Большие бульвары
Шрифт:
– В подъезде «А». – Симон решил, что без этого уточнения информация о молодом человеке будет неполной.
Музыкант по имени Саша крепко обнял водосточную трубу правой рукой, прижался к ней бедром и спрыгнул с подоконника. Левая сторона его тела на долю секунды зависла в пустоте, а затем ударилась о трубу, которую он обнял крепко, как влюбленный обнимает свою возлюбленную.
– Вот ненормальный! – ахнула Дория.
Один за другим у окон появились соседи. Вскоре все жители особняка, которые были дома в этот утренний час, лицезрели опасный спуск Саши. Даже финансисты с третьего этажа, усердные служащие Генерального банка,
– Ситуация накаляется! – Макс был первым, кто уловил возникшее напряжение.
Пара выброшенных из окна кроссовок пролетела над двором и приземлилась рядом с мусорными ящиками. Изабель Дельгадо торопливо захлопнула окно. Саша ускорил свой спуск, но завис на уровне второго этажа: путь ему преградил стеклянный навес. До земли оставалось по меньшей мере метра три. Если спрыгнуть, без переломов не обойдется. Теперь уже все соседи заволновались:
– Надо позвонить Мире, чтобы она принесла лестницу!
– Я уже звоню, она не отвечает!
– Я скажу Мануэле!
– Держись, парень!
Почти сразу же на втором этаже открылось окно, длинные черные волосы заплескались по ветру, женская рука потянулась к Саше, тот немедля поймал ее и исчез в комнате.
– Вот те на! Его спасла Мануэла. Ну надо же, он наверняка и с ней случая не упустит. И за что мужику такая удача! – Симон завидовал и не скрывал этого.
Во дворе консьержка Мира живо подобрала кроссовки и вернулась в свою ложу. Окно второго этажа закрылось в тот же момент, когда распахнулось окно шестого. Из него высунулся коротко стриженный мужчина и что-то завопил, явно вне себя от ярости. Он долго, озадаченно разглядывал гладкий фасад и пустынный двор. Слышно было, как Изабель Дельгадо кричит, что он сумасшедший. Соседи, не отрываясь от окон, разглядывали его с той смесью сострадания и насмешки, которую вызывают рогоносцы.
– Ну что уставились, придурки? – заорал стриженый.
Словно по сигналу, каждый застигнутый с поличным наблюдатель спешно вернулся к своим занятиям.
Макс провел ладонью по заметно отросшим с их первой встречи волосам дочери:
– Может, поживешь у меня некоторое время? Я могу сделать перестановку и поселить тебя в своем кабинете. А работать буду в столовой.
Дория, которая провела утро, размышляя под одеялом, что же она будет делать, если отец выставит ее на улицу, недолго думая, бросилась ему на шею:
– Спасибо! Я согласна!
– Круто, – обрадовался Симон.
3
Не трави мне душу…
Фасад дома 15 по бульвару Мадлен был украшен кариатидами. Среднестатистический прохожий и не заметил бы эту деталь, но от гипертрофированной наблюдательности Дории она не укрылась. В бельэтаже этого особняка раньше жила Мари Дюплесси, самая прекрасная и самая злосчастная из великих куртизанок своего времени. Именно ее Александр Дюма увековечил под именем Маргариты Готье в «Даме с камелиями», и именно она впоследствии вдохновила
В одно прекрасное ноябрьское утро 2011 года на втором этаже этого знаменитого дома женщина в длинном лабораторном халате, запятнанном чем-то красным, и повязанной на голове бандане с черепами открыла дверь Дории, у которой при виде ее вырвался крик ужаса. Беттина Диаман удивленно обернулась, ища взглядом, что такое могло испугать ее гостью, но ничего не увидела.
– Что это за маскарад? – спросила Дория, придя в себя.
– Я кормлю Капюсин.
Дория последовала за своей лучшей подругой, которая убежала на кухню, потому что не годится оставлять десятимесячную девочку одну на высоком стульчике. Головка ребенка торчала из огромного пластикового слюнявчика, уже запачканного красным пюре.
– Она что, успела зафанатеть по Эдварду Калену? – Дория устроилась на дизайнерском металлическом стуле, как можно дальше от пюре. Она заметила те же кровавые пятна на белой плитке, и ей чуть не стало плохо.
– Это домашний экологически чистый морковный мусс! Ну, что новенького? – спросила Беттина, засовывая еще ложку овощного пюре в ротик дочери.
– Слишком уж красная у тебя морковь!
– Чтобы она лучше ела, я добавила кетчупа.
– Кетчуп тоже экологически чистый?
– Хватит мне мозги парить. Давай лучше рассказывай!
– Я застала их в ресторане на бульваре Бомарше. Повезло мне, что я выбрала эту дорогу. Не иначе интуиция сработала!
– Я тебя умоляю! Мне-то зубы не заговаривай!
Дория широко раскрыла невинные глаза:
– Что?
– Мне лучше выкладывай всю правду! – прикрикнула на нее Беттина, вытаскивая ручку дочери из тарелки.
Но девочка успела разбрызгать еще немного пюре, украсив уже испачканный материнский халат новыми брызгами.
– С некоторых пор он стирает эсэмэски, как только их получит – меня это заинтересовало. – Дория куснула ноготь указательного пальца, морально готовясь к чистосердечному признанию: – Вот я и взломала его почтовый ящик, чтобы проверить. Угадала пароль. Не смотри на меня так, это дата его рождения, как у девяноста девяти процентов людей.
– Я ничего не сказала. Но все равно думаю…
– Я заметила, что он переписывался с какой-то Татьяной. Вчера он назначил ей свидание в устричном баре.
– И что дальше? Ты их выследила?
– Да! Сначала они вели себя нормально. Сидели друг напротив друга, заказали вина, выпили, ну и так далее. Потом принесли огромный поднос с устрицами, креветками… У меня прямо живот подвело – я только блинчиком перекусила, пока подстерегала их в подворотне. И тут Фредерик садится с ней рядом на диванчик, начинает открывать для нее устрицы и кормить ее с ложечки, чувственно так!
Беттина прижала руки ко рту:
– Какой ужас!
– Ну и конечно, после такой прелюдии без поцелуя взасос не обошлось! Дальше плана у меня не было, пришлось импровизировать.
– Да ладно, знаю я тебя, ты свою сцену до запятой приготовила!
Дория колебалась. Она и вправду все заранее спланировала, но признаваться в этом как-то не хотелось. Капюсин склонила голову и серьезно посмотрела на Дорию своими ясными глазками. Под невинным взглядом ребенка Дория почувствовала, что должна сказать правду.