Большие Надежды

Оськина Варвара

– Мне казалось, в этом и состоит ваша работа, – с лёгким смешком поинтересовался Хант, которого это начало забавлять.

– Да, но…

– Но?

– Евгеника как гражданская наука достаточно нестабильна. Приходится учитывать много факторов, и совершенно непросчитываемую эмоциональную составляющую живой инкубационной системы. А это, в свою очередь…

– Так уберите её, – перебил Хант и посмотрел на удивлённо замолчавшего юношу.

– Что?

– Уберите эту эмоциональность. Вы смогли избавиться от гена сострадания, значит, сможете и от остального. Я прав? Как там говорится… Нет эмоций, есть покой.

– Да, но… Возможны риски. Неизвестно, как это может повлиять на будущие поколения.

Неожиданно

Хант резко наклонился к лицу лаборанта, отчего тот прервался, и процедил:

– Кто здесь генетик? Я или вы?

– Я, но…

– Так делайте свою работу! – рявкнул Артур. – Потому что моя – разбираться с последствиями.

– Д-да, господин Хант, – пролепетал испуганный мальчишка и хотел, видимо, сказать что-то ещё, но тут за тяжёлыми стеклянными дверями, которые отделяли Ферму от остальной части здания, послышался шум.

Сначала это был просто грохот, словно что-то упало, однако затем Хант смог различить приглушённые голоса. И когда те достигли своего апогея, медленно выпрямился, сложил руки за спину и слегка склонил голову набок, приготовившись к неизбежному. И оно, конечно, не заставило себя ждать. Флоранс Мэй его ещё ни разу не подвела.

Стеклянные двери разъехались в сторону с такой силой, что едва не разбились. Жалобно тренькнула их металлическая окантовка, и этот звук немедленно отозвался в голове Артура воспоминаниями о колокольцах. Чёрт побери! Однако дальше подумать он не успел, потому что Флоранс Мэй влетела на смотровой балкон, словно призванная упавшей чашей весов Немезида, и её голос гневно заметался меж бетонными сводами одного из «зубцов».

– Я не позволю! И мне плевать, насколько он занят! Я хочу знать, что происходит, и я узнаю, чёрт вас дери! – прокричала она своим преследователям, которые безуспешно пытались её остановить. Но куда там!

Какая неожиданная сила крылась в этом тощем на вид теле, Хант знал лучше их всех, но и не подумал помочь. Наоборот, он вдруг понял, что готов рассмеяться. Вопреки всем нарушениям правил, субординации и безопасности, его отчаянно веселило происходящее. Он сделал незаметный шаг вправо, сливаясь с тенью, и посмотрел на резко остановившуюся посреди балкона Мэй. А она была похожа на взбешённую молнию. Саму Бурю в женском обличии. Он понял, что улыбается, когда в белом лабораторном костюме, который в ультрафиолете отсвечивал немного потусторонним сиреневым цветом, и побледнев, кажется, ещё больше, Флоранс Мэй приняла самую воинственную для себя позу – сжала в бешенстве кулаки. Настоящее пламя! Резко оглянувшись, Мэй простёрла вперёд руку и одним лишь жестом остановила ковылявших за ней лаборантов. Хант был готов ей поаплодировать, но в этот момент она холодно процедила:

– Где он?

Тишина.

– Я спрашиваю: где он?

И вновь молчание.

– ГДЕ! ОН?!

Безумный крик взвился в воздух, и Артуру показалось, как на некоторых экранах мелькнула и исчезла рябь мелких помех. На самом деле, он подозревал, что Мэй будет в бешенстве. Не мог не догадываться. В конце концов, за эти недели у него было много возможностей изучить её поведение, и её саму. А после вчерашнего… после странных разговоров и дурацких колокольчиков, Артур знал, что просто так она не смирится. Но ей придётся это принять. Это и всё остальное, что ему только предстояло с ней обсудить. Так что Хант вновь шагнул под тусклый свет ламп и замер за спиной Мэй.

– Кто? – спросил он и удивился, насколько стремительно она повернулась.

Флоранс уставилась на него с такой яростью, что Артур недоумённо приподнял брови. Похоже, она действительно его не боялась. Забавно.

– Вы! – раздалось шипение, и тонкий палец упёрся в грудь Ханта. – Как вы посмели?! Как могли?!

– Мог что?

И даже помехи от фильтра не смогли скрыть короткий смешок, с которым Артур наблюдал за взбешённой

Мэй. Но она не оценила. Наоборот, в её широко распахнутых глазах мелькнуло что-то такое, отчего веселье Артура мигом исчезло. Он медленно выпрямился и нахмурился, вглядываясь в кажущуюся неестественно тёмной радужку, где не осталось ни следа синевы. Теперь там плескалось что-то удушающее, как знакомая каждому Буря, и Хант невольно задумался – а были ли столь «говорящими» взгляды нормальных людей? Тех, кого выращивали прямо сейчас у них под ногами. Он не помнил. Или ни разу не замечал.

Артур на мгновение поджал губы, а потом резко выдохнул. Ладно. Это можно было назвать красивым. Примерно так же, как была красива та ажурная ваза на столе Лины, мозаика на полу в оранжерее Суприма и старые книги. Это притягивало взгляд. К этому хотелось возвращаться, а потому Артур никак не мог перестать выискивать яркие синие всполохи посреди тёмного марева.

Тем временем Мэй, кажется, пыталась оформить бушевавшие в ней эмоции хоть в сколько-нибудь приличную речь. Она раскраснелась, отчего перестала походить на бледную немочь, прикусила, а потом поджала нижнюю губу, которая была чуть больше верхней, и гневно нахмурилась. Артур и сам не знал, зачем это заметил. Просто… увидел и вспомнил, что у той же Лины рот был какой-то более правильный, и, если она сердилась, это походило на гримасу у куклы. Мэй же, на удивление, выглядела более человечной в своём гневе. Что он там говорил про покой? Хант опять было усмехнулся, но улыбка тут же превратилась в оскал, когда Флоранс заговорила:

– Вы ублюдок! Жестокая мерзкая тварь, которая мыслит лишь категориями мясника. Всё, что вам дано, – убивать. Бездумно. Бессмысленно. Бесконечно. Но кто дал вам право на этот раз? Кто?! Вы не Канцлер, не Суприм и не Бог, чтобы так отбирать жизни! Я не спрашиваю, чем провинились четыре подопытные. Чёрт с ними! Возможно, в их головах крылись планы предательства, мятежи или заговоры. Вы же везде ждёте подвох! Даже от проклятых железяк на нитках. Но дети? Нерождённые дети, которые виноваты лишь в том, что этомыгде-то ошиблась. Я и ещё с десяток людей! Так какого дьявола вы наказываете их, а не нас? И насколько нужно быть никчёмной мразью, чтобы сделать это исподтишка! Вы абсолютно омерзительный гнусный моральный урод…

Последние слова Мэй заглушил многоголосый возмущенный гул проснувшейся толпы, который прервался едва слышным:

– Хватит.

Решив, что на этом характеристика его личности вышла достаточно исчерпывающей, Артур слегка поднял руку, чтобы остановить поток новой брани.

– Давайте по существу. Что вы хотели?

– Хотела?! – взвизгнула Мэй, и Артур поморщился.

Ей не шла истеричность. Вся её натура говорила, что именно она самый рассудительный и дельный человек из всех, кого встречал Хант. Но в этот раз, кажется, что-то случилось внутри самой Флоранс. Что-то очень глубокое и потаённое, о чём не знала она сама. И поэтому Артур заметил, как подозрительно заблестели её глаза, когда она прошептала.

– Нет уж! Так просто вы от меня не отделаетесь. Снимите эту чёртову маску, я хочу высказать вам в лицо, какая вы тварь!

– Вы забываетесь, Флоранс Мэй.

– А вы берёте на себя слишком многое! Снимите эту дрянь, я ещё не закончила.

– Зато на этом закончиля.

– Трус!

– Даю последний шанс подумать, прежде чем вы снова откроете рот.

– Плевать! Пусть все знают, какой вы ублюдок!

Её голос вновь улетел болезненным эхом куда-то в темноту невидимого здесь потолка, и стало тихо. Настолько, что показалось, будто уши вдруг заложило. Артур чуть склонил голову, отвёл от себя едва заметно дрожавшую руку, чуть ощутимо успокаивающе сжал тонкие пальцы, а потом тихо проговорил, разрывая эту тягостную пелену: