Бортовой журнал 5
Шрифт:
Если министр обороны, читая доклад о своем министерстве, аббревиатуру ВВС произносит как «Би-Би-Си», то объяснение этому явлению надо искать у дедушки Фрейда.
К чему я все это? Да так. Ни к чему. Просто мысли вслух. Так. О своем.
Этим летом я побывал на военно-морском салоне в Петербурге. Там у причала встал один натовский корабль и один наш. «Испанец» выглядел сытым, довольным. У трапа – никого, но видеонаблюдение ведется, конечно. А наш «Стерегущий» – покрыт специальным покрытием.
– Действительно не берет? – спросил я.
– Считается, что не берет! – ответили мне.
– Но из космоса видно же?
– Конечно видно!
Правда, кое-где покрытие уже отслаивается, а у трапа «Стерегущего» все тот же матрос в бушлате (и чего человека не жалеют, в бушлат нарядили, лето же), и штык-нож у него на поясе болтается.
Я, как только этого вахтенного увидел, так и подумал: «Господи, ничего не меняется!» – тот же матрос, тот же бушлат, тот же штык-нож. У натовцев жизнь человеческая видна во всем, у нас – все по-прежнему.
А штык-нож удивительное оружие. Когда надо, он ничего не способен проткнуть, а когда не надо – входит как в масло.
На салоне оживление, суета. Много разведчиков. Я их сразу отличаю. Взгляд у них – то цепкий, то ленивый, равнодушный, а то и радостный. Они каждый год нас посещают. Не забывают. Интересуются, умер ли гигант. Интерес во взгляде то и дело сменяется равнодушием – умер. Или радостью – не ошиблись, умер.
Есть англичане, американцы (куда ж без них), немцы, испанцы, парочка скандинавов. Все прекрасно говорят по-русски, но между собой – на родном, так что несколько слов уловить все-таки удается. Особенно мне нравятся англичане – всю империю растеряли, но за свои острова держатся намертво – Объединенное Королевство превыше всего.
А наши пытаются продать, продать, продать, а в покупателях– китайцы и индусы. Интересно все-таки, у Индии военный бюджет не намного отличается от нашего, а покупают они на него военной техники в два, нет, пожалуй, что и в три раза больше, чем мы, в том числе и у нас.
Это я не к тому, что деньги наши куда-то деваются, это я к тому, что, может, нам попросить братьев-индусов, чтоб они нам для наших Вооруженных сил закупили бы вооружение у нас же и нам бы его потом передали? А? Как считаете? Получилось бы больше. Уверен.
То есть после салона я себя чувствовал как-то не очень.
А через некоторое время – о радостная весть! – наши в море вышли – «Кузя» и сопровождение. Повезли, стало быть, демонстрировать всем нашу общую мать.
А «Кузя» – это прозвище такое. Так у нас ТАКР «Кузнецов» про меж себя прозывается.
Ну, и крики сейчас же: «Мы покажем! Мы покажем!»
Покажем обязательно. Ага. Просто всем.
Тренироваться надо. Тихо. А не орать.
Крики – это вранье. Возбуждением патриотизма это называется.
Те, что за рубежом, все про нас знают, и их нашими походами не испугать,
Когда я курсантом сдавал экзамен по забытому теперь марксизму-ленинизму, мне задали вопрос: «Что такое советский патриотизм?»
Я ответил, что это любовь к Родине, к месту рождения.
– А у американцев что, нет патриотизма?
– Есть!
– А чем наш-то отличается?
– Ничем!
– Да нет, отличается наш.
А наш, как оказалось, отличался тем, что был он любовью и к Родине, и к Коммунистической партии.
О как! То есть у нас предметов для обожания не один, а два, так что при взаимности наш получался в два раза толще.
Однажды один классик обронил: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев!»
Меня это его высказывание очень долго возмущало – «Как же? Как же? А я?» – а потом я начал думать.
У нас же о патриотизме никто не думает. У нас только вскликнут: «Патриотизм!» – и немедленно все замирают, потому что если не замер, то не свой. Страшное это дело – возбуждение. Страшное, потому что ложное. Лгут, лгут, лгут. Выдают желаемое за действительное.
Патриотизм – он же из глубин. Из глубин веков. И он не из тех времен, когда кочевник у селянина жену, да скот, да детей малых в полон угонял. Он глубже. Звериное это. От территории. Этим все живое от мыши до слона наделено. Просто человек это чувство словом назвал.
Патриотизм – это зверь, обитающий в тесных глубинах души. Страшной силы зверь. Огненный. Это огненный дракон. Он оттуда, из этого своего заточения, вызывается не часто. Он вызывается по случаю. Случается случай – и убивец, жуткий кровопийца, взывает ко всем блеющим голосом: «Братья и сестры!» – это он правильными словами дракона зовет.
И дракон выходит на зов.
Это потом, после победы, можно опять всех в железо и в Сибирь. В лагеря. Потому что дракон тот может и кровопийцу легко извести.
Так что вызывать того дракона следует редко. На дело.
На ложный вызов дракон может выйти, но тогда ему жертва нужна.
И потом, от множества ложных вызовов глохнет дракон, и когда надо будет по-настоящему, может и вовсе не выйти.
Вот в чем вся штука.
Так что те, что зовут его просто так, в помыслах своих нечисты. Оттого и негодяи.
Маннергейм – личность. И личность сложная. Им можно восхищаться и негодовать, что честь русского офицера не сохранил. Но в образовании ему отказать нельзя. Думаю, мукам совести он был подвержен. Не нам его судить.
Не каждое образование заканчивается вольнодумством, но без образования нет вольнодумства.
Не каждое вольнодумство связано с достоинством, но без оного достоинства не бывает.
Министр запел.