Борьба со смертью

Крюи Поль де

Дальше эта молодая, никому до тех пор неизвестная женщина высказывалась еще решительней.

«Даже если нет никаких других оснований для пастеризации молока, все же было бы величайшей безответственностью продавать сырое молоко, содержащее bacterium abortus».

Они все, конечно, знали, что не только в Америке, но и по всему миру молочный скот заражен этим микробом Банга.

Вскоре после этого, когда Ивэнс почувствовала себя достаточно сильной, чтобы дотащиться до лаборатории, она узнала, что заболел её лаборант Пулер... Он возился с культурами микробов Банга и Бруса... Может быть... Она

исследовала его кровь: нет, ничего. Но производя исследование крови Пулера, Ивэнс для контрольного опыта взяла свою кровь, которую она считала «нормальной».

Кровь Ивэнс дала положительную реакцию на мальтийскую лихорадку.

Так, совершенно случайно, она обнаружила, чем именно болела.

VII

Она чувствовала себя то лучше, то хуже. Единственная женщина среди закаленных мужчин, работников Института, она скрывала от них свое недомогание, боялась, что они подумают: «Только женщина может так шуметь из-за пустяков!» Теперь, когда ее темные волосы начали седеть и ей приходилось покинуть поле битвы, появились первые признаки сенсации, начинался всеамериканский скандал по поводу мальтийской лихорадки. Какая-то ирония была в том, что толчок к объединению врачей и ветеринаров для совместной борьбы с мальтийской лихорадкой дал не какой-нибудь солидный врач или ветеринар, а Ивэнс, в сущности всего лишь лаборантка.

Я уверен, что она сама сознавала нелепость такого положения, как и случайность своего открытия.
– «Словно два близнеца были взяты на воспитание различными семьями (ветеринарами и врачами!) и получили разные имена, - писала по этому поводу Ивэнс,- и в течение двадцати лет никто не замечал сходства между ними, потому что их видели всегда в разное время и в, разных местах».

Только и всего! Но теперь эти микробы (почувствовав к ней особую ненависть, как она говорила) - еле позволяли ей дышать, и ей пришлось волей-неволей уступить эту работу своим коллегам - мужчинам.

В Итакском университете работал молодой доктор - не медицины, а ветеринарии и философии, - Чарльз М. Карпентер. У него была наружность молодого профессора, но и с одеждой ломового извозчика не было бы в дисгармонии его лицо.

Он был прекрасным патологом и хорошо знал все детали потрясений, производимых микробом Банга в стельных коровах. Но самое главное - ему повезло. Молодой датчанин-студент, живший у Карпентера, внезапно заболел.

Все врачи Итаки диагностировали брюшной тиф, но исследование крови нe подтвердило этого диагноза; тогда врачи решили, что это миллиарный туберкулез [11] и приговорили студента к смерти. Карпентер, доктор философии и ветеринарии, по правилам не должен был даже и вмешиваться в это дело. Но он знал работу Ивэнс. Он взял на исследование к себе в лабораторию кровь больного юноши и обнаружил, что она дает положительную реакцию на микроб Банга. В награду за труды, Карпентер был жестоко высмеян всеми (кроме одного) врачами Итаки. Такой тяжелой болезнью не заражаются от коров...

Но вот заболел второй студент, и ему день ото дня становилось хуже. Врачи предполагали стрептококковое заражение крови, но только не могли найти стрептококков! Снова Карпентер вмешался, и снова реакция крови оказалась положительной на микроб Банга. Но ведь это была

всего только реакция крови...

Со свойственным ему упорством молодой ветеринар снова взял кровь из вен у обоих студентов и сделал из нее посевы на различных питательных бактериологических средах. Он выкармливал эти культуры с изобретательностью повара и нежностью матери.

Ужас, до чего нежизнеспособны микробы Банга, когда их переносят из животного организма на питательную среду! Эта нежизнеспособность даже служит их отличительным от других микробов признаком. На этот раз это действительно были микробы Банга! С исключительной настойчивостью, надоедая несчастным студентам, - хотя они были слишком тяжело больны, чтобы обращать на что-нибудь внимание, - Карпентер семь раз повторял посевы их крови. Не было никаких сомнений - оба юноши были заражены микробом, подведомственным не медицине, а ветеринарии.

Карпентер не задумывался над тем, что Ивэнс не имела докторского звания, а была просто мисс Ивэнс, и помчался в Вашингтон. Ивэнс принадлежал решающий голос в вопросах о микробах Банга. Потом он вернулся в Итаку с шумом и треском, что объяснялось избытком энергии, и немедленно начал исследовать, как заразились эти несчастные юноши.

Они заразились от лучших, премированных коров из окрестностей Итаки. Они не доили сами этих коров, имейте это в виду, и не резали их. Они только пили много сырого молока от этих коров. Тридцать дней подряд (мне кажется, он слишком много трудился над доказательством своей правоты, достаточно уже очевидной) Карпентер впрыскивал смешанное молоко от всего заподозренного стада морским свинкам. И каждый день это молоко кишело микробами Банга.

В ответ на утверждение американских врачей, что мальтийская лихорадка не встречается в Америке, Ивэнс высказала предположение, что вирулентность микроба Банга, при продолжительном пребывании его внутри животного организма, ослабевает. Но вот у Карпентера морские свинки умирали через месяц, а иногда и через две недели после впрыскивания зараженного молока. И обычно ни микроб Банга, ни его близнец, микроб Бруса, не бывают достаточно вирулентны, чтобы убивать морских свинок, не слишком восприимчивых животных.

А оба студента (оба -это особо важно) были почти при смерти.

Карпентер имел вид застенчивого, даже робкого человека. В самый короткий срок он откопал пять, десять, семнадцать случаев предположительно несуществующей болезни людей в Итаке, и врачи уже перестали над ним смеяться. В то время молоко в Итаке не пастеризовалось. Все заболевшие, - кроме одного, - пили сырое молоко от зараженных микробами Банга коров. Этим одним был бактериолог, возившийся с bacterium abortus в лаборатории.

Жители Итаки стали требовать пастеризованного молока. Карпентер доказал, что самые свирепые микробы Банга погибают в молоке от нагревания его в течение тридцати минут при температуре в 60° С.

VIII

Вы, вероятно, думаете, что эти события всколыхнули медицинские круги и что Ивэнс прославилась? Ничего такого не случилось. Я помню, как еще в 1927 г. среди скотоводов вся эта история обсуждалась не иначе, как многозначительным топотом. Считалось слишком опасным громко об этом говорить, а тем более публично или даже по радио.