Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Шагин Игорь Игоревич

Девочка Влада была почти адвокат. Она училась на юрфаке. Студенты в качестве практики от суда ходили в СИЗО — знакомить обвиняемых с материалами дела. Девочка взяла в суд Олю. И по студенческому билету, который у Оли был (только другой специальности), ей выдали том дела. А всю процедуру Оле по дороге объяснила девочка. Оля по паспорту утром прошла в СИЗО, заказала себе кабинет, вызвала («подняла») обвиняемого и знакомила его с материалами дела.

Я дал обвиняемому сигарет, и он расписался Оле в графике за ознакомление с томом. Нам с Олей пришлось выйти в коридор, поскольку кабинет был отдан для работы адвокату.

Увидев в коридоре оперативного работника Диму, я попросил его на пятнадцать минут уступить мне свой кабинет, чтобы

поговорить с женой.

— Ты личность легендарная! — сказал Дима и открыл ключом дверь.

Я сидел на стуле и держал Олю за руку. Она сидела у меня на коленях и молчала. Так мы просидели пятнадцать минут.

— Ты от меня отвык! — сказала Оля.

«Откуда может быть в такой маленькой, хрупкой девочке столько мужества, смелости и любви?!» — подумал я.

В следующий раз я подержал Олю за руку через пять лет.

Когда в следующий раз меня посетил Владимир Тимофеевич, он предположил, что следователь К'oзел видел Олю в тюрьме. Протест был услышан.

На следующее утро к камере подошел дежурный и сказал:

— Шагин, с вещами!

— Куда? — спросил я.

— В СБУ, — ответил дежурный, — в СИЗО СБУ.

Глава 4

СИЗО СБУ

Я собрал вещи и попрощался с Палычем. Как я узнал позже, его в этот же день перевели в осуждёнку, а потом — куда я ему посоветовал: на лагерь в Бучу, где у него было всё более-менее в порядке. И он освободился на полтора года раньше по УДО.

Электроприборы на этап не принимали — я оставил телевизор и кофеварку на складе СИЗО. Взял квитанцию, чтобы Оля могла забрать их из следственного изолятора.

С вещами меня сопроводили через подземный проход, боксики, обыск, мимо пульта дежурного — ДПНСИ (где на смене был тот же лейтенант в чёрных очках, который полтора года назад меня принимал) — за решётку и вывели на рампу, в «конверт». Внизу, перед рампой стоял грузовой белый микроавтобус «Фольксваген» с тонированными боковыми водительскими стёклами. Около микроавтобуса — два милиционера в чёрной форме с автоматами (АКСУ).

Мне сказали спуститься по железной лестнице с рампы. Принимавший меня офицер с несколькими — пятью или шестью — папками моего личного дела в руках спустился за мной. Водитель — высокий, коротко стриженный чернявый молодой человек в гражданке (коричневой кожаной куртке и серых брюках) — открыл мне отъезжающую вбок в микроавтобусе боковую дверь и, попросив пригнуть голову, сопроводил меня внутрь. В салоне по левой стороне было два металлических «стакана» наподобие железных шкафов, выкрашенных в белый цвет, шириной с человеческую фигуру и высотой до потолка микроавтобуса. В дверях «стаканов»-шкафов под самым верхом были сделаны окошки для воздуха, зарешёченные металлической сеткой. «Стаканы» находились друг от друга на расстоянии метра, и двери их открывались навстречу друг другу. С правой стороны салона были пассажирские сиденья (с одной и с другой стороны двери).

Водитель открыл дверцу ближнего железного «стакана», и я разместился на железной скамейке. После чего железная дверца была закрыта. Было слышно, как в салон залезли и расположились на сиденьях милиционеры, находившиеся около автомобиля с автоматами. Хлопнули две дверцы со стороны водительского и пассажирского сидений — видимо, расположился офицер, который меня принимал. Заработал стартёр, завёлся двигатель. Загудели отъезжающие ворота «конверта». И микроавтобус тронулся. Машина то разгонялась, то притормаживала, то останавливалась — видимо, стояла в пробках и на светофорах. И снова трогалась. Некоторое время микроавтобус двигался на пониженной передаче (видимо, по склону горы) и наконец

остановился у выдвижных ворот. Тут же заработал электродвигатель и раздался лязг бегущего по рельсу металлического колеса. Машина снова тронулась и проехала во двор. Открылась боковая дверь автомобиля; через некоторое время зазвенели ключи и открылась металлическая дверца «стакана». Водитель мне сказал: «Выходите!»

Мои вещи находились в салоне. Два милиционера с автоматами стояли рядом с автомобилем. Офицер, который принимал меня из СИЗО, провёл меня в открытую дверь здания и по нескольким ступенькам лестницы вверх, в коридор первого этажа.

Коридор был широким, с гладким полом под мраморную крошку. Стены аккуратно покрашены в серый цвет. На покрытом водоэмульсионной краской потолке висели лампы дневного света.

Я проследовал за офицером налево по коридору. По левой стороне было расположено несколько металлических дверей с небольшими застеклёнными оргстеклом смотровыми окошками. Мы остановились у третьей от лестницы двери. Офицер открыл дверь, сказал «Проходите» и закрыл за мной дверь.

Я находился в маленькой комнате (примерно два метра на три) с небольшим, под самым потолком, застеклённым и зарешёченным окном на противоположной двери стене. Очевидно, это был боксик — такой же, как и на приёмке перед обыском в СИЗО, только во много раз более комфортный. Аккуратно выкрашенные в серый цвет стены. С гладкого белого потолка светила люминесцентная лампа. На бетонном, под мраморную крошку полированном полу посередине комнаты от двери к противоположной стене лежала ковровая дорожка в метр шириной — красная, немного потёртая, с двумя зелёными полосами по бокам. Под правой стеной стояла кушетка со скосом для подголовника, покрытая коричневым кожзаменителем. В верхний правый угол комнаты была вмонтирована видеокамера.

В комнате один я находился недолго — буквально через десять минут открылась железная дверь. В комнату зашёл уже другой офицер — молодой, светловолосый, в звании капитана, аккуратно подстриженный. Вид у него был опрятный: китель и брюки поглажены, ботинки начищены до блеска. Говорил он спокойно, негромким голосом и обращался только на «Вы».

Офицер попросил меня снимать вещи по одной и давать ему. Стоял октябрь, и на мне была болоньевая куртка с множеством карманов. Куртку я передал офицеру — он просмотрел каждый карман и положил её на кушетку. Я остался в спортивном костюме и футболке; офицер попросил меня снять кроссовки. После чего просмотрел каждый из них в отдельности, пытаясь вынуть стельки и прощупывая язычки. Когда он закончил с последним кроссовком, я ему сказал:

— Я Вас уверяю: у меня ничего нет.

— Хорошо, — сказал офицер, — одевайтесь и ожидайте.

И закрыл за собой металлическую дверь.

Не позднее чем через пять минут дверь снова открылась. Мне сказал выходить и следовать за ним молодой чернявый лейтенант, также в форме сотрудника СБУ, в наглаженном кителе и брюках и начищенных до блеска ботинках.

Я проследовал за ним по лестнице на третий этаж здания. По ковровой дорожке, лежавшей на паркетном полу, направо, в торец коридора, в светлую, средних размеров проходную комнату, так же, как и в коридоре, с паркетом на полу, с большим, застеклённым, зарешёченным окном и стоявшей под дверной стеной такой же кушеткой, как на первом этаже. Офицер сказал мне выкладывать вещи на кушетку и начал их досмотр. Всё, что не положено было иметь в камере, складывалось в одну из пустых сумок. К неположенным вещам были отнесены миски и ложки — по той причине, что всё это выдавалось при раздаче пищи. Также не была разрешена любая другая кухонная посуда, за исключением пластиковой ёмкости для сахара. В камеру можно было взять чайные пластиковые ложки (несколько штук), железную или пластиковую кружку и один кипятильник. Вещи по сезону, постельное бельё, своё одеяло, банные принадлежности, аксессуары для письма: ручки, бумагу, папочки и другое. Зубную щётку, пасту, мыло.