Бомба для пpедседателя

Семенов Юлиан

консультации с врачами. Министр выразил озабоченность в связи с

состоянием здоровья прокурора Берга. Предполагают, что в случае, если

врачи будут настаивать на госпитализации Берга, его дела, носящие

чрезвычайный характер, временно примет Кройцман, один из наиболее

талантливых учеников Берга>. (<Ди велът>.)

<В <Байерн-курир> появилась заметка, в которой уход Берга в

отставку трактуется как <признание прокурором собственного бессилия>.

Подобного рода комментарий может рассматриваться лишь как полная

некомпетентность или злостное сведение счетов с одним из самых

уважаемых юристов Федеративной Республики. Берг не щадил сил, отдавал

всего себя созданию нашего демократического законодательства. Писать

так о человеке, состояние здоровья которого считается далеко не

нормальным,

не в духе нашей прессы. Комментарий баварской прессы

прозвучал резким диссонансом в серии откликов на это событие, с

которыми выступили ведущие газеты. Мы, со своей стороны, можем лишь

принести прокурору Бергу глубокую признательность за все то, что он

сделал для нашего правосудия>. (Г. Краузе. <Гамбургер рундшау>.)

<Демократическая перепалка в нашей <демократической> прессе

лишний раз свидетельствует о том духе <изящной> коррупированности,

который царит в ФРГ. Надо смотреть правде в глаза: Берг уже давно

неугоден ХДС/ХСС, с тех пор, как он привлек в 1964 году к

ответственности семь высших офицеров бундесвера за злодеяния,

совершенные ими в России и Франции во время войны, когда эта семерка

носила не зеленые, а черные мундиры. Берга вынудили уйти в отставку.

Нам лишь остается сожалеть, что прокурор не проявил гражданского

мужества и не продолжил борьбу>. (Г. Кроне. <Телеграф>.)

Берг сунул газеты в карман халата и пошел в ванную комнату. Каждое утро он подолгу растирал тело жестким полотенцем и считал, что это спасло его от склероза, поскольку кровообращение получало допинг - не фармакологический, а естественный. <Лоси тоже трутся в лесу об деревья, думал Берг, - а надо во всем брать пример с животных. Черчилль правильно делал, что спал после обеда: все звери спят после обеда. Жирный? Ну и что? Лучше помереть жирным стариком, чем стройным молодым мужчиной>.

Он залез в ванну, положил на столик рядом с собой пачку газет и подумал: <Сначала я немножко отмокну, поблаженствую, а потом посмотрю остальной мусор... Только бы не уснуть... Кто-то мне говорил, что можно, уснув в ванной в сосновом экстракте, проснуться у врат дома господня... А раскладывают они свои козыри разумно... Мои любимые ученики Краузе и Кройцман делают хорошую мину при плохой игре... Но им не откажешь в изяществе... Обидней всех ударили мои социал-демократы из <Телеграфа>. Обиднее, потому что больней. А больней, оттого что они правы. Но они правы абстрактно, потому что они в оппозиции и никогда не были втянуты в круговерть государственного аппарата. Когда чиновнику говорят, что он устарел, это значит, ему показывают на дверь. А цепляться за пост - это значит показаться смешным, честолюбивым и корыстным. Это бы они обыграли в своих газетах в следующем туре, а человек, который смешон, никого уже не сможет победить... Краузе, конечно, сыграл со мной свою самую талантливую партию. Вообще, люди Шпрингера - умные люди. Победив, они не топчут, а протягивают руку помощи. Таким, как я, конечно, кто смог чего-то достичь в этом дерьмовом обществе... Бедных длинноволосых они бы поставили к стенке не задумываясь. А с длинноволосыми ларчик открывается просто: перепроизводство интеллектуалов... Некуда идти работать тем, кто, кончив университет, считает себя Гегелем или Бисмарком. Только на баррикады... Не в школу же па нищенский оклад в четыреста марок. Ларчик просто открывается... Ларчик? А, это я про жену Люса. Он будет биться насмерть, потому что любит детей и боится за них, а с ней у него плохо. Будь у него все хорошо, он бы не лез ни в какую драку, а держался за ее юбку>.

Берг взял следующую газету, просмотрел, нет ли там комментария о его отставке; заглянул в раздел спортивной хроники: он следил за тяжелоатлетами, штангисты были его страстью; потом открыл раздел судебной хроники и полицейских новостей и сразу же натолкнулся на заметку, набранную петитом:

<Наш постоянный корреспондент при главном полицейском управлении Таубен передает, что позавчера вечером из Гамбурга вернулась фрау Шмидт, проживающая на Генекштрассе, 7. Она обнаружила в своей квартире, где отсутствовала с 19 августа, странную картину: было разбито окно и разбит экран телевизора. Фрау Шмидт вызвала домовладельца, который, в свою очередь, немедленно пригласил представителей страховой компании. Эксперт определил, что ТВ марки <Филлипс-209> 380 марок) разбит пулей, поскольку он извлек ее из телевизора. По требованию эксперта Ангемайна

были вызваны представители криминальной полиции. Полицейская экспертиза установила, что пуля была выпущена из пистолета <Пельман МБ-6> калибра 9,3. Однако установить, как она попала в телевизор, разбив окно и срикошетив о металлическую держалку люстры, полиции установить не удалось>.

Берг пожал плечами и отложил газету... <Идиотизм. Но интересно. Пусть занимаются этим мои молодые преемники. А я буду блаженствовать в сосновой ванне. И читать сообщения о победах моих тяжеловесов. Лишь в этом есть закон и гарантия, - продолжал думать Берг, - только в спорте, и отнюдь не во всем, а лишь в тяжелой атлетике. Весы точны, их не обманешь: вес штанги должен быть соотнесен с абсолютным весом спортсмена. В футболе можно дать лишнюю секунду, которая окажется решающей, или не заметить игру рукой на вратарской площадке. В боксе царит случай: победителю в первых двух раундах случайно во время третьего раунда разбивают бровь, и его снимают с поединка. Что это? Случай? Нет. Это обычное, откровенное издевательство над законом, ибо законы стареют, как и эпохи. А никто не внес коррективу в этот старый закон с тех пор, когда шли бои профессионалов и озверелые зрители требовали от боксера лишь победы или гибели: ведь Рим породил гладиаторов, но сейчас об этом говорят как о вандализме>.

Прокурор взял с полочки еще один тюбик соснового экстракта и вылил его в ванну.

– Бог, прости меня, - хмуро пробурчал Берг, - но все же химия стала сильнее тебя. Ты властвуешь над случаем, а химия над бытом. Разве ты мог бы перенести меня за мгновение в сосновый лес? А химия дала мне, твоему слабому слуге, сделать это одним лишь движением руки...

<Не одним, - поправил себя Берг, - а тремя движениями. Сначала я поднял руку, потом взял тюбик, а после вылил содержимое в ванну... Ага, старая перечница, правильно тебя прогоняют - ты же забыл о четвертом движении, ибо если не я вернул тюбик на место, то кто же? И лишь если это не моя рука, я могу отвергнуть пятое движение, но ведь это - моя рука, и я опустил ее в ванну. И протянул вдоль тела. Это уже, кстати, шестое движение. Кройцман, ты умница, надо гнать взашей того юриста, который лишен дара фиксировать место, лицо, движение, сумму, цвет и запах...>

Берг снова развернул газету. <Симпозиум юристов>. Он даже не стал читать, о чем там говорилось. <Если это демократические юристы, они наверняка примут резолюцию по поводу Вьетнама и шовинизма Израиля, а если <свободные>, то пошлют телеграмму в Москву о разгуле антисемитизма и потребуют вывода русских ракет из Ханоя...
– подумал он.
– Какой закон может быть в этом мире беззакония? Пока есть интересы Дорнброка, он будет требовать такой закон, который охранял бы его интересы. А охрана интересов одних всегда предполагает ущемление интересов других. Можно написать самый точный свод законов, но ведь закон приводят к жизни люди, а люди не могут быть свободны от общества, в котором живут. Мы кичимся своими демократическими законами. Да, в суд может обратиться человек с иском к федеральному канцлеру. Пожалуйста. Мы примем его иск. А дальше? Или, пожалуйста, давайте будем обвинять убийц Ганса Дорнброка! <Прошу вас, прокурор Берг, взять на себя это дело!> А вместо убийцы мне подставляют жертву. А когда я отделяю злаки от плевел и продолжаю искать преступника, меня загоняют в угол - демократично, свободно, с уважением к моей личности... С кем я решил бороться? С кем ты решил схлестнуться, Берг?! Тебе-то, казалось бы, стыдно заглатывать наживку из тех слов, которые составляют строчки нашей <самой демократической конституции>. Лично мне беззаконие сейчас нравится больше закона: за то, что я отступил, министр назначит мне незаконно высокую пенсию - об этом, видимо, Кройцман уже позаботился... Бедный Люс... Прости меня... Все-таки я всегда был предателем. От этого нельзя излечиться, как от тупости>.

Вдруг Берг рывком поднялся из ванной и, не вытеревшись полотенцем, побежал в кабинет к телефону. Он еще раз заглянул в отдел полицейской хроники и набрал номер дежурного по полиции.

– Это прокурор Берг... Скажите, в каком районе находится Генекштрассе, семь?

– На востоке, - ответил дежурный, - возле зональной границы...

– Это неподалеку от Чек Пойнт Чарли?

– Совершенно верно.

Берг позвонил к Гельтоффу.

– Доброе утро, майор.

– Доброе утро, господин прокурор, - ответил Гельтофф и посмотрел на часы: пять минут назад к нему звонил Штирлиц и назначил встречу.