Боричев Ток, 10
Шрифт:
— Можно подумать! — обиделась бабушка Века за бестактный намек на плохую наследственность внука.
— Слушайте сюда! — поспешила исправить свой промах Лена. — Его надо подтянуть.
Ну да. Сами ни за что бы не додумались. Бабушка Лиза и так сидела рядом вечерами, пока он терзал домашнее задание. Переделывал нацарапанное на продленке. У бабушки Веки нервов не хватало. Она пряталась в кухне. Посуду мыла. Долго и тщательно. Сначала в миске с горячей водой терла тарелки губкой с хозяйственным мылом. Потом полоскала несколько раз до скрипа. Потом вытирала: предварительно специальной
— Так и быть. Позанимаюсь с ним, — вздохнула Нина. — Только чур, слушаться. Говори: как зовут маму медвежонка?
— Медбежиха.
— Псих! Медведица!
— Сама псих! То есть психа! Вериванна сказала: медбежиха — значит, медбежиха. Она лучше знает. А ты никакая не учительница.
— Нечего на Веру Иванну сваливать, если сам такой.
— Сама такая!
— Тихо! — не выдержала Оля. — Ничего не выйдет. Нужен репетитор.
На семейном совете взвесили все «за» и «против». С положительной стороны отметили Ирочку Лубан. Ее водили в прошлом году к пожилой учительнице на дом. Та давно вышла на пенсию, но мастерства не утратила. Результаты оказались впечатляющими: Ирочка полностью избавилась от троек и почти полностью избавилась от четверок. А двоек у нее и до репетитора не было.
С отрицательной стороны оказались плата за обучение — пятьдесят копеек за урок — и удаленность учительницы от Боричева Тока. Она жила, кажется, на Межигорской. Или Константиновской. Но не Ладо Кецховели, это точно. На Ладо Кецховели жил учитель физики, к которому ходил Ромка. Недолго, всего одну четверть. Ему много не надо. Он-то нормальный. В отличие от некоторых. Этих, как его… медбежат.
Нужно у Маши уточнить адрес. Нет, лучше телефон. Сначала договориться. Честно предупредить про медбежиху. Чтобы не подсунуть уважаемому человеку кота в мешке. Пусть знает, на что идет. И мобилизует все педагогические методы.
Учительница по телефону сначала согласилась. Потом подумала и увеличила оплату до 70 коп. Поняла, какой тяжелый труд ей предстоит. Заочно определила. Вот что значит опыт.
Водить Валерика поручили Нине. Все равно больше некому. Взрослые или на работе, или на пенсии. На пенсии ходить трудно. К тому же далеко. На Межигорскую (все-таки Межигорскую!) можно было доехать. На трамвае одну остановку (3 коп.). Потом на автобусе одну остановку (5 коп.).
Задачка решается устно:
1)3 коп. + 5 коп. = 8 коп.
2) 8 коп. x 2 ребенка = 16 коп.
Да прибавить еще гонорар учительнице. Вот и выйдет почти целый рубль. А ходить-то на уроки каждый день. Кроме субботы и воскресенья. Чтобы побыстрее подтянуть Валерика. А то Оле уже стыдно в школе появляться.
Даже в собственный день рождения пришлось тащиться с братом почти через весь Подол. Хотя сильно не хотелось. Голова болела. Выпал первый снег, что для середины октября было даже очень странно. Века по этому поводу
У учительницы было тепло и все потрескивало: дрова в печке, половицы, ходики и даже ее голос. Неприятно скрипел, когда она диктовала:
— Наступила осень… осень. Написал? Листья пожовкли… пожовкли.
— Может, пожухли? — ляпнула Нина. Нечаянно, потому что ужасно хотелось спать. Но это скрипуче-шершавое «пожовкли», занесенное осенним ветром из украинского языка, вытряхнуло ее из сонного оцепенения.
— Не спорь! Я лучше знаю. Посиди-ка ты во дворе. А то соседи. За стенкой все слышно. Еще скажут, что целый класс собрала.
Нина послушно кивнула, натянула пальто, берет и вышла во двор. Села на скамейку.
— Чего сидишь? К вчительке пришла? — спросила тетенька с ведром. Несла воду от колонки. Остановилась отдохнуть. В ведро упал золотистый кленовый лист и колыхался вместе с водой.
— Брата жду.
— А-а-а. Я-то подумала, у нашей уже очередь. Это ж какие деньжищи загребает, страшно подумать! Сколько платите?
— Не знаю. Нисколько.
— Скрываешь, значит, — прищурилась тетенька с ведром. — Покрываешь нетрудовые доходы. А еще небось пионерка.
— И не говори, Тася. — Из окна выглянула тетенька в бигуди. — Подпольный цех развернула. Вот бы сообщить куда следовает.
— Не надо сообщать. Мне только одного братика подтянуть. Маленького.
Тетенька с ведром хмыкнула, не посчитав причину уважительной.
— Охота была пачкаться! За маленького небось как за большого платют! — И ушла в дом. И кленовый лист унесла.
Стало жарко. Пришлось расстегнуть пальто, снять берет, подставить шею прохладному ветру. Но щеки так и пылали. И голова болела все сильнее.
— Кажется, я заболела, — пожаловалась Нина брату, когда он наконец вышел на крыльцо, волоча за собой портфель.
— Во! Чего болит? — Его огромные глаза переполнились влагой. Стали как коричневые озера. Кажется, назревало наводнение.
— Голова… и горло…
Странно, что болело горло. Гланды-то вырезали. Чему там болеть, спрашивается?
— Давай портфель понесу, — вызвался брат.
Маленький совсем. Тяжело ему. Нина оба портфеля отобрала. Она все-таки сильнее, хоть и больная. Добрели до автобусной остановки. Хорошо бы немного проехать. Но денег — ни копейки.
— Давай скажем шоферу, что у нас денег нет, — предложил Валерик.
— Он нас наругает и все равно не пустит.
— Сам скажу! — Валерик схватил Нину за рукав и подтащил ее к передней двери. — Дяденька вагоновожатый! Ой, то есть шофер! Дя-день-ка!!!
— Кто тут пищит? — Водитель выглянул из закутка за шторкой.
— Дяденька шофер! Это моя сестра. Она сильно заболела. Сильно-пресильно. А у нас денег нет. Подвезите до конечной, пожалуйста.