Большой вальс
Шрифт:
– Мне что-то грустно сегодня. Эта удача с нашей вирусной культурой так окрылила меня... Но знаешь, в праздники чувствуешь себя особенно одинокой... Выпьем-ка за удачу Мейсона Хартли и его самоотверженных сподвижников!
– она проследила, чтобы Жан-Поль осушил рюмку и протянула ему персик.
– Спасибо, что заехал. Не люблю хандрить.
Он, конечно, как чуткий человек, сразу пришел на выручку, стараясь поднять дух опечаленной коллеги.
– Ты всегда заразительно весела, Сандра. От тебя исходит уверенность... сила, красота, - Жан-Поль покосился на клени Сандры. Она уобно расположилась в кресле, поджав
– Мейсон однажды сказал... У него там что-то не ладилось и он шепнул: это от того, что на мисс Уэлс сегодня одеты брюки.
– Жан-Поль смущенно улыбнулся.
– У нас вся лаборатория отдыхает взглядом на твоих ногах.
– Только на ногах?
– притворно надулась Сандра, выпятив грудь. Как-то ещё в школе я получила титул "мисс Бюст". В шутку, конечно. У нас была достаточно пуританская школа. Что не мешало развиваться моим округлостям.
Сандра подперла ладонями подбородок и пристально посмотрела на Жан-Поля.
– Ты похож на какого-то известного поэта прошлых веков... Да, я не сильна в истории словесности, но помню портрет... Ну-ка распусти волосы!
– Ай, мне лень стричься, вот я и ношу "косу", - застеснялся Дюваль, но разязал шнурок. По плечам рассыпались густые шелковистые пряди и впрямь придавшие ему сходство с неким романтическим героем.
– Я поняла! Ты напоминаешь мне "Горца", - ну, этого героя телесериала, - обрадовалась Сандоа и попросила: - Прочти пожалуйста, ещё о любви. У тебя прекрасные стихи. Только сними очки - здесь и так темно.
Жан-Поль послушался, сунув окуляры в верхний кармашек клетчатой рубашки. Окружающее расплылось, утратив четкие очетаия реальности. Он припоминал свои стихи, отправленные Антонии, иногда сбиваясь, нащупывая в памяти нужную строчку. И видел перед собой внимательное прелестное лицо, манящие, совращающие глаза.
Сандра сама подошла к Жан-Полю, присела на подлокотник кресла и, сжав ладонями щеки, внимательно посмотрела в глаза, в глубине которых метнулась паника.
– Не надо меня бояться, - её ладони соскользнул вдоль шеи, обняли под рубашкой плечи. И в то же мгновение к губам Жан-Поля прильнули чуть горьковатые от вермута губы...
Последнее время Жан-Поль стал бояться этого момента, пытаясь представить, как необходимо себя вести с женщиной. Теоретически, конечно же, все было предельно ясо даже на уровне "высшего пилотажа" специальных порнушек. А вот на практике...
– Ведь с ним будет Антония... Но все произошло само собой, на цветастом ковре Сандры, пахнущем её волосами, её телом, её чудесной, пушистой как кожура персика, кожей.
– Фу, глупости! Какая дребедень...
– с отвращением сказл Жан-Поль, когда страсти утихли. Сандра, блаженно прильнувшая к его плечу, в едоумении привстала. А Жан-Поль захохотал, целуя в переливах смешливых захолов её грудь и живот.
– Глупости я писал об этом. Лепет школьника, возомнившего себя професором... Больше не буду, не буду. Так не буду.
Он прижал к полу девушку, любуясь её новым лицом.
– Оказывается, после этого у женщины совсем другое лицо. И другое тело, другой запах и голос... Ну, скажи что-нибудь!
– Ты просто великолепен, мой малыш, - просипела басом Сандра и они захохотали, сжимая друг-друга в обьятиях, катаясь по полу и сшибая в углы застеснявшуюся мебель...
А потом
Жан-Поль собрал свои поэтические опусы в толстую папку, перевязал её и заклеил поверху липкой лентой, словно боялся, что слова расползутся, как тараканы, или выпорхнут, как бабочки... Но настал такой день, когда он сам выпустил их на волю, нетерпеливо разорвав картон и погрузившись в перечитывание. На лестнице, ведущей из подвала препараторской в лабораторию, Жан-Поль натолкнулся на обнимающуюся пару: Мейсон Хартли, прижав к стене Сандру, целовал её обнаженную распахнувшейся блузкой грудь.
Вот здесь бы и надорваться нежной пожэтической душе, уйти в печаль, может быть, задматься о самоубийстве. Но Жан-Поль вздохнул с облегченим. Вначале, конечно, обиделся, затем с пониманием принял объяснения Сандры, толковавшей о современных зглядах на половое партнерство, а потом воспарил, вернув себе утраченую империю, в которой царила Антония.
Он снова увлекся стихами, горящими более плотским и жарким пламенем. "Любить тебя и не любить - мед "да" и "нет" вбреду метаться. И быть как-будто и не быть, и в том себе не признаваться. И потихоньку умирать. Таков мой путь к твоим наукам. Но крест - не крест, а благодать, когда любовно предан мукам!"
...Глядя в спящее лицо, он шепотом читал свои новые, крамольные стихи, словно принося последний, прощальный дар. "Вероятно, мы скоро простимся, Тони. Расстанемся навсегда. Я стану жить по-другому, стану свободней, сильнее. Возможно, даже постараюсь стать счастливым... Но все мои победы - маленькие, большие, настоящее и будущее принадлжит тебе. Да будет радосте путь твой, Тони..." Жан-Поль попраил куртку на плечах девушки, подкинул дрова и плотно закрыл дверцу печки. Машинально взглянув на слепой циферблат ходиков, он вышел из комнаты, стараясь не скрипеть половицами...
Проснувшись, Виктория увидела незнакомую комнату с закрытыми ставнями, сквозь щели в котторых пробиался свет пасмурного дня. Она лежала на узком, провалившемся диване, пахнущем пылью и плесенью, укрытая курткой, в соседстве с покрытой облупившейся известью, источающей тепло печью. А на стене деловито сновал маятник старых часов, изображающих кукушкин дом, но без стрелок на потрескавшемся циферблате.
Мгновенно вспомнив все случившееся, Виктория в ужасе села: сон, показаший ей майский день на Острове и прогулку на Шерри в волнующей компании Жан-Поля, оказался ложью, а жуткий бред с убийцами, взрывами удручающей реальностью. "Что же делать? Чтоже все-таки делать?" - Виктория попыталась собраться с мыслями и придумать хоть какой-то выход. Очевидно оджно - необходимо добраться до телефона, отправить SOS деду. Но как? Угнанный автомобиль и неведомые, отнюдь не сентиметальные враги не позволяли забыть об опасности, заставляя прятаться и от убийц и от представителей закона.