Большевизм: шахматная партия с Историей

Божич Анатолий Станиславович

В этой ситуации поведение большевиков вполне логично — им ничего другого не остается, как пойти на самые радикальные меры, противоречащие на первый (но только на первый!) взгляд не только недавним октябрьским лозунгам, но и апрельским (1918 года) декларациям Ленина. Гражданская война потянула за собой и чрезвычайную экономическую политику, названную впоследствии политикой «военного коммунизма». Но парадокс в том, что никакого противоречия курсу Ленина на госкапитализм (разумеется, в его собственной трактовке) здесь не было. Об этом уже писали некоторые исследователи. В частности, историк С.Л. Павлюченков уверен в том, что «…военный коммунизм был оригинальной российской моделью немецкого военного социализма, или госкапитализма» [368] . И это действительно так. Это был госкапитализм, осуществлявшийся в условиях гражданской войны и прикрытый флером революционной пропаганды.

368

Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., 1997. С. 52.

Прежде всего, речь идет о государственном принуждении в области экономических отношений. Если за первые пять месяцев Советской власти по всей России было национализировано всего 836 предприятий, то с марта по конец июня — уже 1222 [369] . Но в первые месяцы Советской власти фабрики и заводы передавались под контроль фаб- завкомов, и худо-бедно власть пыталась наладить рабочий контроль. С лета 1918 года, особенно после принятия декрета о национализации промышленности от 28 июня 1918

года, управление промышленностью (вернее, ее остатками) все более и более централизуется, и все большую власть получает фабричная или заводская администрация, включающая в себя т. н. «старых специалистов», т. е. инженеров. Кроме того, надо отметить, что указанный декрет так и не был до конца реализован. Значительное число предприятий осталось за частными владельцами, которых также включали в состав администрации или просто назначали директорами. Разные исследователи приводят разные данные о количестве национализированных предприятий. Например, С.В. Леонов сообщает, что в европейской части России было национализировано 3338 заводов и фабрик, что составило примерно 35 % всех учтенных предприятий Центральной России [370] .

369

Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология. 1917–1922. М… 1997. С. 181.

370

Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология. 1917–1922. М., 1997. С. 181.

Не стоит забывать о том, что большевикам в этот период приходилось оглядываться на Германию и заигрывать с союзниками. Весной 1918 года, например, орган ВЦИК газета «Известия» писала: «Признание Советской власти союзниками позволило бы быстро установить тесный контакт с Англией, Соединенными Штатами и Францией, позволило бы экипировать Красную Армию, предоставить России капиталы, признание нанесло бы прямой удар по немецким империалистам и некоторым русским политическим группировкам, придерживающимся прогерманской ориентации» [371] . Однако, как известно, усиление власти большевиков в планы союзников не входило даже в контексте нанесения ущерба Германии.

371

Садулъ Ж. Записки о русской революции. М., 1990. С. 239.

Против централизации управления экономикой, против заигрывания с союзниками, против ослабления влияния Советов и переноса центра тяжести в государственном управлении на партийные комитеты выступили «левые коммунисты». Они сочли, что эволюция в сторону государственного капитализма противоречит принципу самодеятельности масс, организованных в государство- коммуну. Ленин ответил им работой «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности» (май 1918), в которой назвал самой главной опасностью социализма мелкобуржуазную стихию. Ленин утверждал, что мелкая буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм суть противники и социализма, и государственного капитализма, так как мелкая буржуазия сопротивляется любому учету и контролю: и государственно-капиталистическому, и государственно-социалистическому. Политический подтекст этого тезиса явно был направлен против левых эсеров. Отсюда следовал вывод, что госкапитализм явился бы шагом вперед по сравнению с переживаемым кризисом и что в нем (госкапитализме) для Советской власти нет ничего страшного, «ибо Советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты» [372] . Далее Ленин ссылается на свою работу «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанную еще в сентябре 1917 года, подчеркивая тем самым, что его нынешние идеи есть логическое развитие идей кануна Октябрьского переворота: «Государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет» [373] .

372

Ленин В.И ПСС. Т. 36. С. 299.

373

Там же, с. 302.

Левые коммунисты пытались организовать полемику, возлагая большие надежды на Пятый съезд Советов, но события 6 июля 1918 года (убийство немецкого посла Мирбаха и разгром партии левых эсеров) сыграли против них, вынудив поспешно отмежеваться от бывших союзников, а вслед за этим и провести ревизию идеологического багажа, тем более, что в новой ситуации и Ленин не исключал возможность вооруженного конфликта с Германией. Риск возобновления военных действий был очень велик, но именно Ленин выиграл больше всего в этой ситуации. Именно Мирбах был сторонником жесткого давления на большевиков, именно вокруг Мирбаха группировалась монархическая реакция. Убийство Мирбаха освобождало большевиков от жесткой опеки.

Что касается оппозиции, то сама логика развития событий (прежде всего — разрастание гражданской войны и все большая политическая изоляция большевиков) вынудили «левых коммунистов» уже к августу 1918 года свернуть критику «верхов» и подчиниться партийной дисциплине. Один из лидеров «левых коммунистов», Н.И. Бухарин, становится присяжным поверенным политики «военного коммунизма», одним из главных ее идеологов. Однако многие из его бывших сторонников в партии сохранили верность идеалу государства-коммуны, рассматривая его как единственно возможную модель реализации социалистической идеи. В это же время, во второй половине 1918 года, происходит и дальнейшая интеграция государственных и партийных структур, функции партийного и государственного аппарата практически совмещаются. Опытные партийные функционеры с дореволюционным стажем уходят на советскую (в губисполкомы), на военную и на профсоюзную работу. Кое-кто уходит и в ВЧК. Если верить данным, приведенным в выступлении Зиновьева на VIII съезде РКП(б), с октября 1917 по март 1919 года на государственную работу, в профсоюзы, армию и ЧК перешло примерно 200 ООО членов партии. Внутрипартийная жизнь сводится теперь к редким собраниям комячеек. В то же время число этих ячеек, как и количество членов партии, неуклонно растет. К концу 1918 года РКП(б) насчитывала примерно 8000 парторганизаций, в которые входило около 300 000 человек. Численность крестьян в партии большевиков достигла 55 ООО человек, объединенных в 2304 комячейки. В основном это были те, кто проявил себя на работе в комбедах, т. е. представители деревенского люмпен-пролетариата. Впрочем, большинство тех, кто вливался в большевистскую партию через ячейки РККА, также были вчерашними крестьянами, Численный рост РКП(б) в годы гражданской войны был обеспечен не столько за счет рабочих, сколько за счет солдат и командиров Красной Армии (многие из них были крестьянского происхождения), а также за счет сов- служащих (самого пестрого социального происхождения). Это была категория т. н. «мартовских большевиков», слабо знакомых с идеологическими постулатами и историей партии, но активно претендующих на свое место в новой вертикали власти. Однако надо отметить, что руководство большевистской партии испытывало известное недоверие к армейским кадрам, набранным через призыв или мобилизации, поэтому к концу 1918 года число членов партии в РККА не превысило 35 ООО человек (около 4,5 % личного состава). Во второй половине 1919 года, во время наступления армии Деникина на Москву, все барьеры были сняты, что способствовало быстрому росту численности большевистской партии во время т. н. Всероссийских партийных недель. Мотивы, которыми руководствовались красноармейцы из крестьян, вступая в РКП, лежали на поверхности — страх перед реставрацией буржуазно-поме- щичьего строя, под какой бы вывеской его ни предлагали, а также желание присоединиться к правящей партии, что сулило в дальнейшем карьерный рост. Какие-либо идеологические мотивы, как, например, желание строить социализм или вера в коммунистическое будущее, надо полагать, у этих людей были на последнем месте. Но в 1918 году ситуация была другая, и руководство РКП еще пыталось сохранить «пролетарский» характер партии.

В ЦК РКП(б) достаточно

быстро осознали серьезность проблемы «распыления партии», и осенью 1918 года при ЦК создается комиссия по оживлению работы партийных организаций (т. н. Организационная комиссия). В газете «Правда» появляется отдел «Партийная жизнь», при ЦК создается Бюро печати. В дальнейшем в РСФСР появляются совпартшколы (наряду с курсами красных командиров), а два видных идеолога РКП(б) — Н.И. Бухарин и Е.А. Преображенский — в ускоренном темпе пишут свою знаменитую «Азбуку коммунизма», своеобразное лик- безовское пособие для всех «мартовских большевиков». В основе всех этих действий лежал старый ложный постулат, что с помощью просвещения (в данном случае — коммунистического просвещения) можно изменить сознание людей. Но главная проблема заключалась в другом — в партию большевиков массами вливались люди с совершенно иной социальной психологией и личностной мотивацией, чем у большевиков с дореволюционным стажем. И очень быстро эти люди образовали в РКП(б) аморфное большинство. Хотя вначале это большинство не ощущало себя большинством. Социальное происхождение этой массы было столь дифференцировано, что никакого внутреннего единства у неофитов большевизма вначале не было и быть не могло. Но затем, с течением времени, эти люди приобретали некоторый опыт, занимали определенные ниши в советских и партийных организациях, после чего у них появлялись определенные функциональнокорпоративные связи, а затем и общие социальные интересы, которые партийно-государственное руководство не могло не учитывать. А поскольку идеология, как уже говорилось выше, стояла у нарождающейся советской бюрократии на последнем месте, она в своей практической деятельности ориентировалась на определенных партийных вождей, выступавших от имени тех или иных партийных слоев и групп. Вместе с неофитами в партию большевиков проникло то самое мещанство, в активном неприятии которого и заключался смысл раннего («интеллектуального») большевизма. А синтез партийных и государственных структур очень быстро сделал партию большевиков частью государственного аппарата и вынудил отстаивать не столько партийные, сколько своеобразные административно-государственные интересы, в контексте которых заявляли о себе и корпоративные интересы различных социальных групп. Как заявил позже в своей книжке И. Юре- нев, «государство мы хотели «опартиить». Пришлось же в конце концов партию «огосударствить» [374] . Об этом же писали и многие историки раннего постсоветского периода, в частности, С.А. Павлюченков: «Придя к власти в 1917 году, большевики превратили государство в орудие достижения своих политических и идеологических целей, но и государство в свою очередь «овладело» ими, сделав большевиков плотью и кровью своей системы. Воплотившись в госаппарат, большевики были вынуждены представлять и защищать помимо прочих еще и особенные государственные интересы, которые, все более развиваясь, отчуждали их от первоначальной задачи защиты интересов пролетариата и трудового крестьянства. Это последнее произошло тем более легко и незаметно для большевиков, поскольку они не имели в своем идеологическом арсенале необходимой защиты от поглощения партии агрессивной государственной структурой… Интересы государственной системы и привилегированных классов отождествлялись. Отсюда подразумевалось, что после захвата власти рабочей партией государство автоматически превращается в воплощение интересов всех трудящихся слоев общества, прежде всего рабочего класса» [375] .

374

Юренев И. Наши нестроения. (К вопросу о преодолении элементов упадка в Р.К.П.) Курск, 1920. С. 6.

375

Павлюченков С. А. Военш коммунизм в России: власть и массы. М., 1997. С. 88.

Суть проблемы заключалась в том, что уже в 1918 году в новые властные структуры (исполнительные комитеты при Советах и наркоматы) пошли не столько рабочие, сколько бывшие мелкие чиновники, представители земской интеллигенции и различных категорий служащих.

И понятно почему — они имели образование и определенный опыт административной работы. Именно об этом писал с изрядным злорадством еще в самом начале 1918 года в журнале «Русское богатство» неонароднический публицист А. Петрищев: «В России за долгие годы самодержавия накопилось чрезвычайное множество ташкентцев. Им решительно все равно, где служить, как, кому и чему служить, — лишь бы «жрать». А «жрать» при совдепах дают жирно и сытно. В первое время ташкентцы остерегались, — неизвестно еще, сколько продержится Аенин… Но неделя идет за неделей, а Аенин все держится, — значит, надо пристраиваться поскорей. А раз ташкентец пристроился, он проникается чувством самоохранительного консерватизма: он не только служит хозяину, но и старается охранять то положение вещей, которое обеспечивает ему приятную сумму житейских благ… И странное — на первый взгляд, как бы фантастическое — происходит возрождение недавно минувшего. После 1917 года вокруг Ленина собирается то же вече, какое после 1905 года собиралось вокруг Столыпина. Нет только поместного дворянства. Остальные на своем месте… Успокаивается и переходит к очередным входящим и исходящим чиновничье болото. «Знакомые все лица». Но они переоделись и сильно изменили терминологию. Ленин уверял, что намерен ехать экспрессом без всяких тормозов прямехонько в «царство социализма». Но поедет он туда, куда прикажет собравшаяся вокруг него толпа. Да уже и поехал» [376] .

376

Петрищев А. В. В гриме и без грима. (Мысли хроникера) // Русское богатство. 1918. № 1–3. С. 334–338.

Разумеется, положение вещей в этом очерке весьма утрировано, но нельзя не отметить, что общую тенденцию еще в марте 1918 года хроникер подметил верно. Вначале эти люди шли исключительно в советский (т. е. государственный) аппарат, но затем они стали пополнять собою и ряды РКП(б), и это не могло не вызвать протестной реак: ции со стороны старых членов партии, особенно — старых большевиков рабочего происхождения. Более того, партийными билетами начинают торговать. Выступая на VIII съезде РКП(б), Г.Е. Зиновьев был вынужден признать: «В Петрограде в районах продавали партийные билеты, и притом не по очень высокой цене, — называли цифру от 500 до 1000 рублей»1. Проникая в ряды РКП(б), чуждые большевистской идеологии люди вынуждены были завоевывать себе место именно администрированием, и в этом смысле утвердившаяся тенденция к централизации власти играла им на руку. Проще всего пришлым элементам было адаптироваться в новой среде, изображая бескомпромиссных исполнителей воли центра (т. е. ЦК). Критика исполнителей среднего и низшего звена подавалась как инакомыслие. Внутри РКП(б) начинается то, чего раньше никогда не было — преследование рядовых коммунистов за критику. Подобные явления встретили отпор со стороны бывших «левых коммунистов», часть которых уже в 1919 г. объединилась в т. н. группу «демократического централизма».

Еще одной проблемой для большевистского руководства стало чрезмерное увеличение влияния местных чрезвычайных комиссий, которые стали выходить из-под контроля партийных организаций, одновременно становясь центрами притяжения для людей с уголовным прошлым. Это сильно обеспокоило ЦК большевиков. 18 октября 1918 года в газете «Правда» было заявлено, что лозунг «Вся власть Советам!» сменяется лозунгом «Вся власть чрезвычайкам». После появления в «Вестнике чрезвычайных комиссий» статьи, восхваляющей применение пыток, ЦК большевиков не мог не отреагировать. 25 октября ЦК РКП(б) закрыл этот журнал, утвердил проект положения о ВЧК и назначил комиссию в составе Л.Б. Каменева, И.В. Сталина и В.И. Курского для проверки деятельности этого органа [377] . Согласно положению ВЦИК о всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях от 28 октября 1918 года, ВЧК становится органом Совета Народных Комиссаров, работающим в непосредственном рабочем контакте с народным комиссариатом внутренних дел и народным комиссариатом юстиции. Представители этих комиссариатов были делегированы в коллегию ВЧК. Председатель ВЧК, в свою очередь, входил в коллегию НКВД. Однако надо отметить, что поползновения местных чрезвычайных комиссий действовать вне какого-либо контроля (в том числе и партийного) не прекращались до конца гражданской войны. Число большевиков с дореволюционным стажем в местных комиссиях было минимальным, очень часто во главе их стояли т. н. «мартовские большевики».

377

Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология. 1917–1922. М., 1997. С. 259.