Борис Парамонов на радио «Свобода»-2009
Шрифт:
Нельзя сказать, что современники не поняли именно этого пункта. Он и вызвал наибольшее раздражение и наиострейшую критику. Милюков организовал даже противовеховский сборник. Тут главная мысль была: в России самое страшное не революционная мысль интеллигенции, а практика государственной власти — тут корень бед.
Веховцы в свою очередь отвечали, что непонимание реформаторской работы «Вех» оказалось среди интеллигенции настолько всеобщим, что только подтверждает их диагноз.
Так каков же был диагноз — какова мысль, объединившая всех участников «Вех» (их было семеро — Бердяев, Булгаков, Гершензон, Изгоев, Кистяковский, Струве, Франк)? Эту общую мысль сформулировал в предисловии к сборнику Михаил Осипович Гершензон:
Сергий
«Люди, соединившиеся здесь для общего дела, частью далеко расходятся между собою как в основных вопросах «веры», так и в своих практических пожеланиях: но в этом общем деле между ними нет разногласий. Их общей платформой является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства. С этой точки зрения идеология русской интеллигенции, всецело покоящаяся на противоположном принципе — на признании безусловного примата общественных форм, — представляется участникам книги внутренно ошибочной, т. е. противоречащей естеству человеческого духа, и практически бесплодной, т. е. неспособной привести к той цели, которую ставила себе сама интеллигенция, — к освобождению народа.
Мы не судим прошлого, потому что нам ясна его историческая неизбежность, но мы указываем, что путь, которым до сих пор шло общество, привел его в безвыходный тупик. Наши предостережения не новы: то же самое неустанно твердили от Чаадаева до Соловьева и Толстого все наши глубочайшие мыслители. Их не слушали, интеллигенция шла мимо них. Может быть, теперь разбуженная великим потрясением, она услышит более слабые голоса».
Итак, главная мысль — порочность мировоззрения, озабоченного вопросами внешнего устроения жизни вместо обращения мыслью к глубинам бытия; строго говоря, некультурность русской интеллигенции. В статье самого Гершензона говорилось, что интеллигенты не поняли и не оценили главного, важнейшего в русской культуре, что им чужды Толстой и Достоевский, Фет и Тютчев, Чаадаев и Владимир Соловьев. И общая мысль всех веховцев: в той установке интеллигентского мировоззрения, в которой «единым на потребу» было освобождение и благо народа, совершенно естественно укоренялась мысль, что культурное творчество — понимаемое в самом широком смысле — неважно, вторично, роскошь барского стола и чуть ли не измена народу.
В опровержение этого интеллигентского предрассудка наиболее важной статьей «Вех» можно назвать статью Семена Людвиговича Франка «Этика нигилизма». Тут сами за себя будут говорить его слова:
«…Русскому интеллигенту чуждо и отчасти даже враждебно понятие культуры в точном и строгом смысле слова (…) Это понятие основано на вере в объективные ценности и служении им, и культура в этом смысле может быть прямо определена как совокупность осуществляемых в общественно-исторической жизни объективных ценностей (…) Если из двух форм человеческой деятельности — разрушения и созидания, или борьбы и производительного труда — интеллигенция всецело отдается только первой, то из двух основных средств социального приобретения благ материальных и духовных — именно распределения и производства — она также признает исключительно первое (…) Социализм и есть мировоззрение, в котором идея производства вытеснена идеей распределения (…) Моральный пафос социализма сосредоточен на идее распределительной справедливости и исчерпывается ею; и эта мораль имеет свои корни в механико-рационалистической теории счастья, в убеждении, что условий счастья не нужно вообще созидать, а можно просто взять или отобрать их у тех, кто незаконно завладел ими в свою пользу (…) Дух социалистического народничества, во имя распределения пренебрегающий производством, доводя это пренебрежение не только до полного игнорирования, но даже до прямой вражды, в конце концов, подтачивает силу народа и увековечивает его материальную и духовную нищету».
Дальше у Франка самое интересное — глубочайшее проникновение в русскую психею: русский интеллигент не любит богатства, потому и не озабочивается его производством, любимый русский персонаж — и уже даже не интеллигентский, а общенародный — бедняк, юродивый, Иванушка-дурачок. Это как раз то, что увидел осуществленным в советском социализме гениальный Андрей Платонов. Но не забудем, что у
Продолжим словами Семена Франка:
«Подводя итог сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия (…) С аскетической суровостью к себе и другим, с фанатической ненавистью к врагам и инакомыслящим, с сектантским изуверством и с безграничным деспотизмом, питаемым сознанием своей непогрешимости, этот монашеский орден трудится над удовлетворением земных, «слишком человеческих забот о едином хлебе».
Из сказанного ранее самим же Франком ясно, что с таким мировоззрением и с такими аффектами никакого земного преуспеяния быть не может, никакие «хлебы» не появятся. Франк в приведенных словах описал большевика — как предельный тип русского интеллигента и, более того, «большевизм» как некую потенцию русской жизни вообще.
Что говорят «Вехи» сегодняшнему сознанию? В чем они неизбежно устарели и в чем продолжают быть актуальными? Изменился, конечно, тип интеллигента — из его мировоззрения испарилось народничество, поскольку в большевицком режиме интеллигенты сравнялись страданиями с народом, вместе сидели в ГУЛАГе. Господствующим типом интеллигента стал профессионал интеллектуального труда, и, безусловно, изменилось интеллигентское отношение к культурной элите, ставшей в позднесоветские застойные времена чем-то вроде властителей дум. Это что касается советской пореволюционной истории.
Что же сейчас, в постсоветском пространстве и времени? Есть тут место для «Вех»?
Парадоксально, но именно сейчас начинает обретать значение тот вопрос, который «Вехи» не посчитали главным — вопрос о характере российской власти. В начале 90-х годов она опять попала в руки интеллигентов, хотя бы и иного мировоззрения, и опять в стране наступила анархия. Сейчас анархии нет, власть сильна. Но она, будучи в глубине плодом советского, а тем самым радикально-интеллигентского (в смысле «Вех») воспитания, уже с новых высот и в новой обстановке занимается всё тем же распределением, а не производством, распределением неравномерным, конечно: низам немножко, верхам — очень много. Проблемы российской истории не решены, русская жизнь протекает не в оптимальном режиме. Поэтому кризисы неизбежны, покоя нет и не будет.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/1510033.html
Роковые яйца
Мир продолжает обсуждать историю американки Нади Салеман, которая с помощью искусственного оплодотворения родила восьмерых близнецов. У нее уже было шестеро детей.
Начать можно издалека: от темы литературных жанров и их эволюции. На пороге двадцатого века научно-фантастическая литература обрела своего классика — Герберта Уэллса. И до него такое было, но Жюль Верн, помимо того, что как писатель несравним с Уэллсом: намного ниже, — помимо этого он брал тему излишне оптимистически, он не видел проблем, возникающих вместе с техническим прогрессом, рисовал картины слишком оптимистические. Уэллс проблему уже видел. Его романы в этом жанре построены на той сюжетной завязке, что изобретение попадает в руки профана и обретает самые неожиданные и крайне нежелательные последствия. Самый известный роман с таким сюжетом — «Пища богов». Изобретено средство, намного увеличивающее не только чисто физические, но и умственные потенции человека, появляется возможность создать новый антропологический род мудрых гигантов. Но вместе с тем, от непредвиденной оплошности, появляются гигантские куры, способные заклевать человека, и прочая устрашающая тварь.
В русской литературе есть знаменитое сочинение, построенное по модели «Пищи богов», — повесть Михаила Булгакова «Роковые яйца». Об антисоветской направленности этой вещи говорить сейчас ни к чему — она остается актуальной и вне большевиков. Это всё та же тема опасности неуправляемого технического прогресса.
Процедура, которой подвергли Надю Салеман и дальнейшая инкубация ее потомства, уже влетели в копеечку — 3100000 долларов.
Сейчас в Америке случилась история, с высокой иронией укладывающаяся в рамки этого сюжета. Некая Надя Салеман, имеющая шестерых детей, полученных в результате искусственной фертилизации, захотела дальнейшего увеличения своего потомства. Тот же доктор произвел соответствующую процедуру, и она родила еще восьмерых.