Большие часы
Шрифт:
Прикрытие, которое я должен был обеспечить Эрлу, подвергнется тщательному анализу. Равно как и я сам. С этим ничего не поделаешь. Наше предприятие не только его детище, но и мое, и, поскольку ему нельзя доверить защиту наших интересов, мне придется взять это дело на себя.
Эрла, судя по всему, вовсе не прельщала перспектива вернуться к своим макулатурным журналам, издаваемым увязшей в долгах конторой, которая выкручивалась за счет обещаний, угроз, поддельных чеков или чистого везения. Об этом он даже думать не хотел. А я думал. Эрл нюхом улавливал настроения читающей публики, и эта
В случае необходимости, если положение слишком обострится и Эрл будет не в состоянии ничего сделать, я смогу частично взять огонь на себя. Могу и такое себе позволить. Один из наших сотрудников, Эмори Мафферсон, звонил мне домой как раз в то время, когда Эрл позволил себе эту чертову вспышку ярости, которая теперь так дорого ему обходится. Так что алиби будет вполне надежным.
Самая серьезная проблема, как ни крути, — все тот же большой вопросительный знак относительно того незнакомца. Никто из тех, кто знает Эрла в лицо, не видел его с той минуты, как он ушел со званого обеда. В десятый раз я спросил Эрла:
— Так ничто в этом человеке не показалось вам знакомым?
— К сожалению, нет. Он стоял в темной части улицы. Фонарь был за его спиной.
— И вы не можете сказать, узнал он вас или нет?
— Не могу. Однако я-то стоял у ярко освещенного подъезда. Если он знает меня, он меня узнал.
Я опять начал вертеть эту проблему так и этак.
— Или же он сможет опознать вас, — заключил я, — когда увидит вашу фотографию в газетах, ведь вы окажетесь в числе допрашиваемых. Скорей всего. И мы, наверное, должны постараться, чтобы фотографии были не очень разборчивыми. Но мне хочется иметь хоть какую-то ниточку в этой головоломке как можно скорей. Чтобы было за что уцепиться, если дело осложнится. Так, чтобы мы шли на полкорпуса впереди всех, в том числе и полиции.
Я знал только, что, по словам Полин, этого человека зовут Джордж Честер. Может, это и настоящее его имя, хотя для того, кто знает Полин, такое предположение слишком невероятно, к тому же Джордж Честер не значится по телефонной книге ни в одном из пяти районов Нью-Йорка, ни в пригородах. Полин сказала, что он занимается рекламой. Это ничего не дает. Кто в наше время ею не занимается?
Они в тот вечер заходили в заведение некоего Гила на Третьей авеню, и Полин почему-то назвала эту забегаловку археологическим музеем. Это похоже на правду. Найти такое заведение не составит труда.
А еще они заходили в антикварную лавку на Третьей авеню, и там незнакомец купил картину, перебив ее у какой-то женщины, которая, судя по всему, случайно зашла в лавку в то время, когда они там находились. Нетрудно будет найти лавку и вытянуть кое-что из ее владельца. На картине изображены две руки. Ее название или сюжет — что-то насчет Иуды. Художник — некий Паттерсон. Полотно выглядело так, словно его вытащили из мусорной
Как бы там ни было, антикварная лавка представлялась верным шансом. Конечно, там шел обычный пустой разговор о картинах. Но даже если владелец не знал ни мужчину, ни женщину, своих возможных покупателей, он, должно быть, слышал достаточно, чтобы дать нам какие-то сведения об исполнителе интересующей нас роли. Сам по себе факт, что он зашел в лавочку и купил именно эту вещь, место которой, судя по ее состоянию, было на свалке, как-то характеризует нашего свидетеля. Поэтому я спросил:
— Кто, по-вашему, мог купить такую рухлядь в захудалой лавчонке?
— Не знаю. Черт побери, я мог бы сделать это сам, если бы мне пришла в голову такая причуда.
— Ну, я-то от этого далек. Но есть другая ниточка. Можно заняться художником. Возможно, кое-что о нем найдется в нашей картотеке. Возможно, человек, которого мы ищем, большой поклонник этого художника, кто бы он ни был. Мы можем найти этого Паттерсона, и он расскажет нам все об этой картине. Две руки. Нечто вполне конкретное. В городе могут быть тысячи, миллионы картин, но, когда вы займетесь именно этой, наверняка найдется кто-нибудь, не считая гения, который ее создал, кто видел ее и мог бы опознать по описанию. А тогда мы сможем проследить ее путь вплоть до нынешнего владельца.
К этому времени Эрл уже вышел из шока. Он смотрел, двигался, говорил и думал почти что в естественной для себя манере.
— А как вы собираетесь добраться до этого человека раньше, чем это сделает полиция? — спросил он.
— А для чего мы держим две тысячи человек?
— Да, конечно. Но не получится ли так в конце концов, что мы сами навлечем подозрение на себя?
Однако я уже подумал о том, как привлечь нашу организацию к делу, никак не связывая это со смертью Полин.
— Нет. Я знаю, как избежать этого.
Он задумался на какое-то время. Потом сказал:
— А зачем вам надо влезать в это дело? Зачем подставлять свою шею? Дело-то серьезное.
Я настолько хорошо его знал, что мог бы предсказать, что он выскажет эту мысль и какими именно словами.
— Разве я не делал ничего подобного раньше?
— Да. Я знаю. Только у меня странная манера вознаграждать такую дружбу. Я просто требую еще больше. Больше риска. Больше самопожертвования.
— Обо мне не беспокойтесь. Опасность грозит не мне, а вам.
— Надеюсь, вам ничто не угрожает. Но вы подвергнете себя опасности, создавая мне алиби и ведя розыск этого самого неизвестного свидетеля.
— Не я буду возглавлять розыск. Для этого нужен кто-то другой. А я останусь в тени. — Я знал, что больше всего мороки будет с самим Эрлом. И лучше всего договориться с ним прямо сейчас. — Прежде всего я хочу, чтобы вы в этом розыске никакого участия не принимали, насколько это возможно. По-моему, это разумно, не так ли? — Он кивнул, и я медленно продолжал, словно размышляя вслух: — Когда мы найдем это действующее лицо, нам понадобятся совсем другие люди, которые им займутся.