Большие Надежды
Шрифт:
– Хочешь сам отправлять их на убой? – огрызнулся в ответ Артур и зло расхохотался, когда услышал в ответ тишину.
Разумеется, в представлениях Джонса о самом добром добре никак не укладывались столь бездушные мелкие жертвы. Это же не смерть во имя чего-то великого, а значит, эти ребята просто обязаны были жить. Какая наивность! Фыркнув, Артур зашагал дальше и силой заставил себя не слушать возню за спиной. Нож занесён и уже почти вонзился в ничего не подозревающие спины. У тех, кто пошёл сегодня за Джонсом, скорее всего, не было ни единого шанса. И сейчас Артур оставлял позади настоящую бойню.
Однако, чем дальше они уходили, тем сильнее хмурился Хант. Он не сомневался,
В полной тишине они успели пройти несколько совершенно безлюдных тёмных кварталов, прежде чем им снова преградили дорогу. И опять короткий приказ, послушно сдохшая где-то в подвалах Города совесть, и с трудом подавленная мерзкая тошнота, когда Артур почувствовал, как от крови набухла перчатка. Ладонь крепче сжала рукоять клинка, и по бокам запузырилась чёрная в ночном сумраке жижа, которую поспешили смыть косые капли дождя. Но та была слишком густой, ещё тёплой и пахла раскалённым металлом тлевших где-то на подступах к Башне пожаров. Артур убивал тех, с кем присягал вместе на верность, с кем делил кров, еду и остатки воды. И позже… позже он обязательно узнает имена всех погибших Карателей, найдёт каждого и похоронит по правилам. В конце концов, они заслужили, защитники Города. Ну а пока он отшвырнул очередное навалившееся на него тело, поморщился от боли в боку, и, чуть прихрамывая, двинулся дальше.
– Не слабо тебя потрепал твой папаша, – хохотнул Джонс, но когда Артур ничего не ответил, продолжил: – Надо решить, кто возьмёт на себя Варда. После тебя в службе Карателей он главная мразь.
– Решать не надо, – коротко отозвался Хант и резко выдохнул. Боль, куда пришёлся недавний удар, была достаточно сильной, чтобы перед глазами заплясали надоедливые пёстрые мухи. И среди их мельтешения Артур снова увидел, как раскинул в стороны руки замерший будто бы в удивлении Юджин, прежде чем по инерции дёрнулся.
– Это ещё почему?
– Он мёртв.
Больше Артур не произнёс ни слова. Джонс ещё попытался о чём-то узнать, задал пару вопросов, но, так и не получив ответа, наконец замолчал. А тем временем они подошли к Башне, и это оказалось слишком легко. Слишком.
Артур поднял голову, вглядываясь в уходившие за облака точёные стены с острыми гранями, и невольно покачал головой. Дождь без устали монотонно барабанил по маске и мостовой, собирался в потоки у взмывавших волнами зубцов, а символ Города был всё так же великолепен. Как бы ни пытались очернить его те, кто сидел там, на самой вершине эволюционной цепи, или другие, что прятались по подземельям, людям нужен был этот вещественный знак. Точка притяжения для их мыслей, поступков и веры, без которой всё тут же рухнет. Эдакая сингулярность.
– Как я хочу её уничтожить, – послышалось бормотание, и Хант вздрогнул. Он перевёл взгляд на стоявшего рядом Джонса, и тот продолжил: – Символ узурпации власти.
– Власть определяют люди, а не камни, – холодно отозвался Артур и заслужил в ответ презрительный смешок.
– Камни являются её физическим воплощением.
– Или просто камнями, – оборвал его Хант и резко вогнал в ножны клинок. – Не стоит воевать с тем, кто и так никому не расскажет о твоих преступлениях. Идём. Не нравится мне, что нас так легко пропустили к самой Башне.
– Мы потеряли половину людей!
–
Стивен резко схватил его за плечо, вынудив повернуться.
– Меньше? Какого чёрта, Хант?
– Нас ждали, глупая ты башка, – не выдержал Артур и махнул рукой в сторону оставшихся позади улиц. – Ты правда думаешь, что пара-тройка отрядов – это серьёзная попытка нас задержать? Нет, Джонс. Нам всего лишь отрезали путь для отступления, а вот заходить в мышеловку никто не мешал. Понимаешь?
Последовала пауза, пока Стивен задумчиво или зло (кто там под маской разберёт) оглядывал площадь на подступах к Башне, а потом грязно выругался и спросил:
– И что теперь?
– А теперь мы идём в Башню, – со вздохом ответил Артур. Нет, всё-таки Джонс идиот. – Ты же сам об этом просил.
Стивен снова обвёл взглядом площадь, а потом уставился на сбившихся в кучку оставшихся мятежников, и Артур едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Это было жалкое зрелище. Запыхавшиеся, одетые во что попало, они стояли с тупым оружием в руках такие банальные и скучные, что история наверняка знала тысячу подобных примеров. В конце концов, революции все одинаковы. Однако он не мог отрицать, что не имея за душой ничего, кроме надежды, эта кучка людей вела себя исключительно смело. В тот момент, когда остальные давно отчаялись или смирились, эти ещё пытались бороться. Не за себя, но за подобных им. И, наверное, именно такая самоотверженность, а вовсе не проснувшаяся к этим оборванцам симпатия – чушь! – заставили его открыть рот.
– Оставь их, – проговорил Артур. – Отправь по домам или в ближайший потайной ход, но не тащи за собой. Городу понадобятся эти люди. Кто-то же должен будет ему доказать, что чёртов ген – это не вирус, а наша живая потребность.
Кто-то, кроме Флор…
– Странно слышать от тебя подобные рассуждения, – откликнулся Джонс и снова взглянул на Башню. – Давно ты стал поборником бракованных?
Артур помолчал, прежде чем тихо сказал:
– Ты знаешь ответ.
– Чёрт возьми, да что с тобой сделали в этой вашей тюрьме? – хохотнул Джонс и махнул рукой своим людям.
Очевидно, это был некий знак укрыться или что-то подобное, потому что один за другим они начали медленно растворяться в утопившей Город пелене из дождя и тёмной ночи. Стены и мостовые опять им помогали, хотя Артур чувствовал, как неохотно. Похоже, Город считал, что всё должно было пойти совершенно иначе, но теперь уже поздно что-то менять. Артур покачал головой и со всей силы сжал правый кулак.
Джонс хотел знать, что с ним сделали?
Мысли понеслись вскачь, но невидящий взгляд уставился в одну точку, когда в руке будто бы снова ощущалась тяжесть хлыста. Пальцы сжалась сильнее, отчего затрещала промокшая от крови перчатки.
Что с ним сделали…
Смешно!
Сорок ударов…
Артур зажмурился и постарался выкинуть из головы тот самый треск, с которым лопалась под плетью тонкая кожа. Нет, Джонс ошибался, это не с ним что-то сделали. Это сделал он сам, когда позволил себе усомниться в той, которая никогда его не обманывала. И итог своей непростительной глупости он позволил себе целовать этой ночью, шрам за шрамом, кровоподтек за кровоподтеком на худой угловатой спине с острыми гранями торчавших лопаток. Флор мирно спала, а он… Он знал, что виноват. Знал, что её прощение стоило столько, сколько он никогда бы не смог заплатить. Разве что жизнью.