Борьба за будущее: Интроекция
Шрифт:
Все описываемые события являются вымыслом в рамках альтернативной вселенной. Ни в коем случае не собирался опорочить, обесчестить и/или каким-либо иным способом унизить кого-либо.
[К оглавлению ^]
Глава 27. Конвергенция
Когда человек слышит «собирается комиссия», особенно в контексте «на повестке дня — твоя персона», то именно эта самая персона так и хочет спрятаться куда подальше.
Икари-младшего посадили вместе со скучающей Аянами. Девушка, не меняя своего фирменного выражения лица, мирно потягивала обычный чёрный чай и листала какую-то книгу.
— Привет, Аянами-сан! — обратился к ней Синдзи.
— Доброе утро, Икари-кун.
«Официальненько».
Как всегда, Рей явилась с самым минимальным количеством косметики и отсутствием даже подобия причёски. В лучшем случае пару раз провела расчёской для приличия. А футболку и бриджи даже далеко не модник Синдзи назвал бы совсем блеклыми и невзрачными. Собственный внешний вид Аянами волновал не сильно, приоритет отдавался практичности. Но, удивительно, она всё равно казалась привлекательной: складывалось впечатление, что её собрали из отдельных идеальных частей. Как гомункул. И весь её образ только подтверждал подобное предположение.
Однако Рей манила не только своей необычной внешностью — в ней было ещё что-то. Её красные радужки глаз словно огоньки в непроглядной тьме.
— Что читаешь? — Синдзи попытался завязать разговор. Чтобы прервать неловкое молчание да и отвлечься от изнурительного ожидания предстоящего разбора полётов.
— Кант. «Критик дер практишон Вернофт», — она показала форзац книги, но ему это ничего не дало.
— Это же вроде немецкий? — удивился Синдзи.
Рей слегка кивнула и вернулась к чтению. Юноша же к своему стыду даже английский знал с горем пополам. Что уж говорить про древнюю психологию. Или Кант был философом? Откровенно говоря, Синдзи не помнил и тем более не мог поддержать разговор. Поэтому постарался сменить тему:
— Знаешь, тут тобой интересовались, — юноша закинул первый пришедший на ум пробный шар. Не спрашивать же, умеет ли она проникать в чужие сны. Посчитает ещё кретином.
Но его собеседница никак не отреагировала, и Синдзи попытался развить словесное наступление:
— Нагиса, как я понимаю, всё ещё не оставляет попыток. Мне он показался хорошим парнем.
Рей резко закрыла книгу и уставилась куда-то в пустоту.
— Он тебя раздражает?
— Не то чтобы, — её уверенный, но скупой ответ прозвучал неоднозначно.
— Тогда почему бы с ним не пообщаться?
— Нет необходимости в более тесных отношениях.
— Он вроде пока хочет просто подружиться.
— Это ни к чему.
— Почему? Ты не хочешь заводить друзей?
—
Синдзи насупился от таких чётких и безапелляционных ответов.
— До встречи с тобой я думал, что это я отстранённый, — буркнул он.
Рей пристально вгляделась в лицо собеседника, её беспристрастные красные глазки жадно его разглядывали. Будто в нём она ищет ответ, который задала сама себе в глубинах своего сознания. Юноше стало неловко, но и отворачиваться он не собирался. В какой-то момент он осознал, что их лица слишком близки друг к другу, и сглотнул слюну.
— А что по этому поводу думают твои родители? — выдавил из себя Синдзи, обведя всё помещение руками. — Они наверняка волнуются.
— У меня нет родителей, — буднично ответила девушка и уставилась в кружку с чаем.
— Прости, я не хотел, — замялся юноша.
— За что ты извиняешься?
— Я прекрасно знаю, что значит быть без родителей.
— У тебя есть отец.
«Спокойней, Синдзи, спокойней». Юноша почувствовал, как у него внутри всё закипает от простого упоминания одной сволочи. Синдзи понимал — девушка не специально, не для того, чтобы задеть или что-то в этом духе. Просто Рей сама по себе такая: говорит прямо, чётко и без задних мыслей.
«Такая, какая есть».
— Отец, который после смерти жены бросил четырёхлетнего сына и ни разу не поинтересовался, как у него дела? — юноша изо всех сил постарался подавить поднимающуюся изнутри злобу и ответить как можно спокойнее.
— У тебя есть это, — Рей невозмутимо сделала глоток чая.
— Есть что? — Палец Синдзи начал подёргиваться и отстукивать по столу.
— Воспоминания, — коротко ответила она.
— Не самые приятные, знаешь ли. Иногда хочется, чтобы их и не было.
— Но они есть, — Аянами заглянула в свою полупустую кружку, о чём-то размышляя.
— Как будто у тебя их совсем нет, — Синдзи аккуратно подбирал слова.
Девушка, до сих пор казавшаяся бодрой, вдруг слегка дёрнулась и словно отключилась, на секунду провалившись в забытьё. После чего взгляд Рей застыл на некоторое время. А потом, словно по щелчку, её глаза забегали из стороны в сторону, а лицо еле уловимо изменилось.
— Самые ранние мои воспоминания, — её привычный тихий и сухой на эмоции голосок внезапно стал чуть звонче и живее, — это как меня женщина увозила откуда-то от кого-то.
— Спасала?
Синдзи удивился внезапной многословности красноглазой: «Что это с ней?»
— Не помню. Но она меня постоянно заверяла, что теперь всё будет хорошо. И я поверила.
Девушка замолчала. Её лицо по-прежнему не выражало ни единой эмоции, кроме привычной усталости, но взгляд сильно преобразился — будто она готова вот-вот разреветься.
— И что случилось?
— Потом — автокатастрофа...
— Ого, — протянул он, — и это всё, что ты помнишь?
— ...Автомобиль сложило, ревел гудок, нас придавило, вокруг огонь, я умирала, а женщина кому-то кричала: «Я ещё и мать!», — процитировала она незнакомку. Затем повторила чуть не по слогам, распробовав каждый звук на зубок: — «Я ещё и мать»...
Она выделила слово «мать» как нечто сокровенное и важное. И Синдзи всецело её понимает. Ему тоже так не хватает мамы.
— Затем громыхнуло, — оживилась Рей, — а за грохотом последовала тьма.
Юноша потерял дар речи. Не только от осознания того, что Аянами пережила, но и от нахлынувшей на неё щедрой многословности.