Большой секс в маленьком городе

Полякова Татьяна Викторовна

Что, мол, жив кот, с дерева слезет и она его до утра где-нибудь запрет, чтоб опять не удрал. Я-то обрадовалась, а потом решила до утра не ждать, чтоб опять не сбежал куда. Ну и пошла к ней, мне тут идти-то десять минут, и фонари горят, да и возраст у меня такой, что вряд ли кто мной прельстится. Подошла к калитке, чтоб семейство ее не будить, звонить не стала, Веру Игнатьевну позвала, а она меня ждала, тут же открыла. Валерик как меня услышал, сразу прибежал, на руки его взяла, а он весь дрожит. Настрадался, бедный. Он ведь кастрированный, на улицу его не выпускали, только в саду гуляет. Понесла я его домой, и Вера

Игнатьевна пошла со мной, не спится, да и у меня сна ни в одном глазу. Сели с ней на веранде, ночь слушаем. Даже свет не включали. Тогда Кондаревский и подъехал. Вера Игнатьевна еще удивилась, ни свет ни заря, говорит. А уж утром, когда я пенсию ждала, позвонила Людмиле Сергеевне, жене Кондаревского, о здоровье справиться. Оказалось, она дома. Вот я и думаю, муженек ее сюда с какой-нибудь никудышной приезжал. Везти куда-то надо, а дома жена. Когда ее нет, он не больно-то стесняется, но уж при жене и его наглости не хватит. Так мы с Верой Игнатьевной и решили. Точно, привозил кого-то.

– Вы его видели?

– Кондаревского? Нет. Только машину. Ворота открыл и машину в гараж загнал.

– Долго он пробыл в доме?

– Мы минут через пятнадцать после этого разошлись, но Вера Игнатьевна говорит, за ним машина приезжала, где-то через полчаса.

– Машина? – нахмурилась я.

– Да. Так Вера Игнатьевна говорит. Она слышала, как машина проехала и остановилась возле его дома. Да и не к кому больше. В тридцать пятом доме никто не живет, хозяин погиб, а жена у матери, в тридцать шестом, и мои в отпуске, а тридцать четвертый продается.

– Зачем же ему машина понадобилась?

– Не знаю. Может, своя поломалась? Или девице своей такси вызвал, а уж сам здесь... К жене не приедешь в пять утра, объясняться надо.

Тут Софья Ивановна не права, объяснить не трудно, к примеру, играл в карты в ночном клубе. Это покойный супруг Софьи Ивановны не рискнул бы явиться в такую пору, а Кондаревскому в самый раз. По словам все того же Кондаревского, он в это время играл в карты в компании друзей, причем играл довольно долго, примерно с половины второго ночи и до половины шестого утра. Теперь его слова вызывают сомнения.

Впрочем, я ему и раньше не верила.

Проститутка погибла около четырех, а примерно через час он уже был здесь. По неведомой причине оставил машину в гараже, а вот на следующую ночь появляется опять здесь насквозь промокшим и вновь на машине. Значит, в промежутке между двумя посещениями было еще и третье. Хотя он мог действительно явиться с девицей из того же ночного клуба и потом отправить ее на такси. А скрыл этот факт по той причине, что свидетельства друзей, людей добропорядочных, предпочел показаниям девицы сомнительного поведения. Однако две девицы за ночь, это все же слишком. Я склонна думать, что приехал он с Елизаровой, живой или уже мертвой. Если Софья Ивановна не путает со временем, то мертвой. Он оставляет ее в доме, а следующей ночью пытается избавиться от тела, оттого и брюки у него мокрые. Бомж рассказывал, что тот самый неведомый дядя плакал, когда тело из воды тащил.

Может, конечно, от жалости к загубленной жизни, но я склонна думать, что от досады, хотя и от жалости тоже, но от жалости к себе, потому что на мелководье труп тонуть никак не хотел.

– Софья Ивановна, вам обо всем этом придется рассказать следователю. И Вере Игнатьевне тоже. Но

только следователю, остальным об этом пока лучше не знать.

– Что ж... и расскажу. Что видела, то и скажу... Оля, а чего хоть случилось?

– Вы, наверное, слышали, недалеко от Никитского моста нашли труп проститутки. Последним, кто ее видел живой, был Кондаревский. Он утверждает, что до половины шестого утра был с друзьями, но если вы видели его машину... Это серьезно усложняет его положение.

– Вот бесстыдник-то, – вздохнула Софья Ивановна. – Его-то не жалко, а вот Людмиле Сергеевне каково, и так здоровья нет. Оля, я, конечно, в таких делах мало что смыслю, но... неужто он мог ту девушку... Непохоже на него совсем. Пакостный – это да и весь скользкий какой-то. Бабник. Жадный. За бутылку водки восемьсот рублей отдаст, глазом не моргнет, а мне каждый час высчитывает и все норовит заплатить поменьше. Дрянной человек. Но убить... Не с ума же он сошел?

– Вот это мы и выясним, – вздохнула я и отправилась к Вешнякову.

Артем несся по коридору со скоростью легковушки и с затуманенным взором. Он пытался пробежать мимо, но я ухватила его за локоть.

– Ты? – нахмурился он. – Случилось что-нибудь?

– Конечно, – самодовольно ответила я, но он среагировал совсем не так, как я ожидала.

– Тогда пошли в кабинет.

– От кого ты летел, точно угорелый?

– От начальства, вестимо. Совершенно озверело и никаких оправданий не слушает. Тебе хорошо, сама по себе...

– Уже нет.

Артем притормозил, настороженно взглянул на меня и спросил:

– Неужто?..

– Точно, – вздохнула я.

– Ну и что? Поздравить или как?

– Лучше не торопись.

– Ага. И теперь мы под твоим пристальным оком, то есть под чутким руководством...

– Помечтай, – хмыкнула я.

– А подполковника?

– Подполковника получишь. Задолбал уже, придется расстараться.

Он беспечно засмеялся и обнял меня за плечи, пользуясь тем, что мы вошли в его кабинет, то есть скрылись с глаз общественности.

– Ну, рассказывай, – буркнул Артем, устраиваясь на диване с потрескавшейся обивкой, я пристроилась рядом. – Накопала что-то, по глазам вижу, – не унимался он.

– Кое-что наклевывается, – кивнула я и подробнейшим образом поведала ему о своих изысканиях.

– Значит, алиби дохлое, – вздохнул Артем. Особой радости в его голосе не чувствовалось. – Но ведь его дружки подтвердили... С ума они сошли, что ли, ведь это подсудное дело...

– Должно быть, он их очень попросил, – пожала я плечами.

– Не смеши, – отмахнулся Артем. – Они же не дети. «Коля, скажи маме, что я с тобой на рыбалку ходил», – пискляво произнес он скороговоркой. – Тут люди серьезные и одной просьбы приятеля, с которым в карты играешь, явно маловато.

– Значит, связывают их не только карты, – усмехнулась я.

– А что?

– Откуда мне знать? Вот ты и выясни.

– Ага... обязательно. А что с трупами? – совершенно серьезно спросил он. Я моргнула от неожиданности и даже не нашлась, что ответить, но длилось это не долго.

– А что с ними? – съязвила я.

– Значит, у тебя тоже пусто, – вздохнул он с таким отчаянием, что пробудил во мне давно забытые чувства: жалость и сострадание. – Говорю, начальство озверело. А у нас голяк. Абсолютный. Ищем Сашу с Валерой на «Жигулях».