Большие проблемы маленькой блондинки
Шрифт:
— Вот так всегда… Вот так всегда…
— Простите, вам нехорошо? — зачем-то спросила Жанна и посмотрела на женщину с сочувствием.
Почему ей — этой неряшливой седовласой пассажирке — обязательно должно быть нехорошо?! Если лично у Жанны день не удался вместе со всей ее нескладной жизнью, то почему непременно у других должно быть так же? Из солидарности, что ли?
Женщина, казалось, не слышала. Она по-прежнему с равнодушной тупостью рассматривала выпавшую из самой книжной сердцевины страницу и без конца повторяла одно и то же.
Потом
— У вас никогда не бывало внезапного прозрения, милая?
— Простите… — Что та имела в виду, Жанна не знала, да и вокзальные откровения ее мало прельщали, хотелось просто посидеть и подумать немного о том, что с ней сегодня произошло.
— Вы не понимаете? — удивилась женщина и протерла заскорузлым пальцем с кривым грязным ногтем уголки рта. — А я думала, что вам как раз все станет понятно сразу!
— Почему? — невольно заинтересовалась Жанна, хотя по-прежнему не понимала, что та имеет в виду.
— Потому что вы не выглядите как человек, довольный жизнью. У вас определенно что-то пошло не так, ведь верно? Либо неприятности на работе…
— Я не работаю, — прервала ее Жанна.
— Значит, либо муж, либо дети, либо несчастная любовь. Но вы очень печальны и потерянны, и я подумала, что… Знаете, что такое внезапное прозрение? Нет? Я поясню! — Женщина заметно оживилась, облокотилась о неудобную деревянную спинку вокзальной скамейки и жестом призвала Жанну последовать ее примеру. — Вот живешь, живешь, создаешь что-то вокруг себя, куешь либо счастье, либо карьеру. И все ладится, все спорится, все получается. А потом вдруг случается что-то…
— Что? — Жанна просто спросила, чтобы не сходить с ума в полном молчаливом одиночестве.
— Да хоть что! Хоть вот эта страница… — Женщина поддела носом туфли листок, и тот плавно спланировал на плитки вокзального пола. — Вдруг откуда-то из середины книги выпадает листок… Записка, точнее! Записка, которую кто-то не успел уничтожить, сжечь, выбросить… Или фотография… И ты начинаешь понимать, что все то время, что считала себя счастливой и необыкновенно удачливой, было насквозь фальшивым! Оно было неправильным. Оно было придуманным. Придуманным тобою лично. И видела ты только то, что хотела видеть. А другие видели совершенно другое и…
— Нет, это не про меня, — вдруг прервала поток задумчивой речи Жанна и встала, намереваясь уйти.
— Да врете вы, — с чего-то обиделась женщина, подняла книжную страницу и втиснула ее под переплет. — У вас на лице написано, что ваша жизнь — дерьмо.
Из зала ожидания Жанна выскочила пулей. Человеческий поток только что с диким гомоном вывалившийся из вновь прибывшего поезда, встал на ее пути непреодолимым препятствием. Ее швыряли, толкали, мяли локтями и чемоданами. Какая-то тетка зацепилась плетеной корзинкой за ее колготки и наверняка порвала. Но Жанна, не обращая внимания, пробиралась на улицу.
Выбралась, прислонилась к пыльной двери, чтобы
Что она делает среди всех этих равнодушных людей? Почему до сих пор не вспомнила, что дети давно дома и стопроцентно голодные. Женька их бросил, не она. Почему тогда она здесь?
Жанна быстро пошла по перрону, на ходу отыскивая в сумочке мобильный. Она отключила его на даче у Виталика. Отключила, чтобы никто ее не достал, никто не спугнул и чтобы она не передумала в самый последний момент, как однажды уже случилось.
— Алло! Алло!!! — почти закричала она, когда дома кто-то снял трубку и молчал, сердито посапывая. — Антон! Витя! Кто это?!
— Здрассти, называется, — ехидно отозвался Женька.
Интересно, что он там делал в такое время, зашел за очередной порцией своих тряпок? У него их о-го-го сколько, нажил ее усердием за столько лет, будь здоров.
— Где ребята? — поинтересовалась Жанна, никак не отреагировав на его ехидство.
— Дома, где же еще! — фыркнул тот с непривычным для него и для времени суток возмущением.
Что вообще он делал дома в такое-то время? В то самое, когда все преступные элементы только-только повылазили из своих нор с намерением нарушить уголовное отечественное законодательство. В то самое, когда…
О чем это она?! Теперь-то ей все известно. Теперь-то ее просветили, с кем и чем ее законный супруг занимал свой досуг, которого почти никогда не существовало для семьи. Мало того, даже представили документальное подтверждение.
— Они поели? — Жанна увидела на стоянке свободное такси и отчаянно ему замахала.
— Да уж не сидят голодными, когда их мать мотается непонятно где. — Женька немного помолчал, собираясь с наглостью и силами, потом спросил с обидой: — Где была все время, жена? Пацаны в слезы — мать пропала. Сейчас ты где вообще?
— Я? Я на вокзале. — ответила она, хотя совсем не собиралась перед ним оправдываться. Ей все еще не давал покоя вопрос: что Масютин делает дома, тогда как покинул их, кажется, еще днем?
— На вокзале?! — прошипел Женька с возмущением, выругался едва слышно, а потом пристал: — Ты чего, мать, оборзела совсем, да?! Ты какого черта там отираешься? Деньги, что ли, собралась там зарабатывать?! Целый день мотается непонятно где! Пацаны ревут, как в раннем детстве, а она, елки, на вокзале! Живо домой, поняла!!!
Усаживаясь в такси, Жанна не знала, плакать ей или смеяться от счастья. То, что Женька проявлял такую заботу, тронуло бы ее еще вчера. Нет, даже сегодня утром тронуло бы, когда он вернулся с работы таким пьяным, таким растерзанным. Но потом…
Потом все изменилось.
Начал Масютин, Виталик продолжил.
И ей сразу стал понятен и мотив его неурочного запоя, и растерзанность душевная тоже. Причина-то объективная — любовница в огне погибла, да не одна, а в объятиях соперника. Это повод выпить, еще какой повод! И повод ей по лицу надавать за то, что…