Бомаск
Шрифт:
– Прошу вас, мадам Амабль.
Пьеретта вошла. Филипп Летурно затворил дверь.
Комнату заливал солнечный свет. Пьеретта удивилась. Все знакомые ей служебные кабинеты АПТО представляли собой неприглядное зрелище: полумрак, грязные стекла в единственном окне, которое мыли лишь два раза в год весной и осенью, засиженные мухами стены, облупившиеся потолки.
Кабинет Филиппа Летурно занимал угловую комнату в три окна, солнечный свет весело играл на белых, недавно выкрашенных стенах, где сверкали яркими красками картины
– Садитесь, пожалуйста.
И Филипп Летурно указал рукой на так называемое "клубное кресло", поставленное наискось около его письменного стола. Пьеретта хотела было отказаться и сесть у стенки, где выстроились шеренгой деревянные стулья того казенного стиля, который царил на фабрике. Но тут же она спохватилась, досадуя на себя. Разве она, рабочая делегатка, не имеет права сидеть в "клубном кресле" в директорском кабинете?
Итак, она села в глубокое кожаное кресло, слегка выставив одну ногу вперед, а другую согнув в колене, держась, как всегда, прямо и положив руки на подлокотники. Потом она подняла глаза на Филиппа Летурно. Он сидел за письменным столом в кресле, обитом очень светлой кожей, - нечто весьма дорогое и шикарное. И тут же она заметила, что на письменном столе стоит ваза с букетом роз. Летурно торопливо переставил вазу, чтобы цветы не мешали им видеть друг друга.
– Вы удивлены, - спросил он, - что в кабинете фабричного администратора благоухают розы?
– Вы меня вызывали?
– не отвечая ему, сказала Пьеретта.
– Да, да...
– подтвердил Филипп и стал перебирать бумаги и книги, лежавшие на столе.
– Вот, - сказал он.
– Господин Нобле дал мне на подпись приказ об увольнении трех чернорабочих со склада, явившихся на работу в нетрезвом виде.
Он улыбнулся, как будто извиняясь перед Пьереттой.
– Это я цитирую докладную записку...
И он отчеканил деревянным тоном, как жандарм из комедии:
– ...каковые явились на работу в складское помещение в нетрезвом виде, что замечено за ними уже четвертый раз за последний месяц, за каковое нарушение правил им в указанный период времени было сделано последовательно одно за другим три предупреждения...
"Последовательно" - это уж он от себя прибавил, - подумала Пьеретта, хорошо знавшая стиль приказов фабричной администрации.
– Будто хочет сказать: я не такой, как Нобле, я человек образованный, в университете учился".
– Ну-с, так что вы об этом думаете?
– спросил Летурно.
– Я не в курсе дела, - ответила Пьеретта.
– Надо сначала выяснить факты, разобраться. Скажите мне, пожалуйста, фамилии трех провинившихся рабочих.
– Это лишнее, - произнес Летурно.
– Я отказался подписать приказ.
И он, смеясь, взглянул на Пьеретту.
"Сколько ему лет?
– думала Пьеретта.
– Говорят, двадцать четыре, а смех у него совсем детский. Очевидно, даже не понимает, что такое ответственность.
– Спасибо, - сказала она с бесстрастным видом.
– Если к ним опять будут придираться, - продолжал Летурно, - я их вызову... И мы поговорим с ними... Мы, то есть вы и я... Мы вдвоем поговорим с ними.
Пьеретта встала.
– Благодарю вас от их имени, господин директор.
Она кивнула ему на прощание и, повернувшись, направилась к двери.
– Подождите, мне надо еще кое-что сказать вам, - быстро проговорил Филипп.
Пьеретта опять подошла к столу. Филипп встал с кресла.
Одно мгновение они молча стояли друг против друга. Он поднял руку и, не поворачиваясь, указал большим пальцем на картину, висевшую за его спиной.
– Что вы скажете о такой живописи?
– спросил он.
"Как поступить? Повернуться и уйти?
– думала Пьеретта.
– Или же сухо ответить: "Мне платят деньги на фабрике не за то, чтобы я разглядывала картины". Но зачем обижать парня, он ведь до сих пор..." У нее вдруг мелькнула мысль: "А что если картина какая-нибудь непристойная? Ну уж тогда получишь, голубчик, пощечину!" Она подняла глаза, взглянула на картину и расхохоталась.
– Ну как? Что вы думаете?
– Ничего, - ответила она.
– Ничего я об этом не думаю.
– Это превосходная репродукция картины Пикассо того периода его творчества, который я больше всего люблю. Вы не находите, что от нее веет счастьем?
– Не знаю, право, - сказала Пьеретта.
– Вам, конечно, известно, что Пикассо - член коммунистической партии.
– Он, бесспорно, хороший человек...
– проговорила Пьеретта.
– Но его картины вам не нравятся? Да?
– допытывался Филипп Летурно.
– Я не такая образованная, чтобы судить об этих вещах, - ответила Пьеретта.
– Вот это-то и интересно!
– воскликнул Филипп.
– А как вы хорошо сказали: "Я не такая образованная..." Нет, вы и представить себе не можете, какая вы чудесная...
Пьеретта удивленно посмотрела на него, широко раскрыв свои огромные черные глаза. Он заметил ее удивление.
– Да, да, - подтвердил он, - и самое чудесное в вас - это ваша простота. Я уверен, что вы понимаете живопись гораздо лучше, чем вам это кажется.
– Но я совсем не разбираюсь в живописи, - сказала она.
– Попадались кое-какие картинки в почтовом календаре, а других я, можно сказать, никогда и не видела.
– Простите, - сказал он.
– Извините меня...
– За что?
– спросила Пьеретта.
Он помолчал немного и вдруг выпалил:
– За что вы меня ненавидите?
Пьеретта засмеялась.
– Вот выдумали! Никакой ненависти я к вам не испытываю.
Он стоял перед ней, смущенный, неловкий.
– Я даже думаю, - добавила она, - что вы славный малый.