Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Шагин Игорь Игоревич

В боксике находился парень лет двадцати пяти, чуть ниже среднего роста, с большим лицом, аккуратно подстриженными, немного вьющимися светлыми волосами, одетый в чёрные брюки и светлую рубашку с коротким рукавом, в начищенных туфлях. По сравнению со мной — в туфлях, в верхние две дырки завязанных полоской синей ткани, в синих спортивных штанах и бежево-серой рубашке с коротким рукавом, с длинными волосами, бакенбардами и бородой из редко торчащих в разные стороны десятисантиметровых волос — он выглядел абсолютно приличным человеком. Парень с любопытством разглядывал меня, в то время как я попросил у него спички и закурил сигарету. Но тут дежурный, заглянув в глазок, спросил:

— Шагин тут?

Я

отозвался, и дверь в боксик открылась. Дежурный провёл меня в медкабинет, где врач задавал мне вопросы: не болен ли я чем-либо, не принимал ли наркотики и так далее. Я был осмотрен с ног до головы, со спины и лица, взвешен (из моих ста двадцати семи килограммов осталось восемьдесят семь с половиной); также был измерен мой рост.

Всё это было занесено в мою медицинскую карточку. После чего у меня взяли кровь из пальца. И я был снова помещён в тот же боксик, где находился тот же молодой человек.

— Твоя фамилия Шагин? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Всё правильно: слава должна идти впереди человека, — сказал он, улыбнувшись, и протянул руку: — Влад!

Я ответил ему рукопожатием и представился:

— Игорь!

Влад сказал, что в этих боксах долго держать не будут — скоро поведут на обыск; а вот на тех (он имел в виду следующие боксики) можно просидеть до вечера.

Через некоторое время мы с Владом отправились дальше в конец коридора — на обыск. Влад шёл впереди меня, зная установленную процедуру. Мы зашли в проходную комнату, расположенную верхней палочкой буквы П и соединявшую два коридора.

По всей длине комнаты располагался железный стол со столешницей из нержавеющей стали. За столом находились два работника СИЗО — шмонщики. Оба были в потёртой форменной одежде — серых рубашках и брюках. Они были примерно одного роста и возраста. Только один был круглый, как колобок, с коротким ёжиком на голове, а другой — худой, с волосами больше средней длины. С другой стороны стола, где находились я и Влад, на плиточном полу лежал редкий деревянный настил, на котором по всей его длине были разложены резиновые коврики.

— Так, давайте быстрее вещи и пакеты на стол!

Шмонщики просмотрели наши ботинки, прощупали все швы и карманы в сложенных на столе наших вещах, которые впоследствии вернули нам.

— Что в кульке? — спросил большой круглый шмонщик.

— Колбаса и мед, — я достал из кулька содержимое.

— Колбаса не положена, — добродушно улыбнувшись, сказал большой круглый шмонщик.

Я сказал, что возьму с собой только мёд, и тоже улыбнулся.

— Не надо, — сказал шмонщик, — скушаешь в камере.

Я сказал, что мне завтра передадут. Положив мёд в кулёк, прошёл вместе с Владом вдоль стола, и когда мы повернули налево, перед нами открылся длинный коридор, ведший в обратном направлении, с таким же количеством боксиков по правой стороне, как и в первом. Мы прошли мимо маленького помещения по правую руку шмонщиков. Контролёр в коридоре — длинный высокий парень — закрыл нас в бокс под номером 22. По размеру этот бокс был примерно таким же, как и тот, в котором мы находились с противоположной стороны коридора. В нём были такие же серые стены с цементным набросом, лампочка-сороковка под стеклянным плафоном на потолке и плитчатый пол. Но в отличие от того боксика, где мы с Владом находились вдвоём, этот был заполнен людьми. Самыми разными: и молодыми, и взрослыми — в целом около пятнадцати человек.

— Мы ещё встретимся, — сказал мне Влад, увидев своих знакомых, и мы пожали друг другу руки.

Я отошёл к стенке, попросил подкурить сигарету и всё оставшееся время наблюдал за присутствующими, думая о своём. Открылась дверь — контролёр посчитал людей. Видимо, менялась смена и была проведена проверка. Дверь закрылась. Так же захлопали двери в соседних

боксиках. Потом всё стихло. Через некоторое время раздались голоса уже, видимо, новой смены и стук заключённых в двери:

— Командир, давай уже веди на корпуса!

— Скоро пойдём, — отвечал голос на коридоре.

Примерно через полчаса открылась дверь, и прапорщик в брюках, рубашке, кителе и фуражке громко сказал:

— «Кучмовка», «Брежневка», «Столыпинка» — за мной! — И тут же добавил: — Шагин, Петров, Сидоров, Иванов! Тоже за мной!

На коридоре уже стояли человек двадцать из других боксиков. К ним добавилось ещё человек десять, включая меня, и вся толпа — кто по двое, кто по одному, кто с сумками, кто налегке, кто разговаривая, а кто молча — двинулись вслед за прапорщиком. В конце смежного коридора перед железной дверью, которая вела направо, он притормозил и вставил круглый ключ в круглую замочную скважину, после чего щёлкнул электрозамок. Открыв дверь, прапорщик стал пропускать людей вниз по железной лестнице и вглубь подземного коридора. Дождавшись последнего, он закрыл дверь и, обогнав вереницу людей, двинулся вперёд. В подземном коридоре, больше похожем на туннель, запахло сыростью. Воздух был прохладный, но спёртый. Пол и потолок бетонные, стены побеленные; то там, то здесь к правой стене были прикреплены лампы накаливания, которые бросали жёлтый свет на движущихся людей.

В конце коридора были такие же железные ступеньки вверх и железная дверь. Прапорщик (он же корпусной) притормозил перед железной дверью и, подождав, пока вереница людей сожмётся, открыл электрозамок железной двери круглым ключом. Вся толпа медленно вывалила на лестничную площадку первого этажа трёхэтажного здания. Кто-то останавливался перед железной дверью, которая вела на первый этаж корпуса, где располагались камеры; кто-то поднимался на свои этажи и так же ждал у железной двери. У корпусн'oго был в руках список. Моя фамилия была названа в числе некоторых других новеньких, которым следовало ожидать на лестничной площадке. Через некоторое время через площадку второго этажа я и ещё несколько людей поднялись на третий этаж и присоединились к тем, кто туда поднялся раньше. Корпусной так же открыл железную дверь и люди зашли в коридор, где располагались камеры третьего этажа. Коридор был буквой «П» с в несколько раз удлинённой перемычкой. Фактически это был проходной коридор, соединявший на каждом этаже три здания, три корпуса тюрьмы — «Кучмовку», «Брежневку» и «Столыпинку» («Катька» была отдельно стоящим зданием, находившимся в стороне). «Кучмовка» была в левом крыле П-образного коридора, «Брежневка» — в центральной его части, а «Столыпинка» — в правом крыле этого коридора. По одной из стен коридора «Кучмовки» и «Брежневки» располагались камеры, а по второй — застеклённые и зарешёченные окна. В столыпинской части коридора камеры были как по левой, так и по правой стене. Люди — кто уже знал, где сидит — разбрелись по коридорам, подойдя к своим камерам. Кто-то заглядывал в глазки соседних камер, с кем-то переговаривался или здоровался. Два контролёра закрывали заключённых по своим местам. Камеры были разные — вместимостью от четырнадцати до шестидесяти человек.

Те, кто не знал своих камер, толпились у двери на этаж. Таких было немного — человек пять-семь. Всю эту группу корпусной провёл в правое крыло П-образного коридора — в столыпинскую его часть. Там находилась каптёрка, где выдавались подушки, матрасы и постельное бельё. Перед каптёркой из вновь прибывших выстроилась небольшая очередь. Матрасы и другое выдавались осуждённым, работавшим на тюрьме, через дверной проём с откинутой поперёк него широкой и гладкой доской. Когда подошла моя очередь, каптёрщик — молодой парень в робе с биркой на куртке, — записывая выдаваемые вещи мне в карточку, громко спросил: