Большое гнездо
Шрифт:
— Не хули дом, в коем приняли тебя, как овцу заблудшую, накормили и приласкали, смертью не дали помереть...
— А ежели и померла бы я, так, может быть, и того лучше, — сказала Малка, которой вовсе не хотелось ворошить прошлого. — Когда бы не Веселица, да не его беда, да не любовь, и я бы погрязла, как прочие, во лжи и своекорыстии.
Вздрогнула Пелагея, поняла, в чей огород бросает Малка камешки, — побледнела, зубы стиснула от ненависти.
— Вот кого пригревала Досифея на своей груди, — сказала она, покачав головой.
—
И ушла, и уплыла, как павушка, и мальчонка следом за нею засеменил, прижимая к груди шкатулку. «Поди, обруч новый купила али ожерелье», — провожая ее взглядом, с завистью подумала Пелагея...
— Ты куда это мыслями отлетела? — донесся до нее недовольный голос игуменьи.
Пелагея вздрогнула — светлое видение исчезло, вокруг были все те же невзрачные бревенчатые стены, на столе потрескивал огарок свечи. Перестав молиться, игуменья прилегла на сукманицу, опираясь на локоть, смотрела на монашку с подозрением.
— Помоги-ко рясу снять...
Пелагея проворно разоболокла игуменью, поцеловала ей руку.
— Бог с тобою, — перекрестила ее Досифея.
Черница тихо вышла из кельи, прикрыв за собою дверь.
Верную весть принесли вездесущие гонцы — скоро вернулось из Смоленска Всеволодово войско. Радость была во
Владимире неизреченная: никого не порубили в сече, никого не угнали в полон. Встретились мужья с женами, отцы с детьми, сыновья с родителями.
Мудр был князь, зря крови не проливал, на бога не надеялся, но и выгоды своей не упускал.
Все остались довольны: Чернигова Всеволод не опустошил, перепугавшийся было Роман снова утвердился, как и прежде, не боясь соседей, на своей Волыни, Владимир остался твердо сидеть в Галиче, один только Рюрик бесновался.
«Сват! — писал он Всеволоду в грамоте. — Ты клялся: кто мне враг, тот и тебе враг. Просил ты у меня части в Русской земле, и я дал тебе волость лучшую не от изобилья, но отнявши у братьи своей и у зятя своего Романа; Роман после этого стал моим врагом не из-за кого другого, как только из-за тебя, ты обещал сесть на коня и помочь мне, но перевел все лето, а теперь и сел на коня, но как помог? Сам помирился, заключил договор, какой хотел, а мое дело с Романом оставил на волю черниговского князя; он будет нас с ним рядить? А из-за кого же все дело-то стало? Для чего я тебя и на коня-то посадил? От Ольговичей мне какая обида была? Они подо мною Киев не искали. Для твоего добра я был с ними недобр, и воевал, и волость свою пожег. Ничего ты не исполнил, о чем уговаривался, на чем мне крест целовал».
Прочитав сердитую грамоту Рюрика, Всеволод
Но Мартирий послов не слал, ничего не знал и Мирошка Нездинич.
А ранняя осень широко шла по Руси. Уже миновали михайловские утренники, обметала похолодевшие травы глубокая роса. На опавшую с дерев багряную листву посыпались частые дождички. По лесам бродили сонные медведи, готовились залечь в берлоги, искали укромные места.
Короче стали дни, длиннее вечера. Призвав Четку, подолгу сиживал Всеволод с сыновьями, слушал, как читали они книги, привезенные в подарок от Давыда.
Со смоленским князем беды не вышло, серчать на Всеволода у него не было причины. А чтобы еще крепче привязать его к себе, надумал Всеволод женить Константина на дочери Мстислава Романовича, Давыдовой племяннице, Агафье.
Узнав об этом, Мария огорчилась, испугалась и за Юрия: уж не уготовил ли он и ее любимцу такую же участь?..
— Куды ему жениться, — сказал Всеволод, — он и сам что твоя девица.
Вернувшийся из похода Константин вытянулся еще больше, раздался в плечах. Хоть и было ему всего одиннадцать лет, но выглядел он намного старше.
Увидев его на коне въезжающим в детинец, игравший с дворовыми ребятишками Юрий оробел:
— Ты ли это, брате?
Кинулся к нему, стал ощупывать на Константине кольчужку, примерился к мечу. Похвастался:
— А у меня дедов меч висит в ложнице.
— Будет щупать-то меня, — отстранился от него Константин. — Эко невидаль — меч. Погляди, как я из лука стрелы мечу.
Семижильной тетивы поданного отроком лука Юрий не смог отжать.
— Чем тебя только матушка кормила, — посмеялся над братом Константин.
Поднял лук к плечу, вложил стрелу и метнул ее в резной конек теремного дворца. Вонзилась стрела в хвост деревянному петуху да так там и осталась.
— Сильной ты, — с завистью проговорил Юрий,
— Ты чему брата учишь? — напала на Константина появившаяся на крыльце Мария.
— Здравствуй, матушка! — кинулся к ней Константин, обнял ее. Мария расплакалась. Отстранив сына, придирчиво разглядывала его лицо.
— Черной ты стал, — пожаловалась она. — Сразу-то и не узнать.
— Солнышко это, матушка, — отвечал Константин.
— А ликом весь в отца. И глаза те ж. И голос...
Константину понравились ее слова. На отца походить он и сам хотел, во всем подражал ему. Но зачем же плакать и обнимать его у всех на виду?!
Постарела Мария. Коротка вроде была разлука, а новые морщинки легли в уголках ее губ.
Заметил перемену и Всеволод. Кольнуло в сердце, подумалось: вона как убивалась, скучала по мне. Но нежности он не испытал, былого влечения не почувствовал. Обнял жену сухо, поцеловал, как покойницу, в лоб. Целуя, замер на мгновение, вдруг представив совсем другое лицо.