Большой Кыш

Блинова Мила

Здравствуй, мое дерево!

Бр-ряка вер-рнулся!

Бяка попрощался с Асем, затолкал Гнусенка обратно в котомку и, взвалив эту ношу себе на спину, отправился через рощу в «Теплое Местечко». Влажные веточки черничных кустов больно хлестали Большого Кыша по носу и ушам, но он не замечал этого, лишь ускоряя шаг. Поднявшись на вершину холма, Бяка оглядел чернеющие стволы деревьев, почти совсем сбросившие листву, бурые, примятые дождем травы, кусты барбариса, украшенные красными ягодками,

и Тукин Дуб. Ему вдруг показалось, что в золотистой кроне тукиного красавца мелькнуло что-то яркое. «На дубах яблоки не растут», — припомнил кыш и решил рассмотреть поближе, что это такое.

На шершавых дубовых ветках медленно покачивались, поблескивая на осеннем солнце, его, Бякины, расписные чайники. Это было удивительно прекрасное зрелище — мощное дерево, символ кышьего существования, объединяющее все бегающее, прыгающее, ползающее по этой земле. Чайники-рыбы, чайники-птицы, чайники-звери, чайники-земноводные и чайники- пресмыкающиеся соседствовали здесь в мире и согласии.

«Кто же принес их сюда? Кто развесил на ветках? Ведь только я знал, где зарыт „Мой Секрет". Может, это Люля подсмотрел, как я прятал свою посудку? И решил посмеяться надо мной? Пусть смеется! Я даже рад, что кыши наконец-то догадаются, кто общий предок всего живого», — подумал Большой Кыш.

Бяка еще раз обошел вокруг дерева, удивляясь самому себе: «Неужели это сделал я? В „Теплом Местечке" чайники не выглядели такими симпатичными».

Из трубы Тукиного домика шел смоляной дымок. Хозяин, видно, грелся у очага. Но Бяка не стал беспокоить Туку, он соскучился по «Теплому Местечку», Крохе и Еноту. Он хотел поскорее обнять свое дерево и навестить свою хижинку.

У Бяки над головой с громким карканьем пролетела стая ворон.

— Ага! — вскричал Большой Кыш. — Понял, кто все это подстроил: Кроха! Конечно, ведь только он знал про «Мой Секрет». Вот предатель!

— Нет! Нет! — раздался у Бяки за спиной тихий, нежный голосок маленькой Утики, которая пришла в рощу за парой крепких желудей. — Все совсем не так, все по-другому. Кроха не предатель, он молодец! Только находчивость и талант нашего Бяки, который, увы, совсем недавно ушел на луну, помогли нам отстоять Тукино дерево. Королеве молний понравились Бякины чайники, и она не стала разрушать Дуб. Разве можно разрушить красоту? А ты, кыш, кто? Как тебя зовут?

Бяка догадался, что кышечка его не узнает: скорее всего, он очень перепачкался в тоннеле, а черничник сильно растрепал его шерстку. Но не успел ничего ответить. Крышка котомки неожиданно приоткрылась, и оттуда показалась хитрая мордочка кышонка Бобо. Грозно хмуря брови, он пискнул:

— Чего уставилась, глупая куропатка! Бобо и Бяку не узнаешь?

Утика вскрикнула. Ее ушки покраснели от смущения.

— Бяка жив? Бяка жив… Бяка жив! — радостно пролепетала она и, смутившись окончательно, бросилась прочь.

— Ты, Бяка, действуешь на кышек как ядовитая настойка. Они от тебя просто дохнут! — позавидовал Гнусенок.

— А ну брысь назад, в котомку! — грозно велел Бяка, закрыл крышку и зашагал дальше.

Воспользовавшись

скоростной тайной тропкой, Большой Кыш быстро добрался до западного склона. Выйдя из вересковых зарослей, он сразу увидел свою сосну. Все так же отливал медью ее ствол. Все так же, по-кошачьи извиваясь, тянулись вверх ветки. Все так же зеленели шапки длинноигольчатой хвои. А из-под корней дерева выглядывал, поблескивая глазками-окошечками, Бякин домик. «Теплое Местечко» ждало своего хозяина и друга.

И тут Бяка сделал то, чего не делал никогда раньше. Он, презиравший Туку за любовь к его дереву, кинулся к сосне, прижался животом к ее грубой коре и прошептал:

— Здравствуй, Мое Дерево! Я соскучился по тебе!

И сосна радостно встрепенулась, заскрипела стволом, зашуршала иглами и шаловливо закидала хозяина шишками. Бяка улыбнулся и двинулся с обходом вокруг дерева, то перепрыгивая крученые корешки, то подлезая под них. Все сохранилось в целости.

Хозяин хижинки поднялся на крыльцо, скинул порядком потертые гульсии и, отодвинув подпорки, вошел в дом. Хижинка встретила его настороженной тишиной и сыростью, которые так характерны для пустующего жилья. Большой Кыш достал заснувшего кышонка из котомки и, сняв с него гульсии, уложил малыша на удобный широкий топчан. Малыш тут же засунул уголок одеяла себе в рот и громко зачмокал своей самодельной соской.

«Пуховичку не больше двух месяцев от роду, еще совсем желторотик, — вздохнул Бяка. — Его трудный возраст скоро кончится, и он помирится с отцом. Настырность маленьких непосед не вечна. Со временем она превращается в настойчивость, что совсем не плохо. Большая Тень и папаша Гнус еще будут гордиться этим шалопаем».

Бяка разжег очаг. Сел на лавку. Устало привалился боком к теплой стенке очага. Задремал.

Вороны не кыши. У них нет совести. Они не умеют шевелить мозгами. Вернее, большинство не умеет. Но есть исключения. Кроха — оно самое. Возможно, расцвету его ума в некоторой степени способствовала дружба с Бякой, кто знает? Так или иначе, талант расцвел. Бякина ворона выучила кыший язык. Она имела изысканный художественный вкус и часто высказывала Бяке не лишенные оригинальности идеи по поводу его творчества. К тому же у Крохи были сильно развиты чувство справедливости и благородство. Именно поэтому он не верил в гибель своего старшего друга. Это было бы так несправедливо! Кроха пресекал Люлины сплетни и каждый день облетал Маленькую Тень, зорко выискивая взглядом молодцеватую фигурку своего друга Бяки. А вдруг?..

Сейчас Кроха медленно планировал над западным склоном, подхваченный теплым воздушным потоком, и устало скользил взглядом по вересковым полям. Он думал о Королеве молний, Бякиных чайниках и Тукином Дубе. Тут полуприкрытые веки птицы дрогнули и широко открылись: ей вдруг показалось, что ставни «Теплого Местечка» были чуть-чуть приоткрыты. Точно! И дверца… дверца домика не подперта! И гульсии! На солнышко были аккуратно выставлены гульсии! Бякины, чьи же еще!

Кроха встрепенулся, закружил на месте и камнем пошел вниз, горланя на весь лес: