноречивых сведений? Единственно возможный ответ на него — потому что они были недостоверны; в них всё, с самой первой строки, вызывает сомнения, в том числе «факт» сотрудничества офицеров германского генштаба (!) с нижним офицерским чином российской армии — прапорщиком (!), который в силу своей полной политической безвестности и невысокого звания не мог оказать сколько-нибудь заметного воздействия на эффективность пропаганды ни против, ни в пользу войны. Ещё менее правдоподобными выглядят детали, которые офицеры германского генерального штаба сообщили прапорщику российской армии, — о секретных агентах в Стокгольме, названиях банковских структур в Европе и т. п. Для чего германским офицерам понадобилось сообщать эти сведения русскому прапорщику, как не для того, чтобы он их потом разгласил, и, следовательно, не были ли эти «подробности» сфабрикованы?