Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Улам Адам Б.

Такому человеку, как Ленин, казалось немыслимым отказаться от нелегальных методов. Конспирация была страстью, она составляла часть его натуры. Именно поэтому Ленин, наряду с созданием единой легальной марксистской партии, категорически требовал сохранить конспиративную сеть.

И все-таки интересно, что бы произошло, если бы после революции в России установился конституционно-парламентский режим. Конспиративные методы работы отошли бы в прошлое. Превратился бы Ленин в послушного парламентского лидера? При всей страстности и одержимости Владимир Ильич был весьма практичным человеком.

События избавили его от мучительного выбора. Судьба революции в основном была связана с Петербургским Советом, и в декабре стало ясно, что большинство надежд, которые возлагались на Совет, не оправдаются. Совет, по сути, не мог стать революционным правительством, как не мог стать и координирующим центром всероссийского восстания. Эта нестабильная группа насчитывала несколько сотен человек, в основном неискушенных в политике и не имеющих общего мнения. Под вдохновенным руководством Троцкого Совет объявил, что ни одно издание не выйдет из печати до тех пор, пока существует правительственная цензура. В течение нескольких недель, впервые в истории, в России существовала, по словам Троцкого, «свобода

печати по американскому образцу». [150]

150

Само собой разумеется, что в советский период следовало найти оправдание этому заявлению: действительно, по сравнению с царской Россией американская пресса была относительно свободной, однако по-настоящему свободной является только советская пресса.

Консервативные редакторы сожалели о том, что их насильно лишили возможности пропускать газеты через царскую цензуру. Но к этому времени рабочие массы, от которых зависела судьба Советов, устали от борьбы. Всеобщая забастовка была приостановлена. Совет, чтобы сохранить доверие рабочих, установил восьмичасовой рабочий день. На этот раз капиталисты, многие из которых продолжали платить заработную плату забастовщикам, взяли на себя смелость подвергнуть рабочих локауту. Советы в очередной раз призвали к всеобщей забастовке, но они явно теряли влияние. Витте, в ярости от наличия в России двух правительств, его и Совета, выжидал подходящего момента для принятия контрмер. Теперь, ободренный растущей апатией рабочих и отсутствием реакции со стороны армии на революционные призывы, он арестовал председателя Совета и, увидев, что его действия не вызвали никаких серьезных последствий, вслед за ним отправил весь Совет – сто девяносто его членов, включая Троцкого, оказались надежно изолированы.

Революция проиграла первое главное сражение, но еще была далеко не закончена. Во многих провинциальных городах царил полнейший хаос, или, все зависит от точки зрения, ситуация там была более обнадеживающая, чем в Петербурге. В некоторых городах местные власти полностью передали свои полномочия Советам. По крайней мере, в одном случае губернатор выдал оружие революционной организации, умоляя не допустить мародерства и хулиганских действий. Правительственные чиновники могли пользоваться железнодорожным сообщением только при наличии разрешения, выданного забастовочным комитетом железнодорожников. Несколько населенных пунктов превратились в независимые «республики», с властью Советов и рабочей милицией, патрулировавшей улицы. Ни одна подробность этой фантастической ситуации не вызвала большего раздражения правительства, чем известие, что во время революционной демонстрации генерал-губернатор Москвы, выйдя на балкон и увидев внизу демонстрантов с красным флагом, снял шляпу. [151]

151

См.: Витте С. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. С. 190. Бедняга имел все причины относиться терпимо к бастующим. Его предшественника разорвало на куски бомбой, брошенной эсером.

Россия была охвачена крестьянскими восстаниями. Зачастую крестьяне приходили к помещику и заявляли, что лично к нему не имеют никаких претензий, но все сделают для того, чтобы отнять у него землю. Участились акты открытого неповиновения и убийства помещиков. Крестьянские восстания носили еще более угрожающий характер, чем восстания в городах. Да это и понятно: не было в России ничего безысходнее, чем крестьянская доля. Рост населения в Европейской России и порочная система крестьянской коммуны привели к чрезмерной эксплуатации земельных ресурсов. [152]

152

Коммуна ограничивала крестьянина. Периодическое перераспределение земельных наделов не лучшим образом сказывалось на качестве обработки земли.

Причина крестьянских восстаний крылась не столько в революционной агитации, сколько в бедственном экономическом положении крестьянства. В этом признавались даже генералы, прибывавшие с войсками в различные области для оказания поддержки охваченным паникой помещикам. Они докладывали, что без коренной реформы, которая бы гарантировала крестьянам увеличение земельных наделов, деревня непременно окажется ввергнутой в анархию. Проблему не удастся решить с помощью одних репрессий.

Витте, полностью разделявший это мнение, упорно придерживался принятой стратегии, сочетавший меры силового воздействия с одновременным проведением реформ (нельзя сказать, что придворные круги горячо поддерживали проведение реформ). Премьер-министр использовал любую возможность, надеясь с помощью репрессий подавить растущие беспорядки. Карательные экспедиции, отправленные на Транссибирскую магистраль, подавили забастовку железнодорожников. Понимая неизбежность гражданской войны, карательные экспедиции действовали с немыслимой, можно сказать, дикой жестокостью. Забастовщиков зачастую расстреливали без суда и следствия. Но пожалуй, особая жестокость отмечалась в подавлении революционных беспорядков в Польше и Латвии. Армия и казаки, призванные «защитить», расстреливали, сжигали и грабили местных жителей. Неудивительно, что спустя двенадцать лет латышские стрелки стали оплотом революционной армии, превратившись в элитную гвардию большевиков.

Но вернемся к рассмотрению социалистического движения. Пиком революционной активности явилось вооруженное восстание в Москве в 1905 году. В древней столице России начиная с октября действовал Совет рабочих депутатов, соперничая с Петербургским Советом. На первом заседании присутствовало сто восемьдесят делегатов, представлявших восемьдесят тысяч рабочих. Выяснив, что меньшевистское руководство Петербургского Совета не предпринимает практически никаких действий по подготовке восстания, Московский Совет призвал к всеобщей забастовке и подготовке вооруженного восстания. Эта была последняя попытка радикалов решить проблему с помощью силы и воспрепятствовать деморализующему влиянию неутешительных известий из Санкт-Петербурга. Большевики попытались приписать себе основную роль в руководстве забастовкой и вооруженным восстанием, хотя впоследствии Луначарский практически опроверг

это своим заявлением: «В Москве… мы тоже не являлись руководящей силой». Восстание было отчаянной попыткой вернуть инициативу. Несколько сот вооруженных револьверами и ружьями людей не могли оказать серьезного сопротивления регулярным войскам царского правительства. Надежды найти сочувствие в солдатской среде рухнули; правительство, не доверяя московскому гарнизону, направило в Москву Семеновский и другие полки. Последовавшее массовое кровопролитие унесло множество жизней рабочих и студентов. По мнению многих, включая Плеханова, это были бессмысленные жертвы, не принесшие никакой пользы для революции. В пример ставился Троцкий, чье искусное руководство уберегло пролетариат от таких безрассудных и неоправданных жертв. Но большевики посчитали, что извлекли из московского восстания полезный урок, и, конечно, упрекали Троцкого в малодушии. Тысячи злодейски убитых армией и полицией безоружных граждан и заключенных оказались для Ленина малой ценой за уроки уличных боев и за углубляющуюся пропасть между режимом и рабочими. «За одного битого двух небитых дают», – по-прежнему любил повторять Ленин. По его мнению, несмотря на огромные потери и жестокое подавление восстания, пролетариат получил важный урок. Позже Ленин писал: «До вооруженного восстания в декабре 1905 года народ в России был не способен на массовую вооруженную борьбу с эксплуататорами. После декабря это был уже не тот народ. Он переродился. Он получил боевое крещение. Он закалился в восстании. Он подготовил ряды бойцов, которые победили в 1917 году…»

После подавления московского восстания Ленин был вынужден признать, что егце не пришло время для крупномасштабного восстания. На всей территории России Советы под натиском силы стали сдавать свои позиции. Маленькие «республики» вернули полномочия царским властям. Ленин, стремясь сохранить воинственный дух большевиков, находит великолепный способ решения этой проблемы: партизанскую войну. Он по-прежнему отрицательно относится к индивидуальному террору эсеров, но при этом сам очень близок к нему. В Польше одна из ветвей социалистического движения, Польская партия социалистов (ППС), принимала участие в нападении на правительственные учреждения и банки, тем самым деморализуя русскую бюрократию и пополняя партийные фонды. Ленина не интересовала ППС; поляки сочетали социализм с национализмом и никогда не были близки большевикам. Теперь же Ленин советовал большевикам следовать той же самой тактике внезапного нападения и «экспроприации» государственных и личных средств для нужд партии. Следует создавать группы по три – пять человек, специализирующиеся на подобных действиях. Луначарский говорил, что многие большевики поддержали это решение. Разумеется, они искали пути для восстановления прежней активности. Конечно, такой путь был чреват новыми опасностями. Кроме того, он противоречил давним традициям социал-демократов. Тонкая грань отделяла «экспроприацию» от бандитизма. Партия делалась привлекательной для нежелательных, даже преступных элементов. По мнению Ленина, партизанские действия были очень опасны, что и было доказано последующими событиями. Они внушали не только воинственность, но и страсть к вооруженным действиям. Пропаганда и агитация отошли на второй план. Участие Ленина в этой деятельности, которая практически ничем не отличалась от террористической, стала основной темой обвинений в его адрес со стороны меньшевиков и международных социалистических кругов. Большевики слишком поздно включились в революционную борьбу. Теперь, когда в этом уже не было никакого смысла, они пытались компенсировать это излишней воинственностью. Временами Ленин давал выход скрытой ярости, выступая скорее учеником Нечаева или Ткачева, чем Карла Маркса.

Подавление московского восстания изменило характер революции. Советы приостановили свою деятельность; прекратились массовые выступления. Теперь на русской политической сцене появилось новое, зловещее действующее лицо: реакционное движение Союз русского народа. Члены союза нашли поддержку У тех представителей бюрократии и духовенства, которых одна мысль о будущей конституционной России приводила в такой же ужас, как и революция, если не в больший. Россия, по их мнению, была неразрывно связана с самодержавием. Конституционализм являлся инородным, губительным для России изобретением. Все зло заключалось в интеллигенции и особенно в евреях. Для Союза русского народа Витте, отчаянно стремившийся сохранить монархию и восстановить порядок, был агентом иностранных капиталистов и, естественно, евреев. [153]

153

Не странно ли слышать такое антисемитское заявление, исходившее от Троцкого: «…Мендельсон и Ротшильд были за конституцию: и законы Моисея, и законы фондовой биржи запрещают употреблять свежую кровь». Троцкий А. Собр. соч. М., 1927. Т. 2. С. 2. Назначение Витте на должность премьер-министра было в большой степени обусловлено его связями с иностранными капиталистами и надеждой, что ему удастся получить большую ссуду на Западе. Но ни Ротшильд, ни Берлинский банк Мендельсона не принимали участия в займе.

В ряде случаев, где-то с попустительства местных властей, где-то с их явного одобрения, реакцией на первую волну революционных беспорядков явились еврейские погромы. С момента опубликования Манифеста от 17 октября погромы стали носить систематический характер. Толпы людей, несущие иконы и портреты императора, под «Боже, царя храни», пользуясь любой возможностью, расправлялись с интеллигенцией и евреями.

Комендант Одессы на просьбу еврейской делегации защитить их от погромов ответил: «Вот вам ваша еврейская свобода». Порядочные чиновники, в том числе и Витте, были бессильны предотвратить погромы, поскольку Союз русского народа пользовался расположением Николая и кое-кого из его окружения. Трудно понять, как Николай мог проявить такую умственную ограниченность (не говоря уже об отступлении от строгих правил морали), когда согласился не только принять лидеров союза, но и поблагодарил их за отличную работу в оказании поддержки трону. При существующей Думе император открыто обратился к негодяю, возглавлявшему союз, некоему Дубровину, со следующими словами: «Пусть Союз русского народа будет моим преданным защитником, всегда и во всем обеспечивая законность и (с помощью силы) общественный порядок». [154]

154

Изгоев Д. П.А. Столыпин. М., 1912. С. 64.