Борель. Золото (сборник)
Шрифт:
— Что манжетки затряслись? — пробасил хозяин, заметив растерянность парня.
Приискательские фасонные сапоги и запорожские шаровары придавали фигуре Арлахи вид таежного франта, налетчика, заправского золотничника. С Митрофаном он поздоровался без особого радушия. Видно было, что в людях он нуждался мало, а в их дружбе — особенно.
— Работаешь? — спросил его вожак.
— Арканил, но вывернули совсем с требухой… Коняг завожу, да деньжат не хватает.
— Выручим на первый случай!
— С прибылью, значит? — обрадовался
— Некорыстную зашибли вот с этим парнем. Где братия гуляет?
— В ресторане «Алдан». — Глаза Арлахи горели, как у волка ночью.
— Едем туда?
— Когда ночь напополам разломится. Сейчас на духов напоремся…
3
Женщина, которую Арлаха называл Домной, нажарила мяса с луком. Вкусный запах дразнил аппетит проголодавшихся путников. На столе появилась бутылка харбинского спирта, пара соленых омулей и огурцы.
Гурьян поперхнулся первым стаканчиком крепкого зелья и отказался пить. Он боязливо посматривал на узкий лоб и дерзко бегающие косые глаза хозяина. Затылок Арлахи был приплюснут, торчал назад брюквой, а челюсти работали, как мельничные жернова.
По сравнению с ним вожак казался мелким и ничтожным, как ишак против битюга.
Домна хлестала спирт наравне с приискателями и не пьянела.
— Слюнявый? — захмелевший хозяин кивнул на Гурьяна.
— Молод, но парнишка напористый, — ответил Митрофан.
— В работу надо пустить…
— Сам след нанюхает.
Приятели веселели. На столе, хрустально переливаясь, вздыбилась вторая бутылка. Арлыха вынес из-за перегородки сияющий перламутром и вороненым лаком баян. Широко развернув плечи, он давнул на басы. Плечи Домны задрожали, как густой студень, женщина знала нрав и вкусы своего временного повелителя. Одним прыжком выскочила на средину комнаты и рассыпала чечетку:
Ах шмара моя, шмара Стоишь дорогова, — Навернула одного, Выверни другого.Серьги и кольца брызгали россыпью лучей. Женщина раскинула по плечам обжеванные завивкой волосы, дрожа заласканными грудями, разжигала страсти угрюмых таежных скитальцев. Она знала падкую натуру охмелевших и расточительных в таком состоянии людей.
Половицы жалобно заскрипели, когда по ним ударил грузными сапогами взбешенный вожак. Маленькая голова Арлахи ушла в прямые плечи и в табачном чаду Гурьяну казалась луковицей. Хозяин рьяно мотнул головой и рявкнул:
Ах шмара моя, шмара Почаще ходи. Эх, побольше, побольше, Побольше носи.Глаза вожака мутнели. Он исступленно колотил ладонями по гулким голенищам, обливался грязным потом, пахнущим смолой. Гармонист оборвал
— Не наводи хмару, — обратился он к Гурьяну. — Хочешь смастачу из тебя доброго арканщика? — От тяжелой руки хозяина у парня заныли лопатки.
— Ну, катим, Митроха!
Арлаха оглянул истлевший азям гостя и скосил глаза на Домну.
— Подкинь ему чего-нибудь.
Митрофану Арлахина бобриковая тужурка пришлась как раз до ступней сапог.
— На монгольского попа смахиваешь, — сказал хозяин.
Домна проводила дружков на улицу и вернулась, вздрагивая голыми плечами. Ее расплывшаяся физиономия помрачнела, покрылась грязными пятнами. Она открыла шкаф и залепила лицо пудрой.
— Ты почему не пошел с ними?
Женщина подсела к Гурьяну и блудливо толкнула его локтем.
— А они куда пошли?
Глаза Домны закатились.
— Ни бельмеса ты, я вижу, не понимаешь… Не выперился еще. У твоего компаниона што есть? Золото? Ну, ну, не крутись, насквозь тебя вижу…
— Есть золото, — признался Гурьян.
— То-то, сметанник ты… Они пошли в «Алдан», по-нашему поплавок, где гуляют все хорошие воры и кошевочники… Если рука зайдет, то Арлаха может твоего поводыря вывернуть кверху овчинкой, и прощайся тогда со своими денежками.
Гурьян хотел встать, но Домна удержала его.
— Посиди… Ты не знаешь, что такое кошевочники?
— Нет, — нахмурился Гурьян.
— По здешним местам это первые налетчики. Пара хороших лихачей, аркан в руки и пошел… Попадется какой-нибудь лягаш в соболях или каракуле, а тут ему аркан на душу — и ваших нет… Тебя, длинноносого, Арлаха, видно, на это дело хочет обучить.
— Меня?
У Гурьяна остекленели глаза, толчками заколотилось сердце.
— Не меня же, — безмятежно продолжала Домна. — Тут надо с конями сладить и хорошо удавку наметывать, а ты, видать, не выболел.
Женщина вдруг озорно захохотала и припала к плечу Гурьяна.
— Угости коньячишком, зелененький.
Парню жаль было менять деньги, но делать было нечего. Домна жадно схрустнула в руке бумажку, а через полчаса на столе приветливо искрилась коричневая бутылка. Женщина отхлебнула из чайного стакана, Гурьян ждал сдачи. Но Домна снова села рядом и, впадая в дружественный тон, продолжала начатый разговор:
— Врюхались вы сюда в доску… Я раньше тоже в горничных жила, но один стервец завлек меня и бросил… Семь лет в заведении держали, а теперь вот Арлашке досталась… Вор он страшный, но с ним неголодно… Если ты останешься, то могу быть твоей втихаря. — Она потянулась и прошептала: — Ах, как охота в «Алдан».
— Ну и иди, — обрадовался Гурьян, затаив мысль о побеге из подвала.
— Нельзя мне туда… Городушница я. Засыпалась по одному делу, а духи ниточки теперь разматывают.
Домна шаткой походкой прошла к столу и выпила все оставшееся в стакане. Она пьяно улыбнулась и липкими губами потянулась к Гурьяну.