Бородинское поле
Шрифт:
свойственной ему прямотой:
– Может, я устарел и думаю отжившими категориями, не
по-современному. Может, я чего-то недопонимаю... - Он не
закончил мысль, потому что Новиков опять перебил его тоном
тихого сожаления:
– Да, генерал, именно так. Вы погорячились, решая
судьбу Федорова, не подумали...
– О последствиях?
– О судьбе молодого способного офицера. И человека, -
уклончиво ответил Новиков, щуря вдруг потемневшие
которых искрились злые огоньки. И они-то вывели из себя
обычно спокойного, уравновешенного Думчева. Он вспылил:
– Если мои решения и приказы глупы, тогда меня нужно
увольнять! В отставку!
Новиков театрально развел руками, и этот
красноречивый жест подтвердил краткой, со значением
фразой:
– Всему свое время, - и протянул Думчеву руку.
4
Недели через две после отъезда генерала Новикова
Думчева вызвали в управление кадров. Николай
Александрович не на шутку забеспокоился: он ожидал вызова
к своему начальству по материалам инспекции, но начальство
его не приглашало, и вообще не было никаких разговоров на
этот счет. И вдруг - в управление кадров. Естественно,
одолевали вопросы: зачем, по какому делу? Николай
Александрович пытался строить догадки, прикидывал и так и
этак, перебрал различные варианты, строил всевозможные
предположения, из которых наиболее вероятными, реальными
были два: либо по делу увольнения Федорова, либо по
вопросу. . увольнения его самого на пенсию. Последний
вариант вызывал в нем тревогу и боль, какой-то осадок на
душе, наводил на грустные, тягостные размышления.
Совсем недавно, около месяца тому назад, ушел на
пенсию Глеб Макаров, его фронтовой командир и друг. Тут
было все естественно, нормально, как говорится, в порядке
вещей - Глебу Трофимовичу шел шестьдесят восьмой год.
Думчеву же в августе будет только пятьдесят четыре, можно
сказать, пора творческого расцвета. Он полон энергии и сил,
как физических, так и духовных, у подчиненных пользуется
авторитетом, начальство к нему претензий, по крайней мере до
сего дня, не имело, об отставке он и не помышлял, во всяком
случае, это был вопрос совсем не ближайшего будущего.
Значит, Федоров. Получается, что при любом варианте
причина вызова в управление кадров - Федоров.
Николай Александрович выехал в Москву утром и
вопреки обыкновению сел не рядом с водителем, а сзади. Он
хотел уединиться таким образом, собраться с мыслями и
спокойно, не торопясь проанализировать свои действия в
отношении
деле Федорова. Новиков считает, что из Федорова может еще
получиться толковый офицер. Искренне ли он считает или из
уважения к отцу Федорова? Конечно же последнее, да и сам
Новиков этого не скрывает, напротив, он всячески старался это
подчеркнуть, ссылаясь даже на вышестоящее начальство.
Протекционизм всегда претил Думчеву, возможно потому, что
все, чего он достиг, досталось ему без чьей бы то ни было
помощи, содействия или покровительства. Сам, своим горбом,
не надеясь на дядю, строил он свою жизнь и всегда презирал
тех, кто пробирался в "сферы" с черного хода.
"Ну хорошо, - размышлял Думчев, - а если оставить
протекционизм и прочие субъективности и предположить, что
генерал Новиков искренне, по убеждению своему считает, что
Федорова следовало оставить в армии, то на чем основаны
его убеждения? Федоров - хороший специалист. Что ж, верно,
и он, Думчев, не станет этого отрицать. Но достаточно ли
одного этого для офицера? А дисциплина, исполнительность,
чувство высокой ответственности за порученное дело - разве
это не главное, разве без этих качеств может быть настоящий
офицер? И грош цена техническим знаниям и
профессиональному умению того офицера, который бросает
боевую технику, оставляет часть и самовольно уходит к
женщине, пусть даже к невесте или жене. Офицер - это
профессия, требующая призвания, таланта, как скажем,
профессия художника или композитора. Разве может человек,
лишенный музыкального слуха, сочинять музыку?
Дисциплина, исполнительность, внутренняя собранность,
как никогда, нужны современной армии: это же основа
боеготовности в эпоху межконтинентальных ракет. Думчев
убежден в своей правоте. И генерал Новиков, несомненно,
такого же мнения, и, отстаивая Федорова, он находился под
влиянием иных, преходящих мотивов. Кто-то его просил, кому-
то он пообещал, слово дал, жертвуя принципами. Вот почему
он был так настойчив, советовал, намекал, предупреждал.
Думчев не внял его советам, и вот теперь придется
расплачиваться за свою железобетонную принципиальность.
Уходить на пенсию Думчев не хотел. Он был убежден,
что его фронтовой опыт, знания очень нужны современной
армии, и было бы непростительным расточительством
отказываться от таких, как он, прошедших через огонь войны и