Бомаск
Шрифт:
Как не похожа на него Пьеретта Амабль! В прошлый раз, когда она меня распекала, я все смотрел на нее, и мне на ум приходила мысль, что она как отточенная шпага, как стальной клинок. По-моему, это самое верное сравнение. Некоторые люди созданы иначе, чем обыкновенные смертные, они на всем прочерчивают след, а сами неуязвимы. Я не слушал ее наставлений, а думал только о том, что она гордая. Первый раз в жизни встречаю гордую женщину. В тринадцать лет я записал в своем дневнике афоризм Шелли: "Из всех свойств человеческой души меня больше всего пленяет гордость".
И
Как славно раньше писали в конце письма: "Обнимаю тебя от всего сердца, дорогая сестра". Сегодня я полон нежности и тоже хочу кончить свое послание этими словами.
Обнимаю тебя от всего сердца, дорогая сестра.
Филипп.
P.S. ...и желаю тебе мира душевного.
ПИСЬМО V
Натали Эмполи Филиппу Летурно
Сен-Тропез, июнь 195... г.
Милый братик! Счастливец, ты познаешь чистые волнения сердца! А я тут умираю от скуки и наверняка умру очень скоро. Ненавижу Сен-Тропез. Как погляжу на лоснящиеся от орехового масла тела первых "курортниц", (здесь так говорят); меня тошнит. Еще тошнит от запаха анисовки. Весь город пахнет анисовой водкой, как Париж по воскресеньям пахнет коньяком. Франция когда-нибудь преставится от чрезмерного употребления анисовой. Я к тому времени уже буду лежать в могиле, опившись виски. Так и кончится старая цивилизация, давшая миру Версальский дворец, АПТО и Пьеретту Амабль.
Надеюсь, твой роман идет успешно. Почему бы вам с Пьереттой не приехать ко мне провести свой отпуск? Я бы сняла виллу в каком-нибудь уединенном уголке, куда не доходит запах орехового масла и анисовой водки, а Бернарда была бы нашей домоправительницей. Она полна бешеной злобы оттого, что ей все не удается вырвать у меня подпись и заслужить тем самым вечную признательность твоей матушки. А мне весело - не получат они подписи!
Дозволь коснуться тихим поцелуем твоей груди, где вдруг забилось сердце.
Натали.
ПИСЬМО VI
Филипп Летурно Натали Эмполи
Клюзо, июнь 195... г.
Я, может быть, и приеду к тебе в Сен-Тропез, но - увы!
– один. В прошлый раз я ведь тебе писал, как я целых двое суток восхищался гордостью Пьеретты Амабль. Ты же, по своему обыкновению, все свела к постельным делам. Ничего этого и в помине нет, никогда об этом и речи не было.
К тому же у нее есть любовник. Он итальянец, работал землекопом на железной дороге, был уволен, а теперь развозит молоко. Ты его знаешь и как будто даже пыталась соблазнить его. Помнишь, тот высокий, черноволосый и смуглый парень, который подрался на балу в Клюзо? Его прозвище Красавчик. Они только что зажили "по-семейному" (как мне сообщил Нобле); весь рабочий люд в Клюзо только об этом и говорит, так как она, кажется, отличалась до сих пор самой суровой добродетелью. Секретарша дирекции (прыщавая пигалица) сказала: "Стоило Пьеретте столько лег разыгрывать недотрогу, чтобы теперь спутаться с макаронщиком".
А я, думается мне, угадываю причины такого союза и вижу, что идут они вовсе не "от сердца".
В воскресенье утром я встретил их на главной улице Клюзо. Он нес ее сумку с провизией, на нем был, как видно, лучший его костюм и розовая рубашка (итальянский вкус!). Словом, принарядился ради праздника. А она все равно была гордая, как всегда, и в черном своем заштопанном платьице казалась удивительно породистой, и держится она так, как не умеют держаться наши с тобой знакомые. Наверно, вот с таким же гордым спокойствием выступала Элеонора Аквитанская рука об руку с Генрихом Английским, грубым саксом, за которого она вышла замуж из государственных соображений, радея о своем королевстве. Ведь теперь только коммунисты способны поставить политические интересы выше голоса сердца и даже тела.
А мы с тобой, моя неродная ни по матушке, ни по батюшке сестрица, мы два несчастных детеныша, далекие от каких бы то ни было интересов: сердечных, плотских, денежных, политических, - и нам остается только посылать друг другу нежные и довольно невеселые приветствия.
Все-таки целую тебя.
Филипп.
P.S. Иной раз мне думается, что лишь тебя одну я мог бы полюбить как женщину. Да и не было ли меж нами такой любви?
ПИСЬМО VII
Натали Эмполи Филиппу Летурно
Сен-Тропез, июнь 195... г.
Итальянец очень хорош, бедный ты мой братец, и политика тут ни при чем. Твоя Пьеретта мне нравится: у нас с ней одинаковый вкус. Мы бы с ней подружились, если б ты привез ее ко мне, а не допустил бы, чтобы ее увели из-под самого твоего носа. Но раз эта девчонка питает склонность к красивым мужчинам, для тебя не все потеряно. Ведь женщины находят тебя красивым. Только я одна знаю тебя как облупленного и чувствую, сколько в тебе "дряблости", несмотря на твою шею Юпитера Олимпийского, какая приторность в твоем голосе, который мои школьные подруги называли бархатным (хотя, откровенно говоря, он скорее уж ватный), какая пустота за твоим высоким челом, торжественным, будто Сакре-Кер. Но все это может создать иллюзию мужественности.
Как-нибудь выпутывайся сам. Я тебя пущу в Сен-Тропез только вместе с этой девчонкой, в которую ты влюблен, хотя и пытаешься (весьма неловко) отнекиваться от этого. А если приедешь с ней, то придется тебе, пожалуй, защищать свою добычу от меня самой, если ты собираешься владеть ею в единственном числе (у тебя ведь хватит ума на такие выдумки).
Натали.
P.S. Мы с тобой никогда не узнаем, случилось то самое или нет. Мы были вдребезги пьяны в тот вечер, когда "это" могло произойти.