Большевизм: шахматная партия с Историей

Божич Анатолий Станиславович

Между тем, проведя первую чистку в своих рядах (в рамках внутрипартийной демократии), Ленин укрепил руководство партии и правительство людьми, способными в случае необходимости пойти на крайние меры. Он был готов к любым комбинациям, к любым экспериментам, к любым вариантам развития событий — но при одном условии: ни в коем случае не отдавать власть.

Итак, благодаря уникальному стечению обстоятельств, включающему в себя крайнюю степень дискредитации Временного правительства в общественном сознании, массовое недовольство продолжением мировой войны, глубочайший финансово-экономический кризис, нераз- решенность «земельного вопроса», быстрый рост массовых антибуржуазных настроений, нарастающую анархию в системе управления, а также благодаря энергичной и бескомпромиссной тактике, предложенной и отстаиваемой Лениным, — большевики взяли власть. Не меньшее значение имел тот факт, что переворот был осуществлен в условиях продолжающейся мировой войны, и возможности для вмешательства во внутренние дела России у большинства западных правительств (включая правительство США) были минимальными. Уникальное сочетание кризисных факторов, создавших крайне благоприятную ситуацию для

взятия власти большевиками, само по себе ничего не значило, если бы не было максимально использовано Лениным для осуществления своей цели. Но использовать эту ситуацию Ленин смог только тогда, когда с ним выразила готовность пойти на радикальные шаги верхушка партии, многие члены которой до этого момента надеялись на более легитимные формы взятия власти. Как ни парадоксально, но существование внутрипартийной демократии внутри большевизма оптимизировало его политический потенциал. Именно постоянный диалог между Лениным и ЦК большевистской партии привел их к наиболее оптимальному выбору момента вооруженного переворота. Я утверждаю, что никакого «культа лидера» до 1917 года внутри большевизма не было, и дискуссия между Лениным и ЦК в сентябре-октябре 1917 года — блестящее тому доказательство. Парадоксальным в этой ситуации было и то, что на какое-то историческое мгновение большевики оказались выразителями надежд и чаяний значительной части русского народа. Бертран Рассел по этому поводу заметил: «Жажда мира и земли привела к широкой поддержке большевиков в ноябре 1917 г. той частью народа, которая впоследствии не обнаружила тяги к коммунизму»1. Разумеется, Б. Рассел имел в виду русское крестьянство.

Но приход к власти означал еще и новую, вторую за столь краткий период, трансформацию большевизма. Большевизм получил государственную власть, а партия большевиков превращается в правящую партию. Теперь большевизм нуждается в выработке «государственной идеи», которая помогла бы конституировать власть пролетарских слоев в некую государственную форму. Новая историческая ситуация диктовала иную логику поведения. Однако первые месяцы большевики с этим явно не спешили, предоставив широкое поле для инициативы самим пролетарским массам, тем самым претворяя в жизнь свои лозунги. И только после того, как результаты эксперимента показали всю глубину несоответствия между остротой политических и социально-экономических проблем и неспособностью их разрешения «инициативами снизу», началось структурирование нового государственного механизма.

Глава 8 Агония и смерть большевизма. 1918-1923

Первое большевистское правительство появилось на свет экспромтом. Оно и не могло появиться иначе, т. к. существовало несколько вариантов развития событий, и арест Временного правительства до определенного момента отнюдь не был предрешен. Но, получив одобрение своих действий от делегатов Второго съезда Советов и ввиду отказа левых эсеров (на тот момент) разделить с ними власть, большевики вынуждены были создать свое однопартийное правительство. Очевидно, это не отвечало интересам значительной части руководства большевиков, но в данной ситуации им ничего не оставалось, как подчиниться партийной дисциплине. Старый большевик Г.И. Ломов (Оппоков) впоследствии вспоминал, что Ленину приходилось ловить своих однопартийцев в коридорах Смольного и, держа за пуговицу, чтобы не убежали, буквально уговаривать войти в правительство. С.В. Леонов по этому поводу заметил: «Столь редкое в мировой практике коллективное нежелание входить в правительство свидетельствовало не только об остроте положения, неуверенности большевиков и о других «конъюнктурных» факторах, но и о том, что главным движителем безудержного стремления к власти, продемонстрированного Лениным и большевистской партией в 1917 г., являлось не столько властолюбие как таковое, сколько желание как можно скорее реализовать свою идеологизированную цель — диктатуру пролетариата» [358] .

358

Леонов СВ. Рождение советской империи: государство и идеология. М., 1997. С. 111.

Кстати, и сам Ленин вначале решительно отказался от участия в правительстве, но затем под давлением соратников был вынужден уступить. Суханов в своих записках передает этот эпизод со слов Луначарского: «Сначала Ленин не хотел войти в правительство. Я, говорит, буду работать в ЦК партии… Но мы говорим — нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову. А то быть только критиком всякому приятно…» [359]

Выше уже было сказано, что критическая ситуация, в которой оказалось большевистское правительство уже в первые дни своего существования, парализовала всю его работу. Кроме того, противоречия между умеренными большевиками и радикалами привели к продолжительному правительственному кризису, который отнюдь не закончился после отставки нескольких наркомов 4 ноября 1917 года. Если в первые дни Ленин был абсолютно равнодушен к конкретным персоналиям в составе правительства, то затем он начинает постепенно подбирать людей, хоть в какой-то степени соответствующих его взглядам на ситуацию и отвечающих профессиональным требованиям данной должности.

359

Суханов Н. Записки о революции. Т. 3. М., 1992. С. 361.

Возможно, находясь в состоянии эйфории вследствие так легко полученной власти, Ленин вначале и не помышлял о партийной диктатуре. Выступая 26 октября на Втором съезде Советов с докладом о земле, он заявил: «И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-ре- волюционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном

собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам» [360] .

360

Ленин В.И. ПСС. Т. 35. С. 27.

И эта свобода на первых порах действительно была предоставлена. Первые месяцы нахождения у власти большевики не спешили инициировать процесс государственного строительства, многие их декреты, что замечено многими исследователями, носили чисто пропагандистский характер. Это признавал впоследствии и сам Ленин. В частности, выступая с политическим отчетом ЦК на XI съезде РКП (б) 27 марта 1922 года, он заявил следующее: «У нас была полоса, когда декреты служили формой пропаганды… когда большевики взяли власть и сказали рядовому крестьянину, рядовому рабочему: вот как нам хотелось бы, чтобы государство управлялось, вот декрет, попробуйте. Простому рабочему и крестьянину мы свои представления о политике сразу давали в форме декретов. Но эта полоса прошла…» [361]

361

Там же. Т. 45. С. 111.

Однако, предоставляя народу известную степень свободы и самостоятельности, Ленин оставлял за руководимым им правительством очень важную прерогативу: охрану завоеванной власти, борьбу с контрреволюцией. В условиях обострения внутренней и внешней борьбы это не могло затем не повести к дальнейшему усилению противоречий между декларируемой полновластностью местных Советов и концентрацией реальной власти в центре. Это был объективный процесс, не зависящий от воли конкретных лиц. Между тем, на Урале восстает атаман Дутов, на Дону пытается поднять казаков атаман Каледин, в самом Петрограде 28 ноября проходит массовая антибольшевистская демонстрация* В этой ситуации большевики идут на создание правительственной коалиции с левыми эсерами. После того, как коалицию с большевиками одобрил первый съезд ПЛСР (Партии левых социал-рево- люционеров) (19–28 ноября 1917 г.), семь представителей этой партии входят в состав Совнаркома.

Для большевиков во многом это был вынужденный шаг. Но он давал им значительное преимущество. Левые эсеры пользовались большой популярностью среди крестьянства, а без поддержки крестьянства большевики вряд ли могли себе позволить какие-то социальные эксперименты. В деревне же большевики осенью 1917 г. имели всего 203 партийные ячейки, в которых состояло примерно 4 тыс. крестьян. Благодаря поддержке левых эсеров стало возможно соглашение о слиянии ВЦИК с Крестьянским Исполнительным комитетом, причем в объединенном ВЦИК левые эсеры согласились остаться в меньшинстве.

Поворотным рубежом стал декабрь. Было подписано перемирие с Германией, это был первый шаг к сепаратному миру, к выводу России из войны. Дезертирство из армии приняло массовый характер, причем мужички дезертировали вместе с винтовками и пулеметами.

5 декабря был распущен Военно-революционный комитет, а 7 декабря создана Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и контрреволюцией. Надо сказать, что к этому времени саботаж чиновников принял угрожающие размеры, грозя парализовать деловую жизнь городов. Ленин в записке Ф.Э. Дзержинскому предлагает ввести контроль (через домовые, фабрично-заводские, продовольственные комитеты, НКВД, а также введение «потребительско-рабочих» книжек) над «лицами, принадлежащими к богатым классам». Создание ВЧК в тот момент, несомненно, усилило власть большевиков, но если называть вещи своими именами, в длительной перспективе это был весьма рискованный шаг. Еще в ходе гражданской войны органы ВЧК стали предпринимать попытки освободиться от партийного контроля, были случаи открытого неповиновения чекистов местному партийному руководству и центру. Уже в те годы ВЧК превратилась в параллельный (партийным органам) центр власти, который, в силу специфики деятельности спецслужб и в условиях отсутствия элементарных демократических свобод, обладал определенными преимуществами. В дальнейшем история СССР наполнена фактами скрытой конкуренции между партией (давно утратившей большевистское содержание) и органами ВЧК — ОГПУ— НКВД — КГБ. В 1980-е годы КГБ обеспечил прикрытие пресловутой «политики перестройки», инициированной партийной верхушкой, что привело к стремительному краху КПСС и запоздалому «термидору». Но кто мог это предвидеть в 1917 году?

Самым важным и определяющим в декабре 1917 года становится вопрос о дальнейшей судьбе Учредительного собрания. Большевизм пришел к власти под лозунгом скорейшего созыва Учредительного собрания, и ликвидация этого органа без весомых на то причин однозначно выглядела бы как узурпация власти. Умеренные большевики во главе с Каменевым и Рыковым рассматривали Учредительное собрание как символ революционной демократии и предостерегали от репрессивных действий, могущих привести к развязыванию гражданской войны не только между большевиками и буржуазной контрреволюцией, но и между большевиками и прочими социалистическими партиями. Судьбу Учредительного собрания решили два фактора: массовая демобилизация армии (с армейскими комитетами, где большинство сохраняли эсеры и меньшевики, можно было теперь не считаться) и позиция левых эсеров, которые неожиданно для большевиков поддержали идею ликвидации Учредительного собрания. Ликвидация Учредительного собрания прошла почти безболезненно для большевиков, но стала прелюдией к гражданской войне. А гражданская война объективно становилась неизбежной, ибо только через нее для большевиков был возможен выход из того экономического тупика, в котором они оказались зимой 1918 года.