БондиАнна. В Россию с любовью
Шрифт:
Всё это время я смотрела на будущего супруга и думала, стоит ли поговорить о том, что обнаружила десятью минутами ранее.
— Жду не дождусь завтрашнего дня, — произнёс Алекс, жуя бутерброд.
Он смотрел на меня с обожанием. Я улыбнулась и решила, что разговор про алкоголизм подождёт. Незачем ругаться накануне важного дня.
Алекс приехал в Москву ради меня. Так я могла спокойно продолжать учёбу. А срок действия документов, которые он приготовил в сентябре, заканчивался.
Мы жили в трёхкомнатной квартире моих родителей — они с сестрой уже долгое время находились за границей. Это позволяло не
Может, стоит поискать ему подработку. Хотя бы пока я учусь. Будет полегче, да и времени на пиво меньше останется.
План казался неплохим, но только на первый взгляд. Я отчётливо понимала, что реализовать его не выйдет: Алекс не знал русского языка. Ему даже передвигаться по городу было тяжело, не то что работать. Так что Алекс продолжал сидеть дома. Он сочинял музыку, играл на гитаре и пил.
Денег едва хватало. В основном мы ели рис, картошку или гречку. Редко видели мясо или позволяли себе сходить в клуб — как правило, по приглашению.
Я чувствовала, какую жертву мой любимый ежедневно приносит ради меня. Это осознание пудовой гирей висело на шее. Каждый день я ощущала вину за страдания близкого человека, который по моей милости находился вдали от своего города, культуры, семьи и друзей.
Он бросил всё ради меня! Уехал из Англии, где у него так или иначе была налажена жизнь.
Алекс, хоть и временно, но всё же поселился в чужом, нелогичном и местами враждебном для него мире. Это и восхищало, и расстраивало.
Ради любви он уехал из привычного мягкого климата. У него не было тёплых вещей, он постоянно болел и ужасно себя чувствовал. За это я тоже ощущала вину и, как заботливая мамочка, кружилась вокруг любимого с пледом и поила его чаем с малиновым вареньем в надежде на скорое выздоровление. Чуть поправившись, Алекс заболевал снова.
Он ведь поэтому и пьёт. Ему здесь сложно! Как только мы вернёмся в Англию, всё изменится.
Тогда я искренне в это верила. Я не сомневалась: как только шасси самолёта коснутся британской земли, ко мне вернётся прежний Алекс. И вот тогда мы заживём по-настоящему. Всё у нас будет.
А пока — как есть.
До вечера я занималась рефератом. За это время Алекс ещё раз сходил за пивом. Потом мы поужинали рисом, окрашенным в жёлтый цвет куриным кубиком, и отправились в клуб по случаю завтрашней росписи.
Мы встретились с единственным англоговорящим другом Сергеем в клубе «Цеппелин», одном из московских клубов.
Сергей не так давно приехал из Сан-Франциско после развода с женой, с которой прожил десять лет. Он окончил Стэнфорд, и в США у него была успешная карьера в IT-сфере, но развод подкосил его. Он не смог справиться с одиночеством и решил искать новые горизонты на исторической Родине. По крайней мере, так он говорил.
В Москве он первым делом купил пентхаус, что выходило далеко за общепринятые рамки. В России ещё сильны были отголоски девяностых годов: люди не успели привыкнуть к роскоши,
Сергей же не ограничился неприлично роскошной квартирой. Он с головой нырнул в мир бесконечных тусовок, клубов, женщин и алкоголя. Собственно, на одной из тусовок в клубе мы и познакомились.
Миллионы москвичей даже не подозревали, что в «Цеппелине», «Шамболе», «Мосте», «Гараже», «Миксе» зарождалась новая, совершенно иная жизнь. Почти сказочная.
Если бы Алиса из Страны чудес попала в Москву нулевых, она бы открыла дверь в «Цеппелин». Дверь, скрытая на задворках Олимпийского проспекта, казалась неприступной. В клуб пускали только богему и просто красивых людей. Деньги не имели значения. Face control работал на славу. Парни, стоявшие на входе, считали эту миссию смыслом жизни. Неприметные и незначительные днём, ночью они становились вершителями судеб. К счастью для нас, британцы были в фаворе, особенно такие стильные красавцы как Алекс.
Люди, допущенные в клуб, как будто обретали свою реальную — ночную — жизнь. Богема нулевых годов заполняла пустоту внутри себя драйвовыми движениями и неутомимым желанием забыться. И всё же, даже самая шумная тусовка не могла заглушить смятение, которое таилось в сердцах людей. Клуб, словно персонаж собственной таинственной истории, не разочаровывал гостей. Наоборот, очаровывал, завлекая в сети. Он предлагал видимость радости и развлечения, но в его глубинах скрывалась непостижимая трагедия — пустота, которая поглощала каждую душу, попавшую сюда. Световые мерцания и весёлые звуки лишь заглушали глубокое одиночество, которое скрывалось внутри каждого тусовщика. Пустота, безмолвно стервозная и неизменная, танцевала посреди танцпола, переходила то к одному, то к другому, напоминая людям, что веселье и радость здесь только для того, чтобы обнажить самые тёмные уголки человеческой души.
Стеклянная дверь отделяла танцпол от зоны чилл-аута, окружённой полосатыми диванами. Каждую ночь здесь разворачивалось удивительное зрелище. В ночном клубе горящие огни превращали танцпол в мерцающий огненный остров. Москвичи, проникшие в тайное эксклюзивное заведение для избранных, отрывались от реальности под звуки басов. Диджей Spider замедлял ритм, затем набирал обороты, качая зал.
Заиграл трек «Miura» от Metro Area. Это моментально перенесло меня в момент, который произошёл со мной и Алексом в клубе «13» на Мясницкой в сентябре. Тогда Алекс впервые приехал в Москву.
Москва, клуб «13», полугодом раньше
Ритм города не смолкал ни на секунду. Один клуб сменял другой. Вызов был во всём: в тематических костюмах — никто не умеет наряжаться так, как умеет это делать московская богема, — в декорациях, которые менялись от мистических и неоновых до винтажных и откровенно порнографических.
Вход в клуб «13» на Мясницкой улице вёл в классический особняк. Мраморная лестница и улыбка Моны Лизы на огромной картине. При входе на первом этаже возвышалась золотая клетка, внутри которой легко и свободно двигалась танцовщица, словно волшебная птица в зазеркалье. Её тело изгибалось в грациозных позах, гармонично вписываясь в ритмы музыки. Рядом встречали карлики, одетые в средневековые одежды.