Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Улам Адам Б.

Реакционеры из царского окружения умоляли царя дать согласие на предоставление политической свободы и конституцию. Напуганный ростом революционных сил, самодержец всей России издал 17 октября манифест, в котором обещал «гражданские свободы» и «законодательную» Думу. Даже в разгар революции в это обещание верилось с трудом. На смену удивлению, вызванному этим манифестом, пришли недоверие и скептицизм, а затем еще большее усиление революционного движения. Петербургский Совет потребовал политической амнистии, вывода из города воинских частей и создания народной милиции. В некоторых городах толпы народа врывались в тюрьмы и освобождали политических заключенных. В столице Витте пытался восстановить какое-то подобие порядка, проводил переговоры с Советом, в то время как монарх прятался в своей загородной резиденции. Витте призывал забастовщиков, называя их «братьями», положить конец беспорядкам и вернуться к работе. Совет резко ответил, что не понимают, какое отношение рабочие имеют к графу Витте. Тем не менее Витте производил впечатление на многих членов Совета благодаря репутации либерала и простым, «истинно русским» манерам. В присутствии делегатов Совета он позвонил в убежище императора, а затем, повернувшись

к рабочим, сказал: «Слава богу! Могу поздравить вас, господа. Царь только что подписал амнистию». Делегаты были поражены: кто мог подумать, что правительство выполнит это обещание?

Известие об амнистии заставило многих социалистических лидеров подумать о возвращении домой. Троцкий был уже там и как руководитель успел покрыть себя славой. Вера Засулич, вынужденная томиться в эмиграции, еще какое-то время не могла вернуться в Россию. Заболевший Плеханов остался за границей. Остальные, включая Ленина, хотя и испытывали определенные опасения, стремились вернуться на родину. Их одолевали сомнения относительно личной безопасности. Несмотря на все обещания властей, всегда существовала вероятность ареста и длительного заключения. Но самые большие опасения вызывал тот факт, что в качестве политических лидеров они будут нежелательны в революционном водовороте событий. Появилось новое поколение революционных героев. Председателем Петербургского Совета был ранее ничем не прославившийся молодой адвокат Хрусталев-Носарь. Его заместителем, автором его манифестов, редактором его статей, восходящей звездой революции был не кто иной, как Троцкий. Новые времена требовали новых талантов, и прежде всего умения выступать перед широкой аудиторией. Ленин никогда прежде не выступал перед толпой. Теперь в Петербурге проходили многотысячные митинги, и молодой Троцкий уже считался непревзойденным оратором. Политические газеты и журналы издавались легально. Это было огромное благо, которое могло обернуться возможными затруднениями. Нельзя было надеяться на то, что читающая публика сможет оценить превосходных политических полемистов Мартова и Ленина, их шутки и саркастические замечания в адрес друг друга, их обвинения в предполагаемом предательстве летом 1903 года в Лондоне и зимой 1904 года в Женеве, карикатуры на меньшевиков, злорадство меньшевиков при виде растерянности Ленина, ухода Плеханова и тому подобное. Ежедневно происходили уличные бои и вооруженные восстания. В этом старые лидеры вряд ли могли быть чем-либо полезны. Они, занятые бесконечными спорами, были оторваны от событий в России. Короче говоря, окончательное поражение революции не только предоставило кратковременную передышку царскому правительству, но, не будет преувеличением сказать, сохранило большевизм и меньшевизм как политические движения.

Под воздействием революции Ленин из неистового, временами непоследовательного полемиста превратился в практичного, проницательного политика. Еще находясь в эмиграции, Ленин готовился к возвращению на родину. Большевики собирались издавать в России новую газету, и Ленину требовались авторитетные авторы. В газете «Новая жизнь» работали известные авторы, но Ленину хотелось чего-то большего. Он стремился привлечь к работе человека, чье имя и труды пользовались непревзойденным уважением среди социалистов и радикалов всех мастей. Таким человеком был Плеханов. Совсем недавно Ленин отказался считать его товарищем, а в октябре послал ему почтительное письмо. Без лишних слов Ленин сообщил «высокоуважаемому Георгию Валентиновичу», что «мы, большевики, страстно хотим работать с вами». Не соизволит ли он стать членом редакционной коллегии «Новой жизни»? Большевики, как, впрочем, и всегда, хотят, чтобы Плеханов принял непосредственное участие в революционном движении. Прошлые разногласия? Какие же это разногласия, это простые недоразумения. Он, Ленин, «никогда не хотел навязывать социал-демократам свою точку зрения». [146]

146

Ленин В. И. Собр. соч. Т. 34. С. 315.

Просьбы о помощи были направлены и другим социалистическим знаменитостям. Сибарит Луначарский едва успел обосноваться во Флоренции, чтобы спокойно заняться литературной деятельностью, как в ноябре был вызван в Санкт-Петербург для участия в издании новой газеты. В том же месяце после долгих непонятных задержек Владимир Ильич наконец-то вернулся в столицу из эмиграции.

Пьянящая, возбуждающая обстановка, написал Мартов о своих первых впечатлениях от России. Всего пять лет назад он и Ленин покинули страну, в которой пропаганда социализма ограничивалась небольшими тайными кружками, а о какой-либо политической деятельности не было и речи. Теперь полиция беспомощно взирала на огромные толпы народа, слушавшие подстрекательские речи. В университетских аудиториях выступали представители соперничающих радикальных партий. Было понятно, что революция продолжается. Царский манифест от 17 октября только возбудил аппетит экстремистов. На следующий день после опубликования манифеста, 18 октября, известный московский юрист присутствовал на открытом заседании. Собравшиеся обсуждали, что больше подойдет для уличных боев, маузер или браунинг. [147]

147

См.: Маклаков В.А. Правительство и общество. Воспоминания современника. Париж, 1937. Т. 3. С. 406.

Социалистическое движение процветало, и теперь тысячи людей стремились встать под его знамена. Денежные вливания, по большей части от богатых фабрикантов, шли на издание социалистических газет. Тиражи газет «Новая жизнь» и «Начало» (печатный орган меньшевиков) достигли пятидесяти тысяч.

Принимая во внимание оглушительный успех, Владимир Ильич для начала предпринял попытку обеспечить устойчивое положение в сложившейся ситуации. В первую очередь следовало решить проблему, связанную с отношением большевиков к Советам. Большевики

враждебно отнеслись к появлению Советов, особенно Петербургского, но затем предприняли неуклюжие попытки захватить руководство этой новой формой пролетарской организации. В конце концов, их лидер учил их не доверять «стихийности». Петербургский большевистский комитет, представлявший несколько сотен рабочих, потребовал, чтобы Совет, объединяющий десятки тысяч, подчинялся ему. Вскоре Ленин понял несерьезность подобного требования; он пока еще не знал, что делать с этим «неожиданным дитищем революции». В какой-то момент он увидел в Советах будущее революционное правительство. В 1917 году, вернувшись в Россию, Ленин решительно провозгласил: «Вся власть Советам!» Но в ноябре 1905 года в Петербурге он как-то произнес неоднозначную фразу: «Совет не парламент и не орган пролетарского правительства, а орган стачечной борьбы, созданный для вполне определенных целей».

Ноябрь – декабрь 1905 года оказался тем редким исключением в политической жизни Ленина, когда на фоне важных событий он выглядел весьма незначительной фигурой. В то время как в Петербурге Совет рабочих депутатов вел переговоры с царскими министрами и, что на этот раз соответствовало действительности, руководил массами, он, самозваный лидер пролетариата, фактически оказался в роли пассивного наблюдателя. Чтобы скрыть этот позорный факт, советские историки прибегают к откровенному обману: Ленин определял стратегическую линию Совета или, что ближе к истине, большевистский комитет в целях безопасности запретил ему принимать участие в работе Совета. Но, честно говоря, подобное поведение Ленина, безусловно, говорит о его величии. Верному Луначарскому Ленин откровенно признавался во временной беспомощности большевиков.

Мало того, он отдавал должное человеку, которого больше, чем кого-либо, на протяжении двух последних лет осуждал, обвинял и оскорблял. «Троцкий заслужил свое место благодаря неустанной тяжелой работе», – со вздохом сказал он Луначарскому. [148]

Перед лицом жестоких реалий политической жизни Ленин продемонстрировал удивительную гибкость и приспособляемость. Он фактически возглавил руководство газетой «Новая жизнь», легальной газетой большевиков. Своей популярностью газета в значительной степени была обязана литературному таланту Максима Горького, большого друга большевиков, кроме того оказывавшего им большую материальную помощь. На тот момент Горький находился в зените славы и считался лучшим пролетарским писателем. По собственной инициативе он привлекал к работе таких звезд с литературного небосклона, как Бальмонт, Леонид Андреев и Евгений Чириков. Официально издателем газеты была «друг» Горького, знаменитая актриса Мария Андреева. Ленин общался с непривычным кругом людей. Это были эстеты и представители богемы, тот сорт людей, который его преемники будут критиковать за «литературные инновации» и «беспочвенный космополитизм». Но Ленин был с ними в дружеских отношениях и вел себя с ними тактично. К Горькому, который при всем своем радикализме водил дружбу с миллионерами и великими князьями, Ленин навсегда сохранил нежные чувства, пережившие политические разногласия. Горький был связующим звеном между Лениным и обществом; он из собственного кармана и из карманов сочувствующих большевикам капиталистов оказывал материальную помощь революции. [149]

148

Луначарский писал свои воспоминания в период заката былой славы Троцкого. Пролетарская революция. 1925. № 11. С. 56.

149

Не такое уж редкое для России явление. Если одной из характерных черт XIX века было «чувство вины» аристократа перед народом за крепостное право, то в XX веке это чувство охватывало в основном фабрикантов. Одним из них был Савва Морозов, сочувствовавший большевикам и оказывавший им большую материальную помощь. Другой фабрикант в дни восстания в Москве вооружил собственных рабочих для борьбы с полицией.

10 ноября в газете «Новая жизнь» публикуется статья Ленина «О реорганизации партии». По достоинству оценив ситуацию, он становится горячим защитником внутрипартийного единства, с растущей сердечностью отзывается о меньшевиках и Совете рабочих депутатов. Вдруг неожиданно для всех Ленин стал сторонником «стихийности», предложил активнее вовлекать в ряды партии новых членов прежде всего из числа рабочих. От имени партийного аппарата и старых эмигрантских лидеров он выражал готовность учиться у рядовых пролетариев. Чем, кроме книжных теорий, могут помочь революции лидеры? Массы несут жизнь.

Нет причины не верить в искренность этих слов или приписывать их отчаянной попытке сохранить влияние большевиков. Ленин учил, что в новых революционных условиях нельзя работать по-старому, следует забыть прежние теории и планы. С самого начала меньшевики хотели объединиться и возглавить руководство Советами. Большевики тянули с решением. Пришло время признать ошибку.

В этом не было никакой уступки. Ленин говорил об объединении социал-демократической партии, но не собирался отдавать ядро организации.

Большая часть меньшевиков устала от конспиративных методов работы. Большевики должны были признать, что это не признак малодушия или пораженческих настроений. Меньшевики стремились вступить в открытую борьбу с режимом. Им, по их собственным словам, надоело «проклятое нелегальное существование» по фальшивым паспортам, тайные сборища и тому подобное. Или вооруженное восстание, или, если режим действительно предоставит политическую свободу, открытая борьба в качестве парламентской группы. Этот Ленин не предпринимает никаких действий. Конспирация превратилась у него в навязчивую идею. Он только и делает, что меняет конспиративные квартиры, опасаясь, что полиция обнаружит его след. В ноябре и декабре такие предосторожности были абсолютно ни к чему. Полиция была прекрасно осведомлена о его перемещениях. Правительство, объявив об амнистии, тоже вряд ли будет арестовывать руководителей Совета. Но начать жить открыто, под своим именем, с женой было бы с его стороны уступкой буржуазным привычкам. Отсюда эта бесконечная, истеричная и бесполезная смена адресов.