Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года
Шрифт:
Они жаловались, что за короткое время Контрольная комиссия превратилась в настоящий бич. Безобразие, кричали коммунисты, комиссия выпустила кодекс поведения коммуниста. Чиновник комиссии сделал вид, что невероятно возмущен этими жалкими протестами. Они надеялись, что коммунистические моральные принципы будут напоминать буржуазные: сколько можно выпить рюмок водки, какие делать подарки? Рядовые коммунисты, конечно, не знали, что праздники превратились в оргии, принимающий подарки – во взяточника. Теперь все зависело от «Марьи Алексевны» (любого пола), которая заседала в комиссии и внимательно следила за известными революционными ветеранами.
Вызывало возмущение и растущее неравенство в партии на всех уровнях. В первые дни революции секретарь парторганизации был товарищем в прямом смысле этого слова. Если бы
Теперь рядовому коммунисту объяснили, что ему следует помалкивать, а не критиковать нэп или работу ЦК. То, что еще год назад казалось немыслимым, теперь воплотилось в реальность. ВЧК активно заинтересовалась деятельностью тех коммунистов, чьи голоса звучали излишне громко. Бывшие члены «рабочей оппозиции» утверждали, что некоторых из них навещали агенты ЧК, прикинувшиеся кем-то из оппозиционеров. Не Коллонтай ли и Шляпников были заинтересованы в создании IV Интернационала? [472]
472
См.: XI съезд РКП(б). М., 1961. С. 753.
Агенты-провокаторы использовались для установления связи с меньшевиками и эсерами, но подсылать их к членам партии было неслыханным произволом. В квартирах тех членов ЦК, которые находились в оппозиции, проводились обыски. Перехватывалась почта Шляпникова. Вот мы и оказались на пороге сталинизма.
Эти действия, которые через несколько лет будут восприниматься в порядке вещей, пока еще вызывали бурное негодование. Многие ветераны в 1921—1922 годах порвали свои партийные билеты. В некоторых крупных городах возникли группировки, в обход партийной иерархии. В них обсуждались причины, которые привели к разложению режима, и возможные средства борьбы с этим явлением. По крайней мере одно решение было найдено: легализовать не только внутрипартийную оппозицию, но и социалистические партии.
Если бы это произошло, коммунистическая партия стала бы напоминать русскую социал-демократическую партию до 1914 года, этакий конгломерат из разных групп и фракций. Это означало бы возвращение к надоевшим ссорам и обвинениям, которые внесут меньшевики и эсеры в коммунистическую партию. Ничего страшного, считали многие. Почему бы не позволить откровенную критику, столкновение мнений? Реальная внутрипартийная демократия лучше, чем обман под названием «демократический централизм». К чему нам группировки, погрязшие в интригах и борьбе за власть. Но Ленина, как и большинство партийных чиновников, не устраивала подобная перспектива. Советские партийные боссы, члены Политбюро, свыклись с атмосферой интриганства, считая приемлемым подобное положение вещей. Но чтобы их критиковали рядовые партийцы – об этом не могло идти речи.
Вполне естественно, что многие несоветские историки с симпатией относятся к оппозиционерам 1921—1922 годов. Они обвиняли режим в излишней терпимости, в том, что крестьян оставили в покое и дали работу бывшим меньшевикам и буржуазным специалистам. Они отрицали благотворное влияние нэпа на экономику страны, мечтали вернуться к «энтузиазму и хаосу» героических дней. Для многих из них главным злодеем были не партийные олигархи, правившие страной, а гуманный и здравомыслящий Леонид Красин. Этот бывший террорист упорно сражался за то,
На сей раз политика репрессий не предусматривала никаких послаблений. Уже в августе 1921 года Ленин выразил желание исключить Шляпникова из партии, хотя совсем недавно говорил, что подобные действия в отношении партийных лидеров будут предприниматься в исключительных случаях. ЦК не согласился с его мнением, и Ленин не стал настаивать. Но в феврале 1922 года Мясников был исключен из партии. Да, он великолепно зарекомендовал себя во время Гражданской войны, но ведь он настаивал на свободе печати, причем любой, от монархической до анархической! Ленину надоело переписываться с Мясниковым, убеждая в ошибочности его рассуждений. Вскоре Мясников покинул Россию и вернулся только после Второй мировой войны. Он был, по крайней мере, последователен, чего нельзя сказать о других противниках правящей партийной фракции.
В феврале оппозиция предприняла шаг не только глупый, но вызвавший возмущение. Коллонтай и Шляпников подали в Коминтерн жалобу о репрессиях внутри коммунистической партии (об этом говорилось ранее). Мало того, негодяи сообщили зарубежным коммунистам, что в Советском государстве армия используется для подавления забастовок. Им (иностранцам) показывают парады, в то время как рабочие голодают. [473]
Они имели право поступить так, как они поступили, признали их обвинители. Коммунизм является международным движением, и Коммунистическая партия России только одна из его ветвей. Но… они действовали как контрреволюционеры. Как они могли стирать грязное белье перед иностранцами? Исполнительный комитет Коминтерна состоял из пенсионеров советского правительства. Они вынесли вердикт: «Позиция товарищей… не помогла русской партии в ее борьбе против отклонений, объективно (!) имевших место… а напротив, ослабила партию и одновременно вооружила врагов коммунизма и диктатуры пролетариата…» XI съезд, проходивший в марте 1922 года, исключил основных обвиняемых из партии и вынес решение энергично бороться со всеми проявлениями инакомыслия.
473
См.: XI съезд РКП(6). С. 754.
Состояние здоровья Ленина резко ухудшалось, и он уже не мог принимать участие во всех заседаниях съезда. Он выступил на открытии съезда с политическим отчетом ЦК и на заключительном заседании.
Ему еще не было пятидесяти двух лет, а он был уже крайне усталым, смертельно больным человеком. Он усиленно готовился к XI съезду партии, участвовал в подготовке проектов решений по основным вопросам и разработал план политического доклада ЦК. «Наша основная беда в отсутствии культуры и в том, что на самом деле мы не знаем, как управлять».
Во время выступления на съезде (это был последний съезд, на котором он выступал) он чувствовал усталость и раздражение, которые, по всей видимости, ускорили ход болезни. Тем, кто был рядом с ним все эти годы, стало очевидно, что это уже не прежний Ленин. Если раньше он испытывал удовольствие от борьбы с противниками, то теперь любые возражения вызывали только гнев вождя. Гнев, смешанный с упреками и обвинениями в развале административно-хозяйственной работы. Он то и дело повторял: «мне сказали», «они объяснили мне» и т. п. его шутки были грубее обычного. О своем заместителе Рыкове, на которого он возлагал надежды как на руководителя, Ленин сказал: он ездил в Германию подлечиться, и немецкий хирург «отрезал плохую часть Рыкова… а хорошую, совершенно здоровую прислал нам». Если бы это можно было сделать с остальными коммунистами!