Большой Кыш

Блинова Мила

ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ

Возвращение

Про Сяпу забыли.

Возвращение домой.

У каждого есть свои недостатки.

Встреча героя.

Всё произошло неожиданно. (Да и кто станет ждать несчастий во время праздника?) Сначала куда- то запропастился шкодный сынок Гнуса — Бобо. Потом Бяка ушел на его поиски и не вернулся. Он пошел в темный лес

один, потому что никто больше с ним идти не решился. Испугались. И герой Сяпа тоже… Поговаривали, что Большого Кыша сожрал горностай. Горностай атакует внезапно и сверху. А Бяка не был бы Бякой, если бы хоть иногда смотрел вверх. Бяка всегда смотрит только прямо перед собой, потому что никого не боится.

Итак, после недельных поисков все отчаялись. Стало очевидно — Гнусенок и Бяка пропали навеки. Надежды на их возвращение не осталось.

Сяпа растерялся. Он не хотел идти на холм один. А вдруг его спросят, где Бяка? Что он ответит? Что он, герой, освободивший Большую Тень от длиннохвостых злюк, не смог уберечь друга? Разве так бывает: сегодня — герой, а завтра — растяпа и трус? В душе Сяпа понимал, что обязан был пойти в темный лес вместе с Большим Кышем. Возможно, ему бы опять повезло и горностай сожрал бы его, Сяпу. Это очень почетно быть сожранным, защищая друга! Но нет… Он сплоховал. Чуть-чуть замешкался, а Бяка слишком поторопился. Пока Сяпа спал, Бяки уже и след простыл: умчался в темный лес — Гнусенка искать. Выходит, из-за проказ маленького шалопая Сяпа перестал быть героем. Про него попросту забыли. Все говорили только о пропавших. Радость Сяпы от замечательно исполненного ВЕЛИКОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ куда-то улетучилась.

Но делать было нечего, Сяпа стал собираться назад, на холм.

Провожали его дружно, но невесело. Кышу надарили много подарков. Их было не унести даже в большой торбе. Пришлось на скорую лапу собрать довольно емкую тачку-катушку. Но катить одному ее было трудно. А тут, кстати, Гнус попросил взять его с собой. И Сяпа не стал возражать. В любом случае отказать несчастному папаше, разыскивающему своего кышонка, было никак не возможно.

Сяпа с трудом продвигался по подземному ходу. Во-первых, потому, что его Светляк, оплакивая Бяку, едва светился. Во- вторых, малыш толкал перед собой тяжелую катушку с подарками. В-третьих, за Сяпой плелся и скулил Гнус. Собственно, Сяпа и сам любил поскулить, но одно дело ныть самому, а другое — слушать других…

— Мне пло-охо! Я бо-о-юсь! — хныкал Гнус.

— И чего же ты боишься? — хмурился Сяпа.

— Всего боюсь: темноты, страшных снов, Гнусенка своего.

— Темноты, допустим, все кыши боятся, значит, это не в счет. И выход есть: засветло ложись спать.

— Знаю. Но как только я ложусь спать, мне снится страшный сон — новый ужас! Я вскакиваю, а вокруг — страшенная темнота!

Сяпа задумчиво пошмыгал носом:

— А что за сон тебе снится? Про что?

— Про Гнусенка. Только начинаю задремывать, тут же является мой сынуля и начинает во сне все делить.

— Как это?

— Как? Хижинку — пополам, дерево, под которым хижинка сложена, — пополам, даже тень от этого самого дерева и ту

пополам. А разве можно тень поровну разделить, ведь она все время бегает с запада на восток?

— А ты отдай ее Гнусенку целиком, — посоветовал Сяпа.

— Как это «отдай»?

— Без «как». Отдай, и все.

— И все? — удивился Гнус и задумался. Его мордочка расплылась в улыбке. — Точно! Отдам, и все. И дело с концом. И спать не страшно будет. Хотя… А утром как? Ведь наяву Гнусенок еще хуже, чем во сне.

— Неужели? — изумился Сяпа. — А здесь он что вытворяет?

— Да все то же. Делит. Как жук-точильщик.

— И наяву делит? Не может быть!

— Еще как может! Замерит, расчертит, «хрум» — и располовинит! А потом не может решить, какую половину себе выбрать. Боится прогадать.

— Слушай, Гнус, а ты и наяву отдай ему все вещи, хижинку и дерево с тенью в придачу. А мы тебе новую хижинку построим, — подмигнул приятелю Сяпа.

— Что значит «отдай»? Это тебе не сон, это взаправду!

— В том-то всё и дело, что взаправду. Нечего делить — нечего бояться! На сложные вопросы надо искать простые ответы. Отдай, и все!

Гнус помрачнел:

— Я знал, что этим кончится! Знал, что когда-нибудь кто-нибудь да скажет мне об этом. Но как же ты, Сяпа, не понимаешь? Если я все Гнусенку отдам, то стану ему совсем не нужен. Он уйдет, и я никогда его больше не увижу! Вот список вещей составил. Из семидесяти девяти пунктов. На всю осень хватит, до самой спячки. Пусть пилит. Что с него взять — кышонок! — Гнус застенчиво вздохнул.

Сяпа остановился в растерянности. Первый раз в жизни он не знал, что посоветовать. Герой не должен бояться трудностей, он должен действовать. Но как? Ощущение собственного бессилия не давало ему сосредоточиться. Оно выводило Сяпу из себя.

— Так, — сердито сказал он, — отдавай барабан и толкай катушку. А барабан мой больше не бери. Ни-ког-да!

— А в чем дело-то? — не понял Гнус.

— «В чем, в чем»… Ноешь и ноешь… Я, может, тоже темноты боюсь, а с барабаном меня как-то больше.

Впереди блеснул свет. Тоннель поднимался на поверхность, и кыши припустили к выходу.

— Ух ты! — закричал Сяпа, выскочив из сырого подземелья на солнышко. — Вот мы и дома. Слушай, Гнус, а чего это ты за мной увязался?

— Надеюсь… Вдруг Гнусенок к вам убежал? — Гнус потупился. — Знаешь, Сяпа, ты про то, что я трус, не говори никому, засмеют.

— А чего тут смешного? Мне тоже в детстве снился сон, будто я — чайник с трещинкой. И вот-вот рассыплюсь на мелкие кусочки.

— Да? — заинтересовался Гнус.

— Помню, когда Ась узнал об этом, то взял меня за лапу и привел в лощину, где пряталось Эхо. И велел мне для начала поныть. Нытье — первое лекарство от страха. Ты же знаешь.

— А второе?

— А второе — Смех. Не зря его Цап на елку загнал. Чтоб боялись. Ась велел мне для разминки покричать барсуком, потом похрюкать кабанчиком и попыхтеть ежиком. И только после этого я на чистом кышьем выложил Эху свой сон.

— И что?

— Они с Асем так хохотали, что меня чуть не стошнило. А что смешно, то не страшно.