Бородинское поле

Шевцов Иван Михайлович

бывает. В сложное время живем".

Рассудив так, он начал ждать Думчева. Последние

пятнадцать лет их связывала крепкая дружба, несмотря на

значительную разницу в возрасте. И дело не в том, что они

почти всю войну были однополчанами, бок о бок шли начиная

с Бородинского поля и до самого последнего выстрела в сорок

пятом. Что-то было особенное в их характерах, пожалуй,

скорее, в мировоззрении, что порождало в них не просто

симпатию

друг к другу, а притягательную потребность друг в

друге.Генерал Макаров все еще не мог привыкнуть к той новой

и необычной для него обстановке, в которой он оказался, уйдя

на пенсию. Он не знал, как распорядиться свободным

временем, которое теперь у него было в избытке. Он уже

вступил в члены двух обществ: Общества охраны природы и

Общества охраны памятников истории и культуры. Александра

Васильевна недоумевала: зачем так много? Достаточно одного

общества, но нужно работать, а не просто числиться.

Например, охрана памятников. Она знала, что этой острой

проблемой муж интересуется давно, еще раньше обзавелся

всевозможной литературой по истории Москвы, покупал у

букинистов редкие книги и альбомы. А он возражал: природа -

это вторая его привязанность и любовь. Она, пожалуй, более

беззащитна и уязвима, чем памятники истории и культуры. И

уж нет нужды говорить о значении окружающей среды для

человечества.

У Макаровых был собственный "Москвич", водительские

права имели оба - генерал и генеральша, но пользовались

машиной мало: у Глеба Трофимовича была служебная,

Александра же Васильевна говорила:

– Уйдем с тобой на пенсию, тогда дадим нашему

"Москвичу" полную нагрузку. Будем ездить по стране

туристами, знакомиться с достопримечательностями, с

памятниками истории и культуры.

И вот весна в разгаре, они оба на пенсии, а "Москвич" их

по-прежнему не выходит из гаража. Вчера Глеб Трофимович

сказал решительно:

– Все, баста, - послезавтра едем по маршруту Золотого

кольца. Первая остановка - Загорск. Так что готовься.

А собственно, что готовить? Александра Васильевна

решила сегодня запастись в дорогу кое-какими продуктами. А

утром позвонил Коля: внук, говорит, занедужил, приезжай, мол,

бабушка. И бабушка вместо магазинов поехала к больному,

поручив мужу купить продукты.

Ходить по магазинам Глеб Трофимович не любил: не

мужское это дело. Тем более сегодня он собирается зайти в

библиотеку. Хотелось посмотреть кое-какую историко-

географическую и этнографическую литературу о местах,

входящих

в Золотое Кольцо. "В магазины успеется, - рассудил

Макаров, облачаясь в серый штатский костюм. - Если у

мальчишки высокая температура, то поездку, намеченную на

завтра, придется отложить. А библиотека - дело нужное и

первостепенное".

Проспект Мира, утопающий в ярких лучах майского

солнца и алых полотнищах, которые еще не убрали после

Первомая в ожидании Дня Победы, бурлил потоками

автомашин. Макаров любил эту просторную магистраль

северной части столицы, застроенную еще не стандартными

коробками. Здесь каждый дом имел свое, только ему присущее

лицо, яркое и выразительное. В основном это были здания,

возведенные в послереволюционное, советское время. От

бывшей Первой Мещанской улицы сохранилось немного

строений; некоторые из них, такие, как дом Валерия Брюсова,

представляли историческую ценность. Другие же, ветхие,

осунувшиеся под тяжестью неумолимого времени, зажатые с

обеих сторон нарядными и прочными восьми- и

десятиэтажными зданиями, глядели на проспект блеклыми,

запыленными окнами обреченно и своим жалким видом

напоминали бедных, старых, позабытых родственников,

безропотно коротающих свой век. Новые здания на проспекте

Мира, построенные по индивидуальным проектам, Макарову

определенно нравились. Они как и люди - каждый дом имел

свой характер, свою одежду, и это нисколько не дробило

впечатления - напротив, получался цельный и стройный

ансамбль. Не было безликого однообразия, скучной серости,

какая, по мнению Макарова, определяет Калининский

проспект, где даже кричащая, выставляющая себя напоказ

"вненациональная современность" не может стереть печать

холодного, унылого рационализма.

В библиотеке, облокотившись на барьер, стоял лохматый

юноша, щурил на молоденькую библиотекаршу насмешливые

глаза и лениво вопрошал:

– Ну так что ты мне предложишь для моего воспитания?

– Вот возьми "Соль земли". Интересная. Я читала.

– Про соль не хочу, - наигранно поморщился юный

читатель.
– Дай что-нибудь такое... пресное.

– Ну что тебе? Вот, пожалуйста, "Живые и мертвые". Про

войну.- Не надо мертвых. Я жить хочу.

– Тут и живые есть.

– Все равно не надо. Живые рядом с мертвыми.

– "Новый век".
– Библиотекарша подала юноше толстую

книгу в суперобложке. Тот повертел ее в руках, взвесил и