БондиАнна. В Россию с любовью
Шрифт:
Заселившись, мы спустились в ресторан на ужин. Курт был в ударе. Он снова и снова подливал нам вина, и мне оставалось только с изумлением смотреть, как моя сдержанная и серьёзная мама болтает и пьёт, будто вырвавшаяся из-под родительского контроля старшеклассница.
— Айрин, может, проветримся и выкурим по сигарете? — предложил Курт, когда официант забрал тарелки и сообщил, что горячее будет подано через несколько минут.
Мама стала отнекиваться, но Курт со своим обычным напором как-то легко и естественно увёл её на улицу. Я пошла следом. Мы вышли в небольшой задний дворик, где чуть в
Он достал портсигар, выудил пару самокруток и протянул одну маме. Чиркнул зажигалкой и галантно поднёс ей огонёк. Мама затянулась, выпустила дым и закашлялась.
— Крепко? — сочувственно спросил Курт.
— Нет-нет, всё хорошо, — тут же отозвалась мама, снова затягиваясь.
Моя мама курит? С ума сойти! Кажется, Курт напоил нас…
— Хватит спаивать мою… — начала я, но Курт толкнул меня локтем и взглядом указал на маму.
Так счастливо она улыбалась и, кажется, была совершенно довольна происходящим.
— Мам, ты в порядке? — спросила я по-русски. Мама в ответ показала мне большой палец и снова принялась с довольным видом оглядывать окружающий нас двор.
Внезапно мама повернулась к нам и заявила:
— А теперь устроим велогонку! Янки против красных!
— Что? — я подумала, что ослышалась, или мама, возможно, перепутала английские слова. Но Курт, кажется, всё понял.
Чуть поодаль, у самого переулка, соединяющего дворик с улицей, стояли два велосипеда. Судя по их виду, стояли они там уже не первый год. Кроме того, почва вокруг них чуть просела, и недавний дождь наполнил углубление водой и жидкой грязью.
Мама затушила в пепельнице окурок — я удивилась, как естественно у неё это получилось — и двинулась к велосипедам. Курт её опередил. Прямо в своих сверкающих ботинках прошлёпал по луже, разбрызгивая жидкую грязь во все стороны. Ухватил велик, выглядевший более крепким, и галантно подкатил его маме.
— Прошу вас, леди!
Мама ухватила руль и ловко перекинула ногу через раму. Я захихикала. Курт с невозмутимым видом протянул руку и одёрнул подол маминого платья.
— Гран мерси, — провозгласила мама, а потом крутанула педали, обдав нашего галантного джентльмена грязью. От неожиданности Курт отскочил, чуть не сбив меня с ног.
— Янки, гоу хоум! — крикнула мама и покатила в сторону проулка. Миг — и она уже скрылась за углом.
Мы с Куртом согнулись пополам от хохота. С улицы донёсся звук велосипедного звонка. Мама явно была рада, что оставила позади директора инвестиционного банка, который точно был склонен угнать велосипед первым, учитывая деятельность инвестиционных банков за последние пятьдесят лет.
— Лови её, — завопил Курт, дёрнувшись в сторону второго велосипеда.
Я оседлала велосипед на какую-то секунду раньше, хоть в чём-то опередив представителей американского глобалисткого режима, и рванула за мамой. Курт что-то кричал вслед, но я не слышала.
Мама уже была довольна далеко, и я налегала на педали, пытаясь её догнать. Это было непросто: меня душил смех. Оглянувшись, я увидела, что Курт выбегает из переулка, размахивая руками. Его щегольской пиджак
— Поднажми! Противник с тыла! Pokryshkin in der Luft! — закричала я маме, почему-то вспомнив немецкий.
Она обернулась и чуть не съехала в кювет.
— Русские не сдаются! — крикнула она, с трудом удерживая велосипед на дороге. Заднее колесо его нещадно болталось. Мой железный конь был не лучше — надсадный скрип, который он издавал, наверняка перепугал всех овец в окрестных полях.
Нам казалось, что мы мчимся со скоростью триста километров в час. Наши юбки развевались, трусы сверкали, а ветер свистел в ушах. Однако, когда через пять минут капиталист-банкир с нами сравнялся, мы поняли, что скорость была лишь иллюзией.
Курт тяжело дышал, лицо раскраснелось, а одежда выглядела так, будто его вываляли в сточной канаве.
Под моим любимым мостом сошёл бы за своего!
— Ууууу, — провыл Курт, подняв руки, как волк на зайца в мультиках, словно собирался схватить нас обеих. — Стойте! Подождите!
Мы налегли на педали с удвоенной силой. Минут через пять нам навстречу попался маленький местный мальчонка на самодельном деревянном самокате. Курт, буквально на ходу перехватив пацана, за минуту сторговался с ним, сунул в ладошку купюру и забрал транспортное средство. Согнувшись в три погибели, чтобы удержать хлипкий руль, он так лихо стартанул, что сшиб незадачливого владельца самоката. Мальчик так и остался сидеть на дороге, глядя вслед высокому мужчине, который чудом удерживал равновесие и мчался вниз по улице, рискуя свернуть шею на первом же повороте.
Мы зашлись в новом приступе хохота, и это положило конец нашей гонке. Я совсем выбилась из сил, так что с облегчением прислонила велосипед к какой-то ограде. Мамин и вовсе остался лежать на тротуаре.
— Женская сборная победила, — провозгласил Курт, предлагая нам руки. Мы буквально повисли на нём с двух сторон. И все вместе рухнули на землю.
— Капитализм пал, — захохотала мама.
Если бы я не видела это собственными глазами, я бы ни за что не поверила, что моя мама может так себя вести. И всё же это происходило прямо передо мной: мама сидела на земле рядом с моим бойфрендом, в испачканном платье — ведь приземлились мы аккурат в лужу — старшую сестру той, из которой достали наши велосипеды. И смеётся так, словно ничего забавнее с ней в жизни не происходило. А ведь она обычно мыла руки даже после легкого прикосновения к чему-то, что, по её мнению, было недостаточно чистым.
Курт поднял руку и швырнул в меня комок грязи. Я взвизгнула. Через секунду в самого Курта прилетел мощный шлепок — это мама встала на мою защиту. Мы кидались грязью, рискуя привлечь внимание полиции. Вскоре мы с мамой оказались такими же грязными, как Курт.
— Из князя в грязи, — заявила мама по-русски.
Мы решили, что нам срочно нужна ещё бутылка вина. Курт помог нам с мамой встать, и мы направились в отель.
К счастью, уехали мы недалеко. Держась друг за друга и то и дело покатываясь со смеху, мы ввалились в холл. Портье с совершенно невозмутимым видом осмотрел нашу грязную компанию. Ни один мускул не дрогнул на его гладко выбритом лице.