Большой вальс
Шрифт:
– Ты же сам сказал – судьба, случай, – напомнила Виктория, включая кофеварку.
– Случай не прячет в автомобиле часовой механизм и не посылает наемных убийц… Хотя, в рисунках наших судеб вплетена и эта нить. Мазутно-вязкая краска зла. – Вторично столкнувшийся с чьей-то злой волей, Жан-Поль чувствовал неведомое доселе ожесточение.
Виктории пришлось втянуть его в пространную дискуссию о непротивлении насилию, пока взъерошенный поборник справедливости не успокоился и даже не расправился с остатками остывшей пиццы.
Встречаясь в маленькой квартире Виктории, они не очень мудрили с застольем. Ближайшее кафе снабжало трапезы всем необходимым – от картофельного салата и сосисок до разнообразных
– Больше всего на свете люблю охлажденные пирожки, растекшееся клубничное мороженое и рыжеволосых "невест Америки" в мужской рубахе на голое тело, – заявил Жан-Поль, завершая десерт.
– А я – стройных брюнетов, имя Роланд и пирог с яблоками! – Это Чехов. У нас шестьдесят лет назад сняли прекрасный комедийный фильм "Свадьба". Я обязательно его перепишу, тебе очень понравится.
– Не сомневаюсь. Практически мы любим одно и то же: себя друг к друге. И мы всегда знаем, чего хотим.
– А хотим мы сейчас… – Виктория интонацией обозначила многоточие, уже зная, что Жан-Поль удивительно точно продолжает её мысль. – Ах, нет, милый. То есть, да. Во-первых, и как всегда. – Она позволила Жан-Полю снять с себя рубаху. – А, во-вторых, мы хотим…
Жан-Поль обнял её и прижавшись губами к губам, так, чтобы говорить в унисон, промычал: "Мы хотим поддержать Антонию!"
После похорон Динстлера Тони замкнулась себе. Она отсиживалась в своей комнате, каждый день собираясь покинуть Остров. Но бежать было некуда, от себя не уйдешь, от бессильной злобы, растерянности, страха. "Кто же я?" – думала она, разглядывая в зеркале ставшее незнакомым лицо. И пыталась угадать, как скоро Ванда Динстлер возьмет свое – неведомая кокетливая мещаночка, мать…
Пигмалион ушел, завещав своей дочери поскорее избавиться от его дара, неспроста он оставил ей ту, детскую фотографию – нетронутый "оригинал". Он так и покинул этот мир – отвергнутый отец и неудачливый мастер, убежденный, что Тони проклинает дарованную ей красоту.
Разве можно было примириться со всем этим, сочинив себе сразу иное будущее? Вначале она решила уйти из рекламного мира, поселиться в уютной глуши с сыном и каким-нибудь заурядным добряком-мужем, делающим ей по праздникам маленькие подарки, а в будни – бесконечных детей. Именно то, о чем блистательная А. Б. когда-то лицемерно мечтала: обывательское существование курносой, хозяйственной клуши.
Но чем больше распаляла она свое воображение картинами мирного семейного будущего, тем сильнее вскипала злость. Очень скоро уготованная для себя судьба казалась ей не более привлекательной, чем собственные похороны. Но что же делать – возвращаться в Париж без верного Шнайдера прямиком в объятия Феликса?
Артур исчез сразу после сцены на кладбище, оставив в порядке все бумаги Антонии и написав короткое заявление об отставке. Он даже не добавил ни слова для неё – ушел без следа…
Видеть Картье Антонии совсем не хотелось, а кроме того – прятаться от страстного принца, новь возвращающегося к осени в Сорбонну. Бейлим несколько раз звонил на Остров, получая весьма категоричный ответ горничной: "Мадемуазель Браун подойти к телефону не может".
Что делать с ним? Стать официальной любовницей восточного креза на глазах у всего Парижа? Устраивать тайные встречи, прячась от пронырливых журналистов и чувствуя, что с каждым разом все сильнее хочет удержать его? Нет, этот мальчик слишком серьезно задел её сердце, чтобы разыгрывать банальный флирт…
Бежать! Подальше от своего прошлого, от всех тех, кто досаждал любовью или хищно выжидал провала. Но нет, она не позволит забыть её – она покинет поле боя под триумфальные фанфары!
Антония воспряла духом, поставив перед собой головоломную задачу она решила покорить Америку, прошуметь, прогреметь, стать обожаемой "звездой" огромного континента.
Задача не простая, если учесть специфику американского "рынка", отсутствие Шнайдера и солидных деловых партнеров. "Ничего, Тони, год. Год ты не сможешь ни спать, ни есть спокойно. Ты станешь корыстной, пробивной, изворотливой. И ты будешь "возлюбленной Америки", как Мерилин Монро или легендарная Грета Гарбо. Ты покоришь эту страну, и она запомнит А. Б. навсегда", – подбадривала себя Антония, твердо решив преодолеть все препятствия.
Дождавшись, когда Остин вернется домой из больницы с условием постоянного медицинского контроля и отсутствия стрессов, Тони доложила родителям о своем плане.
– Через год я найду себе добропорядочного мужа и заберу Готтла. Обещаю вам – я буду примерной матерью семейства, Алисой и Вандой в одном лице. Но прежде я хочу сама, слышите, сама, стать Тони Браун… Мне надо успеть стать вашей настоящей дочерью – волевой, крепкой, целеустремленной и,,, я должна, как смогу, увековечить то, что дал мне Динстлер.
– Ты очень повзрослела, дочка. И похорошела – твоей красоте идет воинственность. – Остин усадил её рядом. – "Старики" не станут мешать тебе, милая. Мы с Алисой "за". "Мисс Барби" умерла, да здравствует "мисс Америка"! – Остин поцеловал её. – О нас не беспокойся – мы крепко будем держать тылы.
Он слегка кивнул в сторону сада, из которого раздавались веселые визги залезшего в фонтан Готтла. "Мадам Алиса! Готтлиб требует принести ему сюда сласти!" – взволнованно сообщила запыхавшаяся няня.
…Итак, А. Б. прибыла в Нью-Йорк. Контракты не слишком заманчивые, на них не всплывешь на гребень славы, но главное – это начать. Тони узнала, что такое настоящая черновая работа – тренировки, репетиции, бесконечные съемки. Ни минуты для себя, ни часа, чтобы поныть или расслабиться. До седьмого пота, сразу по трем контрактам – для рекламных щитов губной помады, для проспекта дамского белья крупной фирмы и даже съемки небольшого рекламного ролика, заказанного специально для американского телевидения Полем Карденом. "А. Б. в ресторане "Максим"". "Европейская мечта" в американской реальности". За две недели Антония сделал больше, чем заставляла себя делать в Париже в течение нескольких месяцев. Плевать на деньги – их почему-то платили гораздо меньше, чем умел получать Шнайдер. Но зато – мелькать, мелькать на экране, на придорожных щитах, на светящейся рекламе, покрывающей стены небоскребов… Ах, как она нравилась себе теперь, когда смотрела на все это со стороны, с позиции грядущей заурядности! "Ведь это – я! Я! – говорила она себе, наблюдая за прекрасной, чертовски обольстительной дивой, ужинающей при свечах в "Максиме" с элегантнейшим джентльменом. Как играют тени на скулах, что за чудный изгиб губ, а этот нос – бесконечная отрада для операторов: снимай хоть левой ногой, – выходит высший класс, словно очень старался.
Антония сняла апартаменты в роскошном отеле, чрезмерно роскошном для человека, не желающего быть на виду. Но А. Б. должна была сверкать в самом центре. Она даже сделала то, что никогда не позволяла делать раньше окружила себя журналистами второсортных, но популярных изданий. Человек с фотоаппаратом и карточкой журналиста мог попасть к ней в любое время суток, не опасаясь быть спущенным с лестницы. Вернее с террасы пентхауза, опоясывающей номер Антонии.
Прошел месяц, отведенный на завоевание Америки. А. Б. ярко мелькнула в океане американской рекламы и постепенно отошла на второй план, уступив место другим. Этих куколок явно кто-то раскручивал, подталкивая на авансцену и оставляя А. Б. незначительные роли в массовке.