Большие Надежды
Шрифт:
Артур промолчал. Всё-таки её дерзость порой не знала границ.
– Я сказал, что ты не должна этого видеть. И ты не увидишь.
Флор нервно фыркнула.
– И каким же это образом? Запрёшь в каком-нибудь из своих бесчисленных потайных коридоров? Свяжешь и бросишь там, понадеявшись на Город, и с надеждой выбраться после живым, чтобы найти меня? – нервно и пугающе хрипло рассмеялась она, но вдруг резко замолчала, когда Артур скрестил на груди руки.
Ох, Флор… Ох, Флор… Ну зачем?
Он хотел было возразить, но было поздно. Ступив вперёд, она безошибочно посмотрела ему в глаза сквозь
– А ведь ты действительно так думал. Господи! Ты и правда думал сделать именно так… Артур!
– Хант, да ты чокнутый! – послышался смех Джонса, но тут вмешался Герберт.
– Если я поеду вместе с ней, тебя это устроит? – тихо спросил он и поднял руку в просьбе дать ему договорить. – Подумай сам, можешь ли ты быть уверен, что по каким-то своим мифическим причинам помогавший вам синтетический разум вдруг снова станет тебе союзником? С чего бы? Да и есть ли ему сейчас дело до каких-то жалких людишек? Но даже если он и сжалится, то ты не можешь не понимать, что в Городе слишком опасно. А потому послушай меня, Флор сильнее, чем тебе кажется. У нас действительно мало людей, а мы оба там были, знаем, что нас ждёт, и будем осторожны. В конце концов, это дело всего пятнадцати минут, а потом я верну её обратно в Убежище. Обещаю.
– В прошлый раз твоё обещание оказалось ложью.
– Яобещаю, – с нажимом повторил Льюис.
Он поджал губы и явно искал новые аргументы, но Артур покачал головой.
Не надо.
Хант знал причину. Малодушную, конечно, но разве сейчас он мог винить за неё Герберта, когда сам поступал точно так же? Разве он мог упрекать его за такое простое и потому искреннее желание вернуться к сыну? Нет. И Артур едва не рассмеялся от злой иронии происходящего. Война войной… долг долгом… Но вот пришло время, и у ещё одного палача появилось желание жить. Круг замкнулся.
Артур оглянулся на замершую рядом с ним Флор – бледную, но упрямо поджимавшую чуть посиневшие губы – и прикрыл глаза. Чёрт возьми! Он обязан поставить сегодня последнюю точку. Любым способом. Ради неё. Покончить с Канцлером, Джонсом и всем их тщедушным Сопротивлением вкупе с изжившей себя идеологией, чтобы в новом и более честном мире для Флоранс Мэй наконец нашлось место. Чтобы она могла жить. Рядом с ним, если после всего, Флор захочет ещё его видеть. Но даже если и нет… он обязательно что-то придумает: вылечит, научится колдовству… Продаст душу дьяволу! Господи, да всё что угодно, лишь бы она жила!
Артур медленно втянул воздух сквозь давно нечищеный фильтр, а потом медленно проговорил:
– Возьмёшь мой глиссер.
Разумеется, она попробовала немедленно возразить.
– Но зачем? Тебе нужнее…
– Я сказал, ты возьмёшь мой глиссер! – неожиданно проорал Артур, и Флор отшатнулась. – В случае чего, он присмотрит за тобой.
Одним резким движением Хант завёл машину и в бешенстве уставился на чёрное крыло, которое мелко дрожало в такт биению двигателя. Чувство, что прямо сейчас они все совершают ошибку, бешеным колоколом стучало в мозгу, но Артур заставил себя успокоиться. Так действительно будет лучше. Правильнее. Безопаснее, насколько это возможно. И, если честно, отослать Флор подальше теперь казалось идеальным предлогом малодушно не думать о морали своих поступков. К тому же Льюис дал обещание!
Но отвратительное осклизлое
– Всё будет хорошо, – долетел до него шёпот, и внутри что-то сжалось. До боли. До острой рези.
«Не будет!»– захотелось заорать в ответ так громко, чтобы рухнули стены! Чтобы его полный отчаяния крик добрался до самого неба! Сотряс грузные серые облака! Порвал весь этот мир! Но Артур промолчал и шагнул вперёд, чтобы по привычке проверить крепления на её старом защитном костюме.
– Доезжать до самого Генератора нельзя, – пробормотал он, пока методично один за другим расстёгивал и заново скреплял замки. – Там установлены магнитные датчики, что запустят защитную систему, едва вы подадите хоть какой-то сигнал. Поэтому дойдёте пешком, установите взрывчатку и вернётесь назад. Поняла? Обязательно вернитесь назад, прежде чем активировать заряд! Если вы этого не сделаете… если что-то пойдёт не так…
– Артур, – мягко перебила его Флор, и он замолчал. – Я знаю.
Затаив дыхание, Хант медленно наклонился и прижался одним из свинцовых рёбер своего шлема к её лбу. Сердце в груди Флор билось поразительно медленно, словно уже ничего не хотело, и он зажмурился.
– Я в последний раз прошу тебя подумать и отказаться, – прошептал Артур, и даже вокодер не смог истребить последнюю надежду в его голосе. – Не делай этого. Останься здесь.
– Но кто-то же должен, – снова улыбнулась Флор.
Она вывернулась из его объятий, подняла свои тонкие, почти прозрачные руки к защёлкам маски и легко сняла её прочь. Секунда на раздумья, а потом Флор сама потянулась к нему. Прямо на виду у сплюнувшего в раздражении Джонса и деликатно отвернувшегося Герберта прижалась своими губами к его и плотно зажмурилась. И Артур целовал её с панической жадностью, словно вот-вот случится что-то необратимое. Или это уже произошло? Он не знал. Ещё несколько часов назад Флор была вся его: от кудрявой макушки до подушечек на пальцах ног, а теперь словно бы исчезала. Или это исчезал он? К своему ужасу, Артур больше не контролировал ни мгновения своей жизни.
– Что бы ни случилось сегодня, помни: ты – мой Город, и это не изменить. – Голос звучал хрипло и глухо, но Флор улыбнулась так светло, словно вокруг них был мир и покой. Словно они жили в лучшем из возможных миров. Словно она была снова здорова, а впереди их ждало только счастье. Его живорождённое счастье…
И поднявшись на цыпочки, Флор на прощание коснулась кончиками своих пальцев-льдинок ямочки на подбородке, а потом отступила. Она ничего не сказала, ни о чём не просила, не умоляла сохранить Стивену жизнь или спасти Канцлера, вместо неё говорил взгляд. Он был полон самой большой надежды, что Артур когда-либо видел. Надежды на него. И, прежде чем вскочить на некогда принадлежавший Варду глисс, его губы сами шепнули: «Будь осторожна». Увы, но сказать банальную глупость оказалось легче, чем признаться, что Артур Хант впервые боится своих же решений.