Борьба и победы Иосифа Сталина

Романенко Константин Константинович

Его план оригинален и смел, но ему не суждено было осущест­виться. Еще накануне, 24 февраля, секретный сотрудник Енисей­ского разыскного пункта «Кирсанов» донес: «Гласно-поднадзор­ные Джугашвили и Свердлов предполагают с места высылки бе­жать. Если не удастся на юг, то на первом же ожидающемся летом к устью Енисея пароходе».

На донесении сексота была начертана резолюция: «Джугашви­ли и Свердлова выселить на станок севернее с. Монастырского, где нет других ссыльных, и специально для наблюдения за ними при­ставить двух надзирателей». Это была очевидная «роскошь» — не каждому ссыльному «предоставляли» персонального жандарма. И, чтобы воспрепятствовать побегу, его загоняли «на 80 верст север­нее Полярного круга»

и «на 200 верст севернее» прежнего места пребывания.

Таким образом, неугомонный член ЦК партии большевиков получил от властей персональный «угол» в империи и личного «ох­ранника». «В марте 1914 г., — рассказывал позже местный житель

Иван Тарасеев, — из станка Костино в Курейку привезли ссыльных И.В. Сталина и Я.М.Свердлова. Привезли на двух лошадях надзира­тель Лалетин и возчик. Возчик в Курейке знал только двух Тарасеевых, а поэтому заехал на квартиру Тарасееву Алексею Яковлевичу».

Курейка была маленьким «станом», затерявшимся за Поляр­ным кругом в огромной «туруханской пустыне». Не считая старой, покосившейся и заброшенной избы Якова Тарасеева, в Курейке было восемь домов. В этих избах жили 67 человек, по 8—9 в каж­дой. «Это, — вспоминала бывшая ссыльная В. Швейцер, — самое северное поселение Туруханского края. Про Курейку можно было без преувеличения сказать, что она находится на краю земли. Зима длится здесь 8—9 месяцев, и зимняя ночь тянется круглые сутки. Здесь никогда не произрастали хлеба и овощи. Тундра... Человек при 65-градусном морозе ютился в юрте».

Оказавшись в этом глухом месте, где нетрудно потерять даже счет времени, Иосиф Джугашвили 16 марта отправил на имя на­чальника Главного тюремного управления заявление с просьбой вернуть ему часы, изъятые во время пребывания в петербургском доме предварительного заключения.

Итак, прибыв в Курейку, ссыльные поселились на квартире Тарасеевых. Однако вместе они прожили недолго. И антагонисты Сталина — недоброжелатели, рисующие его образ только черны­ми красками, — описывая туруханской период вождя, не преми­нут сделать ссылку на Якова Свердлова, жаловавшегося в письмах жене на «невыносимость в личном общении» с товарищем.

Но можно ли доверять молодому партийному работнику — «товарищу Андрею» — в такой оценке? Так ли уж «свят и безгре­шен» Янош Соломон Мовшевич, канонизированный партийной пропагандой в образе Якова Михайловича Свердлова? В чем дейст­вительная причина взаимного охлаждения двух ссыльных?

Идиотских версий вокруг этой истории много. Среди них и та­кая: якобы Сталин кормил соседа из миски, из которой ела его со­бака (кстати, собаки в это время у него еще не было); по другой — он «отбирал у Свердлова тарелку с супом». Авторы, не опускаю­щиеся до деградации, считают, будто предпосылкой конфликта стало то, что Иосиф Джугашвили, «не приученный» холостяцкой аскетической жизнью нелегала к «домашнему хозяйству», перело­жил на товарища заботы: «пилить дрова, носить воду, мыть посу­ду...». При этом все ссылаются на письма Свердлова.

Да, уже через полторы недели после поселения в заброшенном стане Свердлов 22 марта написал своей приятельнице Л.И. Бессер: «Устроился я на новом месте значительно хуже. Одно то уже, что я живу не один в комнате. Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с кот(орым) мы встречались в ссылке, другой ссылке. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка (курсив мой. — К.Р.). На этой почве нервничаю иногда. Но это не так важно. Гораздо хуже то, что нет изоляции от хозяев. Комната примыкает к хозяйской и не имеет отдельного хода. У хозяев — ребята. Естест­венно, торчат часами у нас. Иногда мешают».

Претензии Свердлова к соседу

невразумительны и туманны. Но если взять на веру, что причиной конфликта стала «лень» сосе­да, то в действительности все обстояло как раз наоборот. Иосиф, приученный матерью к порядку и не избалованный семейной жизнью, все делал сам. Словно отвергая появление подобных инси­нуаций, стражник Мерзляков свидетельствовал: «Пищу готовил И.В. Сталин исключительно сам».

Но из текста письма вытекает, что как раз «сторонник мини­мального порядка» признается в склонности не обременять себя домашними заботами. Впрочем, неряшливость в быту, вообще, ха­рактерная черта многих евреев. Поэтому не Джугашвили, а обле­нившийся сосед мог попытаться переложить все «домашние» за­боты на товарища. И, возможно, «индивидуализм хорошего пар­ня» заключался в том, что, не желая выполнять роль «слуги», он предлагал товарищу делать часть работы, и эта настойчивость «нервировала» Якова.

В любом случае очевидно, что ярко выраженным индивидуализ­мом отличался именно Свердлов. Лишенный возможности уеди­нения в условиях ссылки, он жалуется в письме на местных жите­лей; особенно на детей, проявлявших наивное любопытство к по­стороннему человеку. «Они приходят, — пишет Свердлов, — усаживаются и сидят молча около получаса, потом вдруг встают и говорят: «Ну, я должен идти, до свидания!» Как только один уходит, тут же появляется другой, и все повторяется. Как будто нарочно они приходят вечером, в самое лучшее время для чтения».

Пожалуй, Свердлова даже можно понять. Столкнувшись с на­ивным любопытством деревенских жителей — не абстрактных, а реальных, серых, забитых людей, во имя которых, казалось бы, и го­товилась революция, — он раздражается. В отличие от него Иосиф Джугашвили к этим визитам относился добродушнее, можно ска­зать, — философски. Позже он рассказывал Аллилуевым про своих соседей хантов: «Один приходил чаще других. Усядется на корточ­ках и глядит не мигая на мою лампу-молнию. Точно притягивал его этот свет. Не проронив ни слова, он мог просидеть на полу целый вечер... Мы вместе ужинали мороженой рыбой. Я тут же строгал ее. Голову и хвост получал Тишка (собака Джугашвили. — К.Р.)».

Сталин иначе относился к местному населению. Очевидцы рас­сказывали, что однажды он спас девочку, умиравшую от воспале­ния в горле. Обладая некоторыми познаниями в медицине, он су­мел через трубку высосать гной из фурункула, душившего ребенка, рискуя сам погибнуть от инфекции. Это поступок тургеневского Базарова, но не в романе, а в жизни.

Так в чем же причина конфликта? Кто же был инициатором «разъезда» двух ссыльных? Не вдаваясь в подробности, Свердлов так рассказывал отбывавшему ссылку в Туруханском крае питер­скому рабочему Иванову про причины своего переселения на дру­гую квартиру: «По прибытии в ссылку я поселился в его (И. Джуга­швили. — К. Р.) хижине, но вскоре он не стал со мной разговаривать и дал понять, чтобы я освободил его от своей персоны, и тогда я стал жить отдельно от него».

Из этого простого, но довольно скользкого объяснения следует, что «не неуживчивость» Иосифа стала причиной переселения Свердлова, а то, что Джугашвили перестал разговаривать с ним, практически объявил своему товарищу бойкот. Но он не просто разочаровался в товарище — тот стал ему безразличен, и он даже не ищет со Свердловым примирения, перестав с ним общаться и разговаривать до конца совместного пребывания в Курейке.

То есть конфликт был не на почве «обслуживания кухни» и да­же не на несовместимости национально-культурных традиций и характеров, а на основе чего-то личного, что Джугашвили показа­лось достойным разрыва отношений. Несомненно, что 36-летний Иосиф и более молодой, 29-летний Яков обладали различным жиз­ненным опытом, несхожими характерами и отличались даже рос­том — Яков был ниже.