"Болваны"
Шрифт:
В зловонном сортире этой психушки с тремя так называемыми "самосмывающимися" дырками вместо унитазов невозможно было представить себе идиллическую сцену, происходившую в туалете клиники пограничных состояний на улице 8-го марта, когда Миша Лунин увлеченно читал Пекарю лекцию о крито-микенской культуре, которой тогда он увлекся, и проходивший мимо псих, бросив окурок, заслушивался, а потом каждый раз, встречая Мишу, интересовался у него: "Ну, как там поживает крито-микенская культура?"
В канун Нового года один псих-горбун изо всех сил тужился,
2.
Был один странный эпизод, случившийся с Луниным в Абрамцево, когда он только-только поступил в психушку. Мишу после энцефалограммы отправили на собеседование с психологом. Та надавала ему кучу каких-то тестов. Он рисовал рисуночки. Потом эта женщина, несколько поблёкшая блондинка, начала выяснять смысл загадочных рисунков Лунина. Он вполне простодушно объяснил ей:
– Вот звезда - символ человека, в нее вписываются руки, ноги и голова, а вот перевернутая звезда... Она стоит на одном углу. Это внизу козлиная борода, а сверху - рога. Перевернутая звезда - козел с рогами, или чёрт...
Психологиня изумилась образованности Лунина, но потом разговор с ней пошел наперекосяк. Блондинка, медленно подбирая слова, сказала Мише:
– Вы только не обижайтесь... Вас не пугает... такая перспектива: все время попадать к нам, то есть в такие заведения, как у нас?..
– То есть?
– не понял Миша.
– Да потому что все эти ваши рисунки... вы думаете, это шутки... это не шутки... Это очень серьезно!
– Я дурака валяю!
– Это вы думаете, что дурака валяете... А на самом деле вы на пороге серьезной болезни... Я вам не шутя это говорю! Все эти ваши рисунки вас к добру не приведут... Если только вы не придете в церковь... Не окреститесь...
– Вы - врач - мне это говорите?!
– Миша обалдел.
– Вы верите в Бога?
– Что, вы думаете, если я в белом халате, то я и в Бога не могу верить... Ошибаетесь!
– Знаете, я прочел много книг... Церковь меня не слишком привлекает...
– Жаль... жаль... Очень жаль...
3.
Маман не пускали к Мише. Она приезжала ежедневно и писала ему записочки. На пятый день экспертизы маман привезла письмо от мадам, которое пришло по ивантеевскому адресу. Мадам, не зная, что Миша в психушке, писала, что не может без него жить, что она поняла это за те полтора месяца, которые они не виделись. Писала, что после последнего их разговора, когда Миша фактически с ней разорвал, она долго думала, поняла его и простила его жестокость. Вот почему через два дня она поехала в Малаховку к Лизе Чайкиной (ее адрес она запомнила по письму, которым Миша махал перед ее носом).
Она нашла Лизу. Та пригласила ее в дом, напоила чаем. Мадам всё ей рассказала и просила Лизу Мишино письмо, которое она получит на днях, не вскрывать, а отдать Мише в руки в институте. Лиза обещала.
Лунин после письма мадам целый день
– Ну как вам здесь? Ничего! Кормят нормально? Значит, жалоб никаких? Ну а в армию не хочется? Нет? Не волнуйтесь, мы вам поставим подходящий диагноз... Надо только чуть-чуть полежать... и всё будет в порядке...
Еще мадам в своем письме писала, что муж-керамист ее бьет. Ревнует к одному больному, бывшему кагэбэшнику, своему коллеге. Она ходила к врачу, взяла подтверждение от врача, что на спине, животе и руках у нее следы от побоев. Если он опять поднимет на нее руку, она вызовет милицию и предъявит эту бумагу. Но керамист запил и дома не появлялся уже неделю. Она с облегчением перевела дух, занялась воспитанием детей.
Миша пытался представить эту встречу мадам и Лизы Чайкиной - и не мог. Во всем этом ему чудилась какая-то "достоевщинка": Аглая и Настасья Филипповна, Екатерина Ивановна и Грушенька. Все эти встречи соперниц насчет раздела общего возлюбленного у Достоевского кончались плачевно. Миша всё яснее догадывался, что от мадам ему не уйти и что она его не отпустит никогда, а Лиза Чайкина как будто бы прощалась с Мишей, уходила за горизонт, таяла в утренних сумерках, представлялась маленькой, едва заметной точкой, от которой бешено мчащийся поезд удалялся всё быстрее и безвозвратнее.
4.
Все оставшиеся дни экспертизы Миша набирался решимости встретиться с мужем-керамистом и набить ему морду. Он воображал себе это и так и сяк, но обязательно Миша жестоко бил керамиста. Тот закрывался руками, плакал, просил пощады. Иногда в Мишиных видениях керамист ползал по полу и подбирал осколки своих очков.
Едва Миша вышел из Абрамцево с диагнозом в кармане, он не откладывая в долгий ящик позвонил керамисту (мадам должна была уехать на работу):
– Доброе утро! Это Иван? Это звонит любовник твоей жены... Миша меня зовут... Мы с ней вместе лежали в клинике неврозов... А потом на ноябрьские праздники она была у меня... в квартире... Она рассказала мне, что ты ее бьешь! Так вот что я тебе хочу сказать... по этому поводу... Ты - сволочь.
– Ты так полагаешь?
– последовал с другого конца трубки удивленный вопрос.
– Я в этом убежден!
– настаивал Миша.
– Мужчина, - назидательно продолжал он, - не имеет права бить женщину! Иначе он козёл!.. Вонючий... Если ты этого не знаешь, я научу тебя хорошим манерам: приеду к тебе бить морду!